415
Упоминание о том, что Джорджоне был превосходным музыкантом, есть во всех его биографиях. Шедеврами, выразившими музыкальность натуры этого художника, долгое время считали два «Концерта» — в Палаццо Питти (переатрибутирован Тициану) и в Лувре (Себастьяно дель Пьомбо?). Ср. с «концертной душонкой» Парнока (II, 483).
Ср. также устойчивую коннотацию подделки у египетских марок начала XX в., выявленную Омри Роненом. — Ронен О. Поэтика Осипа Мандельштама. СПб., 2002. С. 30.
Д’Аннунцио Г. Пламя // Д’Аннунцио Г. Собр. соч. СПб., [1907]. Т. 7. С. 58. Пер. З. А. Венгеровой (дальняя родственница Мандельштама).
Патер В. Ренессанс. Очерки искусства и поэзии. М., [1912]. Пер. С. Г. Займовского.
«Венецианский эпилог» вошел в III том «Образов Италии», напечатанный Гржебиным в Лейпциге в 1924 г. К ввозу в Россию том запрещен не был (Блюм А. В. Запрещенные книги русских писателей и литературоведов. 1917–1991. СПб., 2003).
Подробную историю атрибуций см.: Императорский Эрмитаж. Каталог картинной галереи. Ч. 1. Итальянская и испанская живопись. СПб., 1912. С. 86, а также Фомичева Т. Д. Венецианская живопись XIV–XVIII веков (Государственный Эрмитаж: Собрание западноевропейской живописи. Каталог). Л., 1992. С. 173–175.
Berenson В. The Venetian Painters of the Renaissance… New York, 1897.
Муратов П. П. Образы Италии. М., 1993. Т. 3. С. 406.
Бенуа А. Н. Путеводитель… С. 49–50. Ср. вариацию трактовки Бенуа в популярном издании: «Странное, жуткое очарование исходит от „Юдифи“ <…>: ее взор опущен (как почти всегда у Джорджоне), весь облик выражает глубокую задумчивость, какое-то отчуждение от мира, между тем как ее нога бестрепетно попирает голову Олоферна». — Конради В. Среди картин Эрмитажа. Пг., 1917. С. 32.
О биографическом подтексте «Футбола» см.: Пяст В. Встречи. М., 1997. С. 170, а также комментарии А. Г. Меца в: Мандельштам О. Э. Собр. соч. и писем. М., 2009. Т. 1. С. 679.
Ср. рассуждения Бенуа об образе Мадонны из Кастельфранко Джорджоне: «Не одно желание придать скромность выражения Пресвятой Деве заставило его изобразить Марию с опущенными веками. Да и Мария ли это? <…> Это, несомненно, портрет любимой художником женщины, которую он посадил на неприступный трон, которую он заставил опустить глаза, скрыть глаза, чтобы не видеть их и уйти от мучительных сомнений. Неизвестно, что тревожит больше: „циничные“ ли глаза Джоконды или этот потупленный взор, в котором никому не прочесть разгадки» (Бенуа А. Н. История живописи. Т. 2. С. 368). Пользуясь случаем, заметим, что этот фрагмент «Истории живописи» мог отозваться в стихотворении Блока: «Глаза, опущенные скромно, / Плечо, закрытое фатой… / Ты многим кажешься святой, / Но ты, Мария, вероломна…» (1914; в ранних редакциях — под заглавием «Мадонна» и с географической «привязкой» в начальной строке: «В венецианской церкви темной…»). Об «аромате неги и чувственности», окружающем Мадонну из Кастельфранко, см. также у Мутера (Мутер Р. История живописи от средних веков до наших дней. С. 199), которого Блок читал перед поездкой в Италию.
Бенуа А. Н. История живописи. Т. 2. С. 366.
Эрмитаж за 10 лет. 1917–1927. Краткий отчет. Л., 1928. С. 4. К образу евнухов ср. также сравнение музея с гаремом в «Как светотени мученик Рембрандт…» и образ «молочного вегетарианца» Благого, стерегущего веревку Есенина, в «Четвертой прозе».
См. путеводитель к выставке: Струве В. В. Заупокойный культ Древнего Египта. Пг., 1919.
Бенуа А. Н. История живописи. Т. 2. С. 401–402.
Там же. С. 402.
Бенуа А. Н. Путеводитель… С. 51–52.
Бенуа А. Н. История живописи. Т. 2. С. 366.
Муратов П. П. Образы Италии Т. 3. С. 404.
«Простой мешок на примерке <…> портной-художник исчертил пифагоровым мелком и вдохнул в нее жизнь и плавность: Иди, красавица, и живи!» (II, 466).
«Мервис похитил ее как сабинянку» (II, 466).
Ср. упоминание боковой дорожки в Летнем саду как одного из привычных мест свиданий петербуржцев (II, 470), которым пренебрегали только сумасшедшие (и среди них Парнок).
Указание на Тьеполо дано в: Мандельштам О. Э. Сочинения: В 2 т. Т. 2. С. 408. Заметим, что мотив соперничества между скульптурой и живописью входит в биографии Джорджоне, начиная с Вазари.
С осторожностью предположим, что живописный подтекст мог быть и у оставшегося в черновиках описания того, как Парнок смотрит на любимую рубашку, только что объявленную собственностью Кржижановского: «Он смотрел на нее, <…> как в детстве глядят — на милое вишенье через изгородь чужого сада. И [эта милая рубашка] еще одна в вишневую клетку — и еще одна красногрудка… [эта сестра-малиновка была недоступна]» (II, 566). В правом нижнем углу «Мадонны с вишнями» Тициана (1515) изображен маленький Иоанн Креститель, тянущийся к вишням; трогательные поза и жест ребенка заимствованы из «Мадонны с чижом» Дюрера (написана в 1506 г. в Венеции). У Дюрера малыш тянется не к вишням, а к птичке (ср. мандельштамовскую пару вишенье — красногрудка/малиновка). Связь двух картин могла быть отмечена в какой-то искусствоведческой работе, найти которую нам пока не удалось (к четырехсотлетию смерти Дюрера в 1928 г. число работ о нем резко возросло). Сам факт влияния Дюрера на Тиниана был к тому времени общеизвестен; см., например: Crowe J. A., Cavalcaselle G. B. A History of Painting in North Italy… Ixrndon, 1871. Vol. 1. P. 177; Бенуа A. H. История живописи. Т. 2. С. 406.
В частности, авторитетнейшего мнения Вальтера Патера оказалось недостаточно для того, чтобы удержать за Джорджоне авторство «Концерта» в Палаццо Питти: большинство искусствоведов согласились считать эту картину работой Тициана. В этой перспективе Патер кажется каламбурным двойником «отца Бруни» (лат. pater — отец), бессильного перед мнением «лживого, бессовестного хора» (II, 474). Каламбурная игра с фигурой «отца Бруни» может захватывать, наряду с В. Патером, и любимого переводчиками 1920-х гг. героя Честертона (см. сборники «Неверие патера Брауна», Л., 1927; «Простодушие патера Броуна», Л., 1924; «Тайна патера Брауна», Л., 1928). Родством с католическим Father Brown можно объяснить и многократное именование его «отцом Бруни» вместо «отца Николая», и его немыслимую для православного священника безбородость, вкупе с экуменическими мечтами «отслужить православную обедню в Риме» (II, 566). О приеме совмещения реальных и литературных двойников в «Египетской марке» см.: Тименчик Р. Д. Артур Яковлевич Гофман // Тименчик Р. Д. Что вдруг. Статьи о русской литературе прошлого века. Иерусалим; Москва, [2008]. С. 432–439.
Заметим, что в «Египетской марке» отсылки к живописным реалиям и подтекстам часто вводятся через каламбуры. Приведем два характерных и (насколько нам удалось выяснить) до сих пор не отмеченных примера. Во фразе «Наскоро приготовив коктейль из Рембрандта, козлиной испанской живописи и лепета цикад и даже не пригубив этого напитка, Парнок помчался дальше» (II, 477) определение «козлиная» это буквальный перевод термина capriccioso, характеризовавшего тот стиль, за которым к концу XIX в. закрепилось определение барочный. Ср.: «Capriccioso, от carpo — козел, в смысле: своеобразно, остроумно и глубоко; часто встречается у Vasari Выражение величайшей похвалы по адресу Микель-Анджело» (Вельфпин Г. Ренессанс и барокко. Исследование о сущности и происхождении стиля барокко в Италии. СПб., 1913. С. 12).
Второй пример: «Надо лишь снять пленку с петербургского воздуха, и тогда обнажится его подспудный пласт. Под лебяжьим, гагачьим, гагаринским пухом — под тучковыми тучками, под французским буше умирающих набережных, под зеркальными зенками барско-холуйских квартир обнаружится нечто совсем неожиданное» (II, 491–492). Каламбурная игра, к расшифровке которой настойчиво приглашает нас сам автор, указывая на «совсем неожиданный» слой, скрытый под очевидными реалиями, связывает петербургские топонимы с именами известных художников.
