Под нажимом властей новиковские организации начали разваливаться. Между тем в 1787 г. Новиков предпринял дело, которое не могло не испугать Екатерину II. Как раз в этом году она совершала поездку по России и доехала до Крыма, причем путешествие обставлялось невероятно пышно, сопровождаясь фальшивыми театрально-эффектными демонстрациями якобы всеобщего блаженства под скипетром монархини. И вот, когда Екатерина была на юге, выяснилось, что в стране неурожай, что начался страшный голод. Екатерина вернулась в столицу без шума, как бы спасаясь от народного отчаяния. Бедствие приняло ужасающие размеры, но правительство не могло и не хотело помочь народу. В это именно время Новиков собрал своих масонов и потребовал поддержки его плана помощи голодающим. Богач Походяшин был так потрясен горячим красноречием Новикова, что тут же обещал пожертвовать значительную часть своего состояния, и действительно дал на первый случай 300 000 рублей. Новиков покупал большие партии хлеба и организовал безденежную раздачу его крестьянам и в Москве, и в своей подмосковной усадьбе Авдотьине. Он накормил сотню деревень и сел. При этом он просил крестьян, если они смогут, вернуть ему стоимость хлеба деньгами или натурой в будущем году. Действительно, через год стали поступать деньги и хлеб от крестьян. Однако Походяшин отказался взять обратно пожертвованные им суммы. Тогда Новиков устроил на полученный капитал запасные магазины хлеба на случай нового неурожая.
Вся эта операция имела очень большое значение. Новиков не только сделал хорошее дело и спас многих крестьян от гибели, но он заставил тысячи людей, проклинавших власти, благословлять его, Новикова.
В том же 1787 г. был издан направленный главным образом против Новикова указ о «запрещении в продажу всех книг, до святости касающихся, кои не в синодальной типографии печатаются». Этим указом изымались из продажи очень многие книги, изданные Новиковым. Его издательские предприятия все более запутывались в материальных затруднениях. Наконец в 1789 г. истек срок аренды Новиковым университетской типографии, и контракт с ним по указанию Екатерины II не был возобновлен. Типография и газета перешли в другие руки. В 1791 г. закрылась Типографическая компания. Еще раньше распалось Дружеское ученое общество, прекратили работу учительская и переводческая семинарии. Розенкрейцеры были подавлены. Новиков был разорен и не мог выпутаться из сложнейших денежных расчетов с участниками его организации. В довершение всего он овдовел и сам хворал.
Тем временем Екатерина узнала о том, что Новиков еще в 1780-х годах вел через третьих лиц переговоры с Павлом Петровичем. И это, и связи с подозрительными немцами послужили достаточным поводом для того, чтобы расправиться с человеком, неугодным Екатерине уже более двадцати лет и явно вызывавшим у нее страх. В 1792 г. Новиков был арестован и затем заключен в Шлиссельбургскую крепость. Следствие вел. сначала в Москве главнокомандующий Прозоровский, затем в Шлиссельбурге знаменитый «кнутобойца», тайный агент Екатерины – Шешковский. Новиков был приговорен к заключению в крепость на 15 лет. Есть основания думать, что во время следствия он был подвергнут пытке.
Все масонские организации в Москве были ликвидированы: розенкрейцеры были на подозрении, а кое-кто из них выслан в свои деревни под присмотр полиции. Книгопродавцев, продававших новиковские издания, судили и приговорили к плетям, каторге, кнуту, вырыванию ноздрей; помучив их ожиданием казни, Екатерина помиловала их.
Павел I в первый же день своего царствования, 7 ноября 1796 г., приказал освободить Новикова. «Дряхлый, старый и согбенный», он вернулся в свое Авдотьино. Он жил еще много лет вдали от всяких дел, разбитый своей катастрофой, все более погружаясь в мистику.
Начало русского сентиментализма. Параллельно тем же процессам, которые обусловили обращение бывших рационалистов и либералов из дворянских интеллигентов к мистике, розенкрейцерству, масонской романтике и истерическому копанью в собственной душе во имя морального «делания», протекал и процесс обращения ряда адептов сумароковского классицизма к шедшим с Запада воздействиям сентиментализма. При этом первыми носителями этого стиля были недавние ученики Сумарокова, и среди них глава школы русского классицизма второго призыва Херасков,
Именно с начала 70-х годов проникают в русскую литературу веяния сентиментализма в облике ли передовой буржуазной драмы Запада, в облике ли идейно-аморфной умиленной идиллии (Геснер). В дальнейшем активные, радикальные элементы драматургии типа Мерсье в России остались достоянием передовой радикальной и явно внедворянской мысли. Русский дворянский сентиментализм даже в творчестве Руссо усмотрел не разрушительное мировоззрение, а интимную лирику.
Психологизм, культ чувства, эмоции, умиление становятся для многих дворянских интеллигентов на место культа разума, рационалистического решения проблем жизни. Разуверившись в силе «разумной» деятельности, эти напуганные бунтами и революциями люди замыкаются в себя самих, ищут утешения в своих личных переживаниях, уходят в интимный мир лирики. Разуверившись в объективной действительности, страшной и не сулящей им никаких надежд, они обретают некую тень спокойствия, допустив, что эта объективная действительность – мириж, что истина – это их собственное чувство, которого никто у них не отнимет. Это был отказ от жизни, от политической активности в литературе, но это было в то же время обретение психологического анализа, открытие человеческой конкретной души, чувствующей, изменчивой, страдающей. Сойдя с высот схематического анализа человека вообще, писатели, обратившиеся к сентиментализму, проникли в тайник индивидуального сознания человека.
Эти поиски человеческой души, отводившие от политики, якобы избавлявшие от обязанности решать проблемы государства, переплетались в литературе с масонскими исканиями, с масонскими учениями, утверждавшими, будто истина – это лишь индивидуальное субъективное переживание. В 1776 г. масон И.А. Петров написал: «Что я чувствую – то мой закон; ибо склонности есть необходимость: следовательно, и правила, взятые из оных, неопровержимы». «Религия чувства» становится увлечением в масонской среде, и именно в 1770-е годы. Масоны почитали и Руссо, несмотря на его демократизм и радикализм, за его психологические открытия. В масонской среде пропагандировался и Юнг, его исступленно-лирическая поэма о страданиях человеческой души, сумрачная эпопея чистой эмоции, уводящая от реальности в мир напряженной чувствительности. «Ночи» Юнга в русском переводе печатались в 1778-1779 гг. в «Утреннем свете». Эта поэма вышла отдельно в переводе и с примечаниями A.M. Кутузова в 1780 г. (Плач Юнга, или нощные размышления о жизни, смерти и бессмертии. 2-е изд., 1785). Сам Кутузов писал своим друзьям огромные письма, не содержавшие почти вовсе «внешних» сообщений, но содержавшие целые трактаты и очерки о тончайших оттенках беспредметных томлений его души, впитавшие в себя опыт всей сентиментально-психологической литературы Запада*.
* Неизданные письма A.M. Кутузова к И.П. Тургеневу обнаружил, подготовил к печати и снабдил вводной статьей и примечаниями В.В. Ф у р с е н к о. К сожалению, эта его работа до сих пор не опубликована.
Опубликована в «Ученых записках Тартдскогогос. ун-та». Вып. 139. 1963. (прим. ред.)
Такой же характер имеет и специально масонская поэзия. Сделавшись розенкрейцером, Херасков отдал свое перо на служение «ордену». И вот, после национально-героической и либеральной эпопеи «Россиада», он принялся за вторую свою большую поэму, «Владимир возрожденный», вышедшую в свет в 1785 г. (в 16 песнях; в 1797 г, она была переработана и увеличилась до 18 песен). Это – масонское произведение, в котором под видом борьбы христианства с язычеством во время крещения Руси изображается просветление души масонской истиной в борьбе против «светской жизни», Л.И. Кулакова совершенно правильно подметила в своей работе о начале русского сентиментализма*, что Херасков в этой поэме перенес конфликт, сюжет, тему из мира событий, политических битв и идей в мир душевный, что он пытался превратить эпопею в психологический роман о борении души.
* К у л а к о в а Л. Н. М. Н. Муравьев. – Ученые записки Ленинградского ун-та. Л-, 1939, № 47.
Наиболее типичны проявления зарождающегося русского дворянского сентиментализма в драматургии, в поэзии, в лирике.
В 1770 г. Сумароков был возмущен успехом «слезной драмы», сентиментальной пьесы «Евгения» Бомарше в Москве. В 1773 г. была напечатана пьеса М.И. Веревкина «Так и должно» – в сущности, в значительной мере «слезная драма».
В 1774 г., в самый год восстания, появилась первая «слезная драма» Хераскова (так сказано в заглавии ее) «Друг несчастных». За ней последовали «Гонимые» (1775), также «слезная драма», затем «драма с песнями» – «Милана», «Школа добродетели», «Извинительная ревность»; сюда же следует отнести комическую оперу Хераскова «Добрые солдаты» (1782). С 1770-х годов идет непрерывный ряд сентиментальных пьес, переводных и оригинальных.
