— Добро пожаловать в нашу страну! — произнес мужчина, тот, что помоложе. А незнакомка, сердечно поздоровавшись, вручила мне цветы. Это приятно удивило и подняло настроение.
— Мы рады, что вы приехали. Но, к сожалению, фон Надь отсутствует, он на Момелла-Фарм в Танганьике. Меня же зовут Джордж Сикс, и я знаю вас уже двадцать лет!
Затем он указал на своего спутника:
— Стэн Лоуренс-Браун, самый знаменитый белый охотник в Африке!
Даму Сикс представил, как мне показалось, с иронией:
— А это его жена, госпожа Ронни.
— Но я вас не знаю, — смутившись, ответила я.
Сикс засмеялся и продолжил:
— Во время Олимпийских игр в Берлине мне довелось руководить английской командой. В плавательном бассейне мы наблюдали ежедневно, как вы с операторами снимали пловцов во время тренировок.
Более радушного приема в этом краю невозможно было себе представить!
После регистрации на таможне меня отвезли в центр Найроби, в описанный еще Э. Хемингуэем отель «Нью-Стэнли», по праву считающийся «пульсирующим сердцем» этого города. Здесь охотники встречаются со своими заказчиками, обсуждают сафари, узнают о новостях в Кении…
Номер нужно было бронировать за неделю, но Стэн Лоуренс-Браун решил эту проблему очень быстро. Как оказалось, для него здесь место имелось всегда.
Мы пообедали на террасе отеля. Здешний климат напоминал приятный Энгадин летом. А по сравнению с совсем не привлекательным аэродромом, усаженные цветущими деревьями улицы и площади кенийской столицы — просто великолепны.
— Вы привезли с собой сценарий фильма? — спросил Стэн, поглядывая на меня с любопытством.
Ронни перебила его:
— Ты же хотел показать сегодня фрау Лени Национальный парк. Нужно ехать, иначе скоро стемнеет.
— Хотите посмотреть львов? — интригующе спросил Стэн.
Безумно уставшая, я тем не менее ответила:
— О да!
И моя «жертва» окупилась сторицей: прошло немного времени, и меня охватило чувство полного восторга. То, что до сих пор доводилось узнавать лишь из книг и кино, разворачивалось прямо на наших глазах, в непосредственной близости. И это было восхитительно! Еще сутки назад я мерзла в холодном аэропорту, а теперь оказалась посереди африканской саванны, с ее зонтичными акациями и другими карликовыми деревьями. Первыми мы увидели здесь обезьян. Они, словно по привычке, залезли на крышу автомобиля. Тут были и жирафы — сначала два, затем четыре, а потом — целое стадо. Зебры и антилопы подходили к нам совсем близко. Вскоре объявился и первый лев, а следом — группа из четырех. Двух пленок «лейки» едва хватило, чтобы запечатлеть эту красоту.
Вернувшись из Национального парка, я отправилась в гости к Лоуренс-Браун. Их одинокий великолепный дом находился в Лагате, в области Мау-Мау, в 20 километрах от Найроби. Мне показалось, что фрау Лоуренс-Браун очень опасно месяцами оставаться одной с двумя белокурыми детьми в окружении черных слуг, пока муж выезжает на сафари. К тому же недавно леопарды загрызли двух собак, спавших на веранде. Но хозяйка, с каким-то азартом продемонстрировала, достав из ящика, семейный револьвер, будто хотела убедить меня не только в смелости, но и в надежности своей защиты.
После ужина я рассказала гостеприимным хозяевам о предстоящих съемках и познакомила с кратким изложением «Черного груза». Сценарий так понравился, что они сразу же предложили финансовую поддержку. Все немецкие продюсеры в тот момент показались мне жалкими ничтожествами.
— Фильм должен быть сделан! — решительно заявил Стэн. — Бесподобный материал!
Затем, походив по комнате, добавил:
— Мы, конечно, поможем обязательно, но необходимо подумать еще кое о чем. Завтра встретимся для дальнейшей беседы, а сейчас отвезу вас домой.
От усталости сон навалился на меня мгновенно. На следующее утро, разбуженная шорохом, я ужаснулась, увидев через москитную сетку черное как воронье крыло лицо. «Мэм, — услышала я, — пять часов, время чая». Как оказалось, это был мальчик-слуга, в обязанности которого входило в пять часов утра, без стука, заходить в комнаты гостей и ставить чай возле кровати. Таков был обычай, давным-давно заведенный в английских колониях.
Скоро работы стало невпроворот.
За несколько дней до начала сафари был подготовлен весь проект, произведены расчеты, улажены разные организационные моменты. Самым сложным оказалось получить разрешение на съемку. Но и его выдали очень быстро.
Перед отъездом Стэн обсудил с Сиксом, директором «Лоуренс-Браун сафари», план экспедиции на реку Тана. Он считал эту местность на севере Кении очень живописной. И мое сердце забилось при словах:
— Мисс Лени, на четыре недели, пока свободен Сикс, вы — наша гостья. Он покажет вам все самое интересное в Восточной Африке; все, что пожелаете. Сам я, к сожалению, не смогу поехать с вами.
Это было больше, чем я ожидала. Мы обнялись словно старые друзья.
Я села рядом с Сиксом, который вел машину. Чернокожий парнишка примостился сзади на чемоданах. До Найроби оставалось всего четыреста километров, как вдруг из кустов на дорогу выскочила маленькая антилопа, и водитель, чтобы спасти животное, резко вывернул руль. Машина забуксовала в глубоком красном песке и наскочила передним колесом на камень. Нас подбросило, и автомобиль, несколько раз перевернувшись, рухнул в высохшее речное русло. Сознание я потеряла почти сразу, помню только, что увидела висящие над бездной передние колеса. К счастью, мальчик не пострадал, и ему удалось освободить Сикса. Вдвоем они сумели вытащить меня из-под машины. В любой момент бензобак мог взорваться.
Спасением мы были обязаны чуду: только раз в неделю по той дороге, закрытой для проезда, английский районный офицер направлялся из Сомали в Найроби. (Сиксу пришлось получать на это особое разрешение.) Буквально через полчаса после катастрофы, проезжая через мост, офицер случайно увидел внизу разбитую машину. Он и отвез нас в Гариссу. Там располагалось целых три полицейских участка, но не было ни одного медицинского пункта и никаких лекарств, нашлось только несколько шприцев с морфием, которые Сикс и приберег для моей эвакуации.
Время от времени приходя в сознание, я корчилась от непереносимой боли. Джордж, который во время войны служил в Лондоне санитаром, ухитрился без какой-либо дезинфекции, штопальной иглой зашить мне рану на голове. А на свое колено сам наложил шину.
Спустя четыре дня по вызову полиции прилетел двухместный одномоторный самолет. Меня обмотали простыней и перенесли в кабину. Незадолго до этого сделали укол морфия, сознание моментально отключилось. Какая благодать! Позднее Сикс не стал скрывать от меня, что пилот сказал: «Не тратьте мое время и свои деньги на транспортировку этой дамы. Мы не доставим ее в Найроби живой».
В Найроби меня положили в отделение для умирающих. Лечащий врач, англичанин, профессор Кон и его коллеги, обследовав меня, только развели руками. Когда я очнулась, первым ощущением было чувство счастья: я выжила после такой катастрофы, однако не могла ни шевельнуться, ни позвать кого-либо на помощь. Прошли часы, прежде чем комната обрела привычные очертания. Сквозь полуоткрытую дверь просочилось немного света. Медсестра шла между рядами кроватей, наклоняясь над некоторыми больными, и вдруг ее взгляд упал на меня. Увидев мои открытые глаза, она испуганно вскрикнула и бросилась прочь. Окликнуть ее я не смогла. От этих усилий сознание вновь покинуло меня.
Когда же пришла в себя, то обнаружила, что нахожусь в другой палате. Через огромные окна виделось голубое небо и белые завитки облаков. Изо рта у меня торчала трубка. Грудь была туго забинтована. Вдруг взгляд упал на мистера Сикса. Если Господь Бог был моим Спасителем Небесным, то Джордж, несомненно, земным. Не обращая внимания на собственные увечья и боль, он не уходил из госпиталя, пока не миновала угроза моей жизни. Чудом не были повреждены позвоночник и сердце, пострадало только правое легкое от многочисленных переломов ребер. Я не подозревала, что мое пробуждение стало для врачей сенсацией. Возвратившись в этот мир, я была озабочена только одной проблемой: как сделать, чтобы мама не узнала о случившемся несчастье. С трудом я продиктовала Сиксу текст телеграммы: «В поисках пейзажей немного пострадала вне опасности лежу Европейском госпитале Найроби скоро напишу».
Мой друг уехал долечиваться на свою ферму в Аруше, где его с нетерпением ожидала жена. А для меня наступили времена, о которых даже сейчас вспоминаю с содроганием. Английских медсестер милосердия никак нельзя было упрекнуть в переизбытке сердечности. Внешне они выглядели довольно симпатично, но на службе походили на манекенов, одинаково накрашенных и причесанных. Часто они ставили еду слишком далеко от кровати, так, что до нее просто невозможно было дотянуться, равно как и до колокольчика, чтобы позвать на помощь. Если я роняла трубку изо рта, то не могла позвонить и терпела жуткие боли.
