С ужасом я увидела, как серая громадина, растопырив уши и подняв хобот, плывет к нам. В самый последний момент Сикс направил лодку с тарахтящим мотором на слона — тот повернул в другую сторону. После этого случая наши темнокожие артисты вновь заявили, что не будут продолжать работу. Вероятно, из-за нервной нагрузки вечером в лагере началась поножовщина. Один из преследуемых спрятался у меня в палатке под кроватью. Мистер Сикс недрогнувшей рукой приковал наручниками к грузовикам на всю ночь двоих зачинщиков. Это восстановило порядок в лагере. Когда ночью я услышала крики наказанных, которые испугались, что их сожрут дикие звери, то разбудила Джорджа и потребовала снять оковы. Он выполнил просьбу очень неохотно. С того самого дня негры шли ради меня в огонь и воду. Теперь я могла попросить все, что необходимо. Так стало возможным снять некоторые рискованные сцены.
Но вскоре Вальди Траут прислал телеграмму, в которой требовал моего немедленного прибытия в Мюнхен. Все наличные деньги закончились, и продолжение работы было возможно, только если демонстрацией имеющихся съемок удастся уговорить прокатные фирмы на дальнейшее финансирование.
Ужасное известие! Теперь, когда наконец преодолены основные трудности, придется прекратить работу! Это было выше моих сил. Я убежала из лагеря далеко-далеко, пока не рухнула на землю: мне хотелось только умереть.
Уже сидя в самолете, я подумала, что наступил конец мечте, которой отдано столько сил.
Вальди Траут на время моего отсутствия прислал замену. Доктор Байер, был содиректором компании «Штерн-фильм», привез мой гонорар и еще деньги на пропитание команды до моего возвращения.
Трагедия состояла в том, что меня вызвали на несколько недель раньше и мы сняли слишком мало, чтобы заполучить инвесторов на такой рискованный фильм.
Первая новость, которая встретила меня в Мюнхене, была страшной: Вальди Траут и его супруга, баронесса фон Фитингхофф, лежат при смерти в хирургической клинике Инсбрука. Их «мерседес» занесло на горной дороге, и они упали с пятнадцатиметрового обрыва. Когда я приехала в клинику, оба были без сознания. Особенно опасные травмы были у баронессы: почти снят скальп, оба колена раздроблены. Что мне делать? Как быть со съемочной группой в Африке? Без денег я не могу вызвать их обратно. Телеграммой известила я Байера о несчастье с Траутами и умоляла его ни в коем случае не прекращать работу. Я сдала на проявку привезенный материал. Просмотрев пленку, окончательно осознала размер трагедии. Кадры были великолепны. Невозможно себе представить, что такой необычный фильм может погибнуть. Удача не должна от меня отвернуться.
День за днем ожидала я сообщений от своих сотрудников из Национального парка. Послала уже несколько телеграмм, однако ответа не было. Беспокойство становилось невыносимым. По ночам меня мучила бессонница — так сильно, что я прибегла к успокоительным уколам. Наконец через три недели получила первое известие от Ханни. То, о чем она писала, могло убить. После моего отъезда в лагере воцарился хаос, в результате чего группа распалась. Негры, после получения денег от доктора Байера, разбрелись в разные стороны. Сикс, прервав сафари, уехал в Арушу, а оставшиеся, не имея ни шиллинга, жили в Найроби в гостинице «Торрес», с нетерпением ожидая денег и вызова домой.
Выходя за рамки мемуаров, я подробно расскажу о драматическом развитии этой истории.
Вальди Траут с супругой были отпущены из клиники — о, чудо! — они выздоровели. Увидев пленку, Траут пришел в полный восторг и решил, несмотря на все несчастья, попытаться спасти «Черный груз». Так как он все еще должен был беречься, то попросил меня показать пленку некоторым фирмам. Съемки произвели на всех большое впечатление, даже в «Бавария-фильме» склонялись к тому, чтобы взять на себя финансирование проекта. Но, как и прежде, мое имя удерживало возможных инвесторов от окончательного решения. Траут, не обращая внимания на безнадежное положение, не хотел отказываться от фильма, и пошел на большие жертвы, чтобы воспрепятствовать окончательному краху. Он столько задолжал за «Черный груз», что к этому времени не мог дать денег, чтобы вызволить из Найроби съемочную группу. Небольшие суммы, которые я время от времени отправляла, не покрывали стоимости обратных билетов. Первыми прибыли в Мюнхен Ханни и Хельге. Только теперь я узнала, что произошло сразу после моего отъезда, в особенности между Сиксом и Байером, который был не в состоянии выполнить требования сафари-компании. Так, он не смог помешать Стэну и Сиксу забрать в собственность объекты, которые сдали нам в аренду «АРРИ» и другие фирмы. Это была наша общая собственность: кино- и экспедиционное оборудование, автомобиль, рельсы, осветительная аппаратура, лодка и подвесные моторы, а также ценный киноматериал фирмы «Кодак», от которого еще оставалось 15 000 метров чистой пленки. Этого бы не случилось, если бы меня не отозвали и если бы в моей группе не завелся Иуда. Им оказался руководитель съемочной группы, присланный Траутом. Он выглядел очень пунктуальным и надежным человеком, и с первых же дней у нас установились хорошие отношения. В его отчетах Трауту моя работа оценивалась достаточно высоко, пока в один прекрасный день все радикально не изменилось. Это произошло в критический период, когда «Лоуренс-Браун гезеллыпафт» приостановило нашу работу и мы сидели в Найроби без единого гроша в кармане. Тогда он потребовал от меня предъявить копии подписанных мною чеков, в чем я, разумеется, отказала. Это-то, вероятно, и разожгло его ненависть. Продолжая выполнять свои обязанности, он серьезно задумался о мщении, что доказывают его письма в Мюнхен. Лживыми наветами он пытался склонить Траута на свою сторону. И это почти удалось. В своих сообщениях он посмел написать, что все проблемы возникают из-за того, что я непрофессиональна. Только если меня снимут с руководства, фильм можно будет спасти.
Испугавшись, Вальди Траут направил к нам Байера, а меня вызвал в Мюнхен. Он хотел увериться в собственной правоте и переговорить со мной. Не случись автоаварии, история «Черного груза» не получила бы столь трагического развития.
Траут пытался выйти из этой неприятной ситуации, объявив конкурс. Фирма «Штерн-фильм» была компанией с ограниченной ответственностью. Он боялся провала, иначе его инвестиция в 200 000 марок — а он до сих пор вкладывал деньги в фильм — могла пропасть. Будучи уверен в успехе проекта, он гарантировал тем, кто его поддержит, возврат инвестиций. Чтобы это стало возможным, Траут должен был расстаться со своим последним имуществом — процветающим кафетерием, находившимся в Мюнхене в здании «Глория-фильм-театр». Это решение далось ему очень нелегко. Трудоемкие операции с активами длились так долго, что прошло семь месяцев, пока последний сотрудник был отозван из Найроби.
Упреки в мой адрес были необоснованны. Ставился под сомнение мой профессионализм. У меня началось нервное расстройство. Однако, главной моей заботой была мать, находившаяся уже в течение нескольких недель на лечении в больнице Швабинга. Тревогу вызывали серьезные нарушения сердечной деятельности, обострившие другие заболевания. Она не была застрахована, так как я не могла купить полис. До сих пор врачи отказывались от денег, но, как будут обстоять дела на этот раз, я не знала.
После окончания войны удача отвернулась от меня, жизнь превратилась в ежедневную борьбу за существование. Если бы не мать, я бы давно свела счеты с жизнью.
Недели, проведенные в больнице, — самый мрачный период моей биографии. Я лежала, погрузившись в безнадежные мысли. Время от времени заходила медсестра, давала лекарства, делала уколы, приносившие хоть какое-то облегчение и, как я узнала позже, опасность привыкания.
В один из таких безрадостных дней меня неожиданно посетил журналист Курт Рисс. Не знаю, кто ему сообщил, что я в больнице. С того неудачного момента, как он записал мои воспоминания, мы больше не встречались. Рисс рассказал, что, узнав о моей поездке на отдых в Мадрид, решил мне помочь и положил на ночной столик две банкноты по сто марок. Позже я подумала: это могла быть часть моего гонорара, а не душевный порыв. Почти все, о чем мы говорили во время наших прогулок в Зеефельде, было впоследствии, опубликовано без моего ведома. В его книге «Такое случается только однажды» я нашла многое из тех бесед.
Двести марок пришлись очень кстати. Я смогла купить билет до Мадрида. Перед отъездом доктор Вестрих передал мне упаковку из двенадцати ампул и сказал:
— Вы должны постепенно отвыкать от этих инъекций.
В больнице я получала их ежедневно и чувствовала себя гораздо бодрее.
В последний вечер в больнице сестра, увидев меня, сказала:
— А вы привыкли.
