Уже на следующий день я смогла продемонстрировать в Гарвардском университете свои слайды с нуба в кругу студентов и профессоров. Их впечатление от увиденного превзошло все ожидания. Можно было бы остаться с этими людьми на долгие месяцы — столько поступило просьб перенести мою грядущую африканскую поездку. Но я уехала в Рочестер. В то время как Гарднер уже хлопотал о финансировании фильма о нуба, на новом месте меня принимали так же сердечно, как и в Гарварде. Джеймс Кард, американский историк кино, всю жизнь оставался страстным почитателем моих фильмов. Ему я многим обязана. Поначалу меня охватил страх перед всеми директорами фирмы «Кодак», пришедшими посмотреть слайды о нуба. Почти все они являлись профессионалами в фотоделе, а я пока не чувствовала себя настоящим мастером. Беспокоило еще и то, что большая часть снимков сделана на материале «Агфы». Это можно было увидеть по качеству слайдов. Моя душа ушла в пятки. Но началась демонстрация, и все пошло как в Гарварде. Зрителей, которые сначала вели себя сдержанно и не выказывали особой заинтересованности, по окончании просмотра как будто подменили. Они восторженно пожимали мне руки. Мы договорились, что позже в этом грандиозном доме-музее Кодака будут показаны все мои фильмы. Усилия Гарднера также увенчались успехом. В Нью-Йорке он подписал предварительный договор с американским продюсером Мильтоном Фрухтманом, президентом компании «Одиссей». Предусматривалось, что «Одиссей» в обмен на международные права на будущий фильм о нуба предоставит нам для работы в Судане 60 000 марок, а после окончания натурных съемок берет на себя все расходы по кинопроизводству. Прибыль делится пополам. Редкая удача.
В Вашингтоне журнал «Нэшнл джиографик» крайне заинтересовался моими фотографиями, здесь мне также сопутствовал успех. Искушенные члены редакции настолько восхитились моими снимками, что пригласили на вторую демонстрацию господ из Национального географического общества. Барри Бишоп, под руководством которого создавались многие уникальные ленты этого всемирно-известного института, пришел в восторг от моих снимков нуба. Он с удовольствием брался по поручению своего института патронировать создание будущего африканского фильма. Это предложение выглядело идеальным. Но времени оставалось все меньше. А без участия именитого ученого Общество не стало бы финансировать ни один кинопроект.
Между тем журнал «Нэшнл джиографик» решил закупить снимки нуба. Радость от этого известия затуманивала сознание. В пять часов вечера договор должен быть подписан в издательстве, а мне предстояло познакомиться с членами редакции и членами Национального географического общества. Но еще до того, как я покинула гостиницу, пришла телеграмма из Мюнхена. Мне сообщали об отказе в выдаче визы в Судан без объяснения причин. Кровь ударила в голову, я схватилась за перила. Без визы невозможны ни экспедиция, ни фильм о нуба. В мозгу лихорадочно крутилось: надо найти выход. Подумалось: а не получить ли визу в суданском посольстве в США? При любых обстоятельствах попытаться нужно. Вечером улетал мой самолет в Нью-Йорк, а на следующий день — в Мюнхен. Я смогу получить визу здесь, в Америке.
Было без десяти пять. Что делать? В пять закрывалось посольство, и в пять меня ожидали господа из журнала и Общества. Я помчалась в номер, вытащила из чемодана суданские документы и на такси отправилась в издательство, приехав туда уже через несколько минут. Очень расстроенная, я, извинившись, попыталась быстро объяснить собравшимся, почему мне немедленно следует ехать в посольство, чтобы взять визу. Ледяное молчание. Господа явно обиделись. Некоторые собрались в группки и что-то обсуждали, я с трудом сдерживала напряжение. Затем мне было сказано, что, к сожалению, подождать меня они не смогут. И тут стало ясно: неповторимый шанс упущен. Я пришла в отчаяние. Но что было делать? Мне вежливо предложили машину. И чуть позже я стояла перед зданием суданского посольства.
Было уже больше чем пять часов, посольство закрыто. Ужасно! Договор с Обществом не подписан, и вот теперь еще опоздала сюда. Здание располагалось в саду. Обежав дом вокруг и никого не обнаружив за окнами, я в приступе отчаяния забарабанила в дверь как дикарка. Внезапно за стеклами появилась какая-то тень. Дверь приоткрылась.
Я крикнула:
— Мне нужно переговорить с послом!
Мужчина с темным лицом сказал, что посольство закрыто, и предложил прийти завтра.
— Это невозможно, не могу ждать. Я должна поговорить с послом.
Араб хотел закрыть дверь. Пришлось просунуть ногу в щель. Он равнодушно посмотрел на меня и сказал:
— Я — посол.
Надежда умирает последней. Отчаянно и умоляюще я посмотрела на него и сказала:
— Разрешите войти, пожалуйста, дайте мне пять минут.
Меня впустили и провели в кабинет.
— Что вы хотите? — спросил господин посол.
Я рассказала ему о полученной телеграмме и тяжелых последствиях, которые произойдут, если я не получу визу здесь, и что сегодня я должна лететь в Нью-Йорк, а завтра в Германию. Вежливо, но определенно посол объяснил:
— Госпожа, если речь идет о визе, это продлится по меньшей мере дней пять.
Не выдержав напряжения, я заплакала и принялась умолять:
— Пожалуйста, сделайте же для меня исключение.
К счастью, я взяла с собой выданное в этом году в Судане разрешение на киносъемку и фотографирование, рекомендательное письмо шефа полиции Кордофана, а заодно — письма и фотографии членов суданского правительства.
Эти документы сделали невозможное возможным. Через полчаса у меня была виза. Но цена оказалась очень высока. Шанс увидеть свои снимки в журнале «Нэшнл джиографик», как и возможность сотрудничества с Национальным географическим обществом, я упустила.
В самолете я почувствовала страшное изнеможение. Что могло бы случиться, не получи я в самый последний момент визу? Только мое страстное желание вновь встретиться с нуба совершило практически чудо. Но как же много я потеряла… Как близко я была к цели снять большой фильм, а теперь могла только организовать фотоэкспедицию. А что дальше?
Сумеет ли Роберт Гарднер заключить договор с «Одиссей-продакшн» и вовремя перевести деньги? Подобные мысли не давали покоя.
Самое трудное, что мне предстояло, это расставание с матерью. Она уже перешагнула за 84 года, и состояние ее здоровья значительно ухудшилось. Имела ли я право оставлять ее одну? Она настаивала на этом. В своем безграничном самопожертвовании моя мать желала только одного — увидеть меня счастливой.
В Мюнхене мне оставалось пробыть еще двенадцать дней. До конца октября автобусы «фольксваген» должны были отправиться в Геную. До этого требовалось сделать прививки против африканских инфекций, запастись запчастями для транспорта, получить страховку, перевести на два языка перечень налогов и, наконец, позаботиться о всевозможном провианте. Один из водителей, Вальтер, собирался получить предварительные навыки работы с кинокамерой. Ему требовалось также пройти практику при компании «Фольксваген», чтобы в случае возможных поломок суметь отремонтировать машины. Каждый свободный час я проводила у «АРРИ», где мы с доктором Арнольдом в полнейшем согласии приводили в порядок кинооборудование — оптику, фильтры, штативы и диафрагмы.
На приеме, устроенном Гитлером для деятелей искусств в рейсхканцелярии. Из этой группы я была знакома лишь с Лилиан Харвей и Вилли Фритчем. На снимке я третья справа.
Диплом о присуждении золотой медали за фильм «Триумф воли», демонстрировавшийся на Всемирной выставке в Париже в 1937 г. Награду мне вручил тогдашний премьер-министр Франции Эдуар Даладье.
.
Перед началом Олимпийских игр в Берлине. С другом и оператором Гуцци Ланчнером в поисках подходящих съемочных площадок. 1936 г
Во время Олимпийских игр. Лето 1936 г. С Вальди Траутом, директором фильма «Олимпия»
С оператором Вальтером Френтцем в одной из специальных ям для съемок с предельно близкого расстояния соревнований по прыжкам в длину и по легкой атлетике
Оператор Лео де Лафорт специальной миниатюрной камерой снимает старт забега на стометровую дистанцию. Афиша к фильму «Олимпия». 1938 г. С оператором Вальтером Френтцем на тележке, специально сконструированной для съемок
Прием, устроенный для меня в честь премьеры фильма «Олимпия» во Дворце УФА. 20 апреля 1938 г.
Феноменальный легкоатлет из США Джесси Оуэнс — звезда и любимец публики во время Олимпийских игр, обладатель четырех золотых медалей
Банкет в Осло, данный в мою честь норвежским правительством после премьеры в этой стране фильма «Олимпия». Август 1938 г.
Перед итальянской премьерой фильма «Олимпия» Рим, август 1938 г. Датская королевская чета перед премьерой фильма «Олимпия». Копенгаген, август 1938 г.
На съемках фильма «Долина» 1940 г.
В «Долине» я одновременно исполняла режиссерские обязанности и играла главную женскую роль танцовщицы. Моим учителем танцев был тогда Гаральд Кройтцберг. Бернхардт Минетги исполнил в «Долине» роль жестокого помещика — дона Себастьяна де Роккабруны.
Смертельная схватка между маркизом (Бернхардт Минетги) и пастухом Педро (Франц Эйхсбергер) С любимым братом Гейнцем
С актрисой Джиной Лоллобриджидой в Италии на съемочной площадке фильма с ее участием «Любовь, хлеб и фантазия». 1953 г.
Во время беседы с Энди Уорхолом на его предприятии в Нью-Йорке. 1974 г. Застенчивость знаменитого художника меня просто поразила. У Витторио де Сики. Рим, 1953 г. Он был готов сыграть главную роль в «Красных дьяволах». Этот кинопроект, к сожалению, так и не состоялся.
В мюнхенском киноказино меня приветствует Жан Маре. Рядом со мной — госпожа Лонни ван Лаак. 1954 г.
С помощью кинокамеры «Аррифлекс» в Тадоро я снимала моих чернокожих друзей. 1974 г. На юге суданской провинции Кордофан они проживают в горах Нуба.
С 1962 по 1977 г. я много путешествовала по Южному Судану, где общалась со своими друзьями — туземцами из племени нуба, для чего даже выучила их язык. Юго-восточные нуба. 1975 г. Во всем мире восхищаются фотографиями их фантастических масок и ритуальных танцев.
На побережье Индийского океана. 1974 г. Подводным плаваньем я начала заниматься в 72 года. С той поры оно стало моим страстным увлечением.
Мой сотрудник Хорст во время киносъемок на Мальдивах. 1983 г. На острове Бандос мы сняли сенсационное шоу Херварта Фоигтмана с акулами
На мюнхенском бале кинематографистов 2000 г.
Роберту Шеферу, руководителю издательства Листа, я благодарна за появление моих четырех фотоальбомов.
После окончания войны. Осень 1945 г. Тогда мне удалось провести несколько дней со своим мужем Петером Якобом в Кицбюэле в доме Зеебихлей. Мы находились под домашним арестом по решению французских оккупационных властей.
С моей самоотверженной помощницей Ханни. Вместе нам удалось выстоять в трудные послевоенные годы.
Деньги из Нью-Йорка так и не поступили. Что оставалось делать? Покупать все в долг? Лишь незадолго до отъезда машин я получила спасительную телеграмму:
