После продолжительных поездок по пустынным улицам и многочисленным местам пожарищ, мы наконец нашли дом, где меня с нетерпением ждали немецкие друзья. Теперь я из первых уст узнала, что произошло: губернаторы всех провинций находились в тюрьме — не в Хартуме, а почти в тысяче километрах к западу отсюда, неподалеку от Дарфура.
Рассказывали, что начиналось все безобидно: несколько студентов Хартумского университета устроили демонстрацию, требуя от властей разрешить южным суданцам учиться наравне с северными. Протестовали также против явной коррупции, имевшей место при строительстве Асуанской плотины. Соглашение между Суданом и Египтом оговаривало, что часть Судана около Вади-Хальфа должна была в процессе возведения плотины оказаться под водой. Это означало полное затопление нескольких городов и селений. Местных жителей, правда, предполагалось переселить в другие районы. По слухам, изрядная сумма денег, специально для этой цели выплаченных Египтом Судану, была истрачена членами правительства в личных целях. Сплетни или факты — кто мог проверить? Во всяком случае, за несколько дней небольшая демонстрация переросла в большой пожар. Результат — сотни трупов…
Генерал Абул был провозглашен новым руководителем суданского правительства, и, казалось, он взял ситуацию под контроль, но, не смотря на это, все время вспыхивали уличные бои, происходившие и у дома моих немецких друзей, семьи Вайстроффер.
Я подумала об Абу Бакре, моем лучшем суданском друге, которому я обязана своей встречей с нуба. В Африканскую войну он служил в армии полковником и принимал участие в боях против Роммеля, которого тем не менее очень ценил. Взяв такси, я направилась на поиски и поехала в его министерство. Все помещения оказались пусты. Двери распахнуты. Я ходила из комнаты в комнату — ни одного человека. Я пошла вдоль коридора до конца и тут увидела закрытую дверь. Распахнув ее, не поверила своим глазам: за письменным столом сидел Ахмад Абу Бакр. Итак, его не арестовали, он находился на свободе, он был здесь! Мы обнялись со слезами на глазах.
— Ахмад, — сказала я, спустя несколько мгновений, — по чести сказать, я уже собиралась навещать вас в тюрьме, а нахожу вас здесь. Какое счастье!
Абу Бакр, излучавший необыкновенное, по нашим европейским понятиям, спокойствие, умел сохранять самообладание даже в самых сложных ситуациях. Он очень внимательно выслушал мои рассказы о приключениях последних недель и, улыбнувшись, произнес:
— Лени, вы очень храбрая женщина.
На вопрос, есть ли у меня шанс еще раз отправиться к нуба, он посоветовал набраться терпения и подождать, что будет дальше. Обрадованная встречей с Абу Бакром и полная надежд, я вернулась в дом моих друзей. В первый раз за долгое время появилась возможность немного расслабиться. Превосходный климат действовал на меня благотворно, — в это время не было жары. Лучистое синее небо, красивый сад, великодушие и гостеприимство хозяев — всем этим я наслаждалась несказанно.
Но революция еще не закончилась. Все время возобновлялись уличные бои, происходили убийства. В хартумском Немецком клубе царило беспокойство, никто не знал, чего ожидать от будущего. Большинство немцев жило здесь уже много лет. Мои соотечественники работали в промышленности, строили водопроводные системы, были заняты на метеорологических станциях в аэропорту. Семьям их жилось хорошо, никто не хотел покидать Хартум. У них были прекрасные дома и сады, из-за жары работа начиналась рано — в половине восьмого, и заканчивалась в большинстве случаев в два часа. После обычного для Африки послеполуденного отдыха они ходили в гости к друзьям, чтобы провести в приятных беседах так называемый «час чаепития». Во время вечерней трапезы под ясным звездным небом в садах вспыхивали разноцветные лампочки, освещавшие деревья и цветы. Казалось, что и весь мир также в полном порядке. Эта чудесная атмосфера всегда влекла в Африку чужестранцев — отнюдь не только немцев.
Пришла долгожданная весть: пароход с Вальтером и Дитером прибыл. Мои люди связались со мной по телефону. Дорога от Порт-Судана до Хартума — приблизительно 900 километров — трудна, транспорт передвигался по ней обычно в сопровождении конвоя. Чтобы поберечь машины, пришлось перегрузить их на поезд.
Вечером я приветствовала Вальтера и Дитера на вокзале. Вайстрофферы любезно разрешили молодым людям остановиться у них. Машины, оказавшиеся в полном порядке, разместили пока в саду наших гостеприимных хозяев.
Бои вспыхивали все время. Проезд на юг был закрыт. По словам очевидцев, беспорядки там тоже не прекращались. Судоходство от Малакаля до Джубы прекратилось на неопределенное время. Несмотря на такое напряженное положение, Абу Бакр снабдил меня официальным письменным разрешением на съемки гор Нуба, а также на проезд нашего автотранспорта. Визы продлили. С нетерпением ждали мы конца суданской революции. Но после кажущегося затишья вновь разразилась буря. Новые бои разрушили летное поле — аэропорт пришлось закрыть. Среди мертвых и раненых — первые европейцы, госпитали переполнены. Иностранцы пребывали в депрессии и собирались уезжать. Вайстрофферы не оказались исключением.
В этой апокалиптической обстановке возникли первые серьезные разногласия между мной и обоими моими спутниками. Несмотря на неоднократные предупреждения нашего хозяина и мой строгий запрет, они отправились за почтой в город, где еще шли бои, и долго не возвращались. Стало темнеть. Мы подозревали самое страшное. Когда наконец очень поздно мои помощники все-таки пришли и я потребовала объяснений, они ответили надменным тоном, что мне вообще следует помалкивать и что они сами знают, что делать. Это неприятно изумило меня. Следовало бы сразу отказаться от их услуг. Когда я им об этом сказала, Вальтер и Дитер опять нагрубили мне. Неужели это те приятные молодые люди, так охотно помогавшие мне в Мюнхене, такие воодушевленные, что едут в африканскую экспедицию?! Что их настолько изменило?! Вайстрофферы посоветовали мне тут же расстаться с подобными попутчиками. Но удастся ли здесь быстро найти замену? Мое страстное желание как можно быстрее добраться до нуба сделало меня слепой и неосторожной. Я понадеялась, что такие бурные всплески эмоций больше не повторятся.
Вынужденный отдых в Хартуме имел и свою положительную сторону. За это время Ули чудом сумел переслать мне многое, чего еще недоставало нашей экспедиции: специальные фильтры, головку крутящегося штатива, сосуды с проявителем, приспособление для перемотки пленки и, что немаловажно, необходимые лекарства. Хотя экзаменационная сессия была в разгаре и я его, без сомнения, перегружала, Ули стремился помогать мне во всем. Я просила его сдать квартиру в аренду, позаботиться о моей матери, обсудить с адвокатом Вебером текущие судебные дела, извещать меня о новых финансовых поступлениях. Он был уполномочен распоряжаться деньгами, переводимыми из США, контролировать многие открытые счета.
В середине декабря в Судане воцарился порядок. Ни выстрелов, ни драк, вновь работает телефон, Дитер и Вальтер настроены мирно. Мы решили рискнуть и отправиться в путь. К счастью, необходимые материалы, заказанные мной у Роберта Гарднера, пришли из Рочестера вовремя. Теперь не хватало только оператора, но Абу Б акр помог мне и в этом. Он познакомил меня с одним способным суданцем. Казалось, после многолетних непреодолимых препятствий, мое желание — сделать фильм о нуба — скоро наконец исполнится.
Оставалась неделя до Рождества. В этот же самый день два года назад мне суждено было впервые переночевать здесь. И вновь я отдыхала под большим тенистым деревом, но на этот раз у меня было два собственных «фольксвагена» с добротным оснащением.
Нуба приветствовали меня еще более тепло, чем в прошлый раз, если такое вообще возможно. Опять рано утром вокруг места моего ночлега стояли радостные дети. Мальчики побежали к серибе, чтобы сообщить ринговым бойцам о моем возвращении. Уже через несколько часов пришли первые — Нату, Туками, Гумба, — они были в восторге от встречи со мной, принесли с собой подарки. Мы расположились на больших камнях под деревом, и я рассказала, что пережила за это время. Потом нуба исполнили мои любимые мелодии. И вновь меня приятно поразила их беззаботность. Вокруг царил глубокий покой. Суданские беспорядки до этих мест не дошли, воровства и убийств тут не было. Казалось, любимое занятие туземцев — смех, а сами нуба — счастливейшие люди из всех созданных Господом Богом.
Я тоже привезла для них подарки. Прежде всего табак и жемчуг, а заодно сахар, кофе, чай и даже молодые клубни картофеля, которые здесь обжигали и толкли. Мои друзья получали их иногда в обмен у арабов. Глоток крепкого кофе с большим количеством сахара был для них истинным наслаждением. За короткое время нуба соорудили две соломенные хижины: одну — для меня, а другую — для хранения многочисленных ящиков из нашего багажа. Вальтер и Дитер собирались, пока не наступит жара, спать в палатке. В своей маленькой соломенной хижине я повесила на стены новые африканские фотографии, а над кроватью — маленькую карточку матери. Нуба с любопытством расспрашивали меня об этих фото, особенно заинтересовавшись снимком мамы. Заметив, что мои глаза повлажнели, друзья тут же спросили: «Ангениба бите?» («Твоя мать больна?»). Молча, я кивнула. Было заметно, что эти люди мне искренне сочувствуют.
