Шан-Инь
Люди, начертившие богатые смыслом знаки, были прорицателями. Они вопрошали богов и переводили мнемотехническими терминами откровения, которые им были дарованы. Для этого они использовали плоские кости: лопатки оленей или панцири черепах. Начертив на них свой вопрос, они прижигали гадательные кости. Направление и форма образовавшихся трещин сообщали решение богов или волю великих предков, которые продолжали управлять земными событиями с того света. Практика гадания на лопатках, распространенная на Дальнем Востоке, очень похожа на гадание на внутренностях, характерное для Запада.
Эти забытые в земле исписанные кости, которые люди случайно находили на протяжении веков, с древности использовались в китайской фармакологии под названием «кости дракона». Растолченные в порошок, они считались лекарством от тяжелых болезней, таких как, например, малярия. Довольно долго от цивилизации Шан-Инь до нас доходили только церемониальные бронзовые сосуды со стилизованным орнаментом, изображающим животных, и обработанный нефрит. Причем даже эти находки мы не можем с полной уверенностью отнести именно к описываемому периоду. Однако в конце XIX в. ситуация резко изменилась, сильные паводки размыли почву по берегам Желтой реки, в результате чего исписанные кости, предметы из бронзы и слоновой кости оказались на поверхности. Их купил китайский ученый Ван Ичжун (1845–1900), и эти кусочки привлекли внимание научного мира. Началась долгая работа филологов Ло Чжэньюя, Ван Говэя и Дун Цзобиня. Надписи были постепенно расшифрованы: они несли в себе неисчислимое количество информации об организации государственного управления и о проблемах, которые возникали перед правительством. Огромный авторитет обычаев, значение, которое придавалось предыдущим успехам, и необходимость сохранения информации вызвали создание этих громоздких архивов, вырезанных на костях или панцирях животных. Вопрошая богов, правители прошлого, слишком боязливые или слишком почтительные к естественному ходу вещей, ничего не предпринимали, не пытаясь постичь их волю. Постепенно гадательные надписи позволяют нам восстановить жизнь этой династии.
Хотя качество произведений искусства того времени — бронзовых ваз и нефритовых знаков — создает впечатление единого, богатого и развивающегося общества, надписи, особенно касающиеся предсказаний, позволяют предположить существование жесткой борьбы между партиями «консерваторов» и «прогрессистов». То есть можно сказать, что в этом обществе в зародыше существовали все проблемы, присущие управлению крупным государством.
Следуя самой древней гадательной системе, какую мы ее видим при У-дине (1339–1281 до н. э.), 22-м правителе династии Шан-Инь, была установлена дата жертвоприношений — за девять дней до события. Если в последний момент случалось какое-нибудь дурное предзнаменование, например дождь, то церемонию переносили: приходилось выбирать новую дату и ждать девять дней. Постепенно жертвоприношения становились все более и более обильными, а задаваемые вопросы касались всех областей жизни. Каждое препятствие судьбы порождало скучные препирательства между правителем и гадателем: решение всех важных дел сильно замедлялось. Поэтому 24-й правитель Цзу-цзя (1273–1241 до н. э.) изменил эту процедуру: он закрепил за каждым жертвоприношением один конкретный день из десяти, учитывая числовые соответствия, присвоенные каждому предку знатных кланов.
Более того, упрощая и группируя порядок жертвоприношений, этот правитель совершил настоящую религиозную революцию, по сути, создав календарь. С этого момента предсказания использовались только для того, чтобы определить, благоприятной или неблагоприятной является вся декада в целом. В конце концов правитель сам стал верховным жрецом, лично прижигая гадательные кости. Помимо общения с потусторонним миром, это давало ему и значительные практические и политические преимущества. Правитель одновременно освобождался от долгих административных проволочек и ослаблял власть жрецов и гадателей.
Вышеупомянутый календарь также не замедлил подвергнуться дальнейшим изменениям. Разбитые на декады, дни считались по циклической двенадцатеричной системе. Длинные или короткие лунные месяцы состояли из 28 или 30 дней. Опыт подсказывал, что в конце года нужно добавить дополнительный месяц, чтобы скомпенсировать разницу между лунным и солнечным годом. Реформаторы решили оставить этот подвижный месяц, потому что это позволяло более точно определять даты сельскохозяйственных работ.
Количество и разнообразие вопросов, которые задавали оракулу, значительно уменьшились. Кажется, что правители Шан-Инь полагали неверным вычислять возможные неудачи своей армии. Исключение составлял только расчет затмений — явления, которое не поддается контролю со стороны человека. Считалось, например, что во время затмений исход любой болезни полностью подчиняется воле духа предка. Кроме того, считалось, что затмение позволяет предсказать пол будущего ребенка.
Реформы Цзу-цзя имели очень большое значение. Они привели к появлению нового политического стиля, который победил, несмотря на сопротивление сторонников старого варианта. Возможно, следует видеть в этом древнем противостоянии, принявшем вид борьбы за власть, прообраз более глубокого антагонизма двух типов правления, который определил ход всей истории Китая. Не исключен вариант, что в истории Китая имело место простая циклическая смена этих двух типов. Одни видели источник власти в уважении к предкам, окружали себя всеми вообразимыми мерами предосторожности и не осмеливались управлять без согласия людей и богов. Другие предпочитали сделать более эффективными административные механизмы, облегчить возможность соглашения между лицами, облеченными властью, и дать большую свободу действиям правителя.
Классические китайские авторы не упоминают эти реформы. Самое большее, о чем они сообщают, это о противоречивых взглядах на «консерваторов» и «новаторов». В этих произведениях У-дин — древний шан-иньский ван — предстает любимым правителем, щедрое и плодотворное правление которого даровало ему восхищение и подданных, и соседних варваров, а у Сыма Цяня, который пользовался древними источниками, — высокомерным тираном[14] «[приказал] сделать кожаные торбы, наполнял их кровью и, подвесив, стрелял по ним, называя это стрельбой по Небу».[15]
Те же противоречия мы видим в описании другого правителя — реформатора Цзу-цзя. Одни видят в нем деспота, другие — правителя с хорошей репутацией. Только реформатор Ди-синь был единодушно осужден: могильщик династии, жестокий и развратный, он тоже пренебрегал Небом, направляя свои стрелы в бурдюки, наполненные кровью. Это далеко не все нелицеприятные деяния, которые традиционная история приписывает последнему правителю династии.
Падение Шан-Инь, как и падение всех тех династий, которые ей наследовали, всегда объяснялось как результат несчастного случая: китайцы видели в поворотах судьбы справедливое наказание упадка. Древняя династия потеряла свое значение и не обеспечивала больше связи своих подданных с окружающим миром.
Пришел новый клан, более суровый, более сильный, войска которого подтвердили могущество его линии крови, еще никем не униженной. Он назывался Чжоу и происходил из долины реки Вэйхэ, в районе современной Сиани, где когда-то родились первые культуры керамики.
Это событие произошло в середине XI в. до н. э., в 1027 г., если следовать общепринятой дате. Между тем смена династии больше походила на восстановление цивилизации, чем на революцию. Новая династия правила обществом, судьба которого оказалась в его руках, не меняя глубоко его основ. Как это ни парадоксально, можно сказать, что три первых века правления династии Чжоу, по сути, являются вторым блистательным периодом расцвета культуры Шан-Инь.
Цивилизация бронзы Шан-Инь, многие элементы которой сохранились до сих пор в ее далеком потомке — китайской цивилизации, располагалась на территориях средней и нижней части Хуанхэ. Именно здесь был самый яркий расцвет культуры Луншань, славившейся своей утонченной керамикой с элегантными формами, которая во времени и в пространстве оказалась близка предметам из металла, датируемым эпохой Шан-Инь.
Происхождение Шан-Инь окружено целым циклом легенд, основные сюжеты которых, как, например, легенда о рождении основателя клана из яйца ласточки, широко распространены по всей Северо-Восточной Азии. Согласно этим легендам место появления этого клана располагалось в западной части Великой равнины. Позднее, когда династия Шан-Инь стала более могущественной, она распространила свое влияние на восток — именно там начался период расцвета этой цивилизации. Эту схему подтверждают и данные археологии, так как известно, что именно в этом регионе культура Луншань достигла пика своего развития, став предвестником эпохи бронзы.
