В материале сравнивались мои фильмы с киноработами Сергея Эйзенштейна, сопоставлялись «Триумф воли» и «Броненосец Потемкин». О моей «Олимпии» Келлер и Берсон писали: «Фильм не только произведение искусства, а прежде всего завещание немецкому кино».
Подобный энтузиазм разделял Джеймс Кард, возглавлявший Дом Георга Истмана. То, что он сообщил, для меня звучало как сенсация и заставляло сердце учащенно биться. Для выставки «Кино в Германии в 1908–1958 годах» их корпорация решила показать все фильмы, в которых я выступала в качестве актрисы или режиссера.
И это в то время, когда в Германии широкое признание моих работ в мире на протяжении нескольких десятилетий замалчивалось… С большим удовлетворением привожу отрывок из программы выставки «Пятьдесят лет немецкому кино», проходившей в Музее современного искусства в Нью-Йорке в 1965–1966 годах:
Эпос Лени Рифеншталь, посвященный Олимпийским играм 1936 года, — без сомнения, лучшая кинопродукция, появившаяся в Германии между 1933 и 1945-м. По мнению некоторых деятелей кино, это один из самых выдающихся фильмов, созданных где-либо и когда-либо.
«Олимпия» — не документальный репортаж о событиях тех Игр, но и не орудие пропаганды. Подобные обвинения несправедливы. Сравнение несокращенного немецкого оригинала со сделанной специально для Соединенных Штатов и Великобритании англоязычной версией, показывает, что успехи атлетов принимающей страны показаны без намерения принизить достижения других. Не предпринималось ни единой попытки умалить достижения чернокожих спортсменов. В этой связи примечателен показ триумфа Джесси Оуэнса.
«Олимпию» следует понимать не просто как документальный фильм, а как художественное произведение, исходным материалом которого стали реальные события. Сотрудничество Лени Рифеншталь и композитора Герберта Виндта позволило создать уникальную, единственную в своем роде картину. Какие бы времена мы ни переживали, этот фильм благороднее и выше отвратительных нападок и лжи, нацеленных на то, чтобы принизить его грандиозный успех.
Интересно также сообщение газеты «Нью-Йорк тайме» под заголовком «Фильм Рифеншталь был слишком хорош»:
Говорят, левый испанский кинорежиссер Луис Бунюэль переработал документальный фильм Лени Рифеншталь о нацистском партийном съезде в Нюрнберге, попытавшись использовать эту картину в целях антинацистской пропаганды. В Нью-Йорке он показал свою работу Рене Клеру и Чарли Чаплину. Чаплин сгибался от хохота. А Клер задумался: кадры Рифеншталь, чертовски выразительные, все равно здорово приукрашивали нацистов. Получился эффект, явно противоположный задуманному — настоящий бумеранг. Публика была бы подавлена. Об этом доложили в Белый дом. Президент Рузвельт посмотрел фильм и согласился с Клером. При полном молчании фильм сдали в архив.
Моими фильмами интересовались не только в США и Англии. Показало «Олимпию» и шведское телевидение. После чего там же, в Швеции, в журнале «Популярные фотографии» опубликовали широкомасштабное интервью со мной, что ценно, безо всякой отсебятины и искажений действительности. Но в Германии по-прежнему увидеть мои картины можно было крайне редко. Благодаря успеху моих фильмов во всем мире я смогла пригласить из Берлина в Мюнхен свою бывшую сотрудницу Эрну Петерс. Вырисовывались новые возможности, в том числе и связанные с фотографией: этот вид творчества все больше привлекал к себе внимание.
Огромный интерес к моим работам проявился в Японии. Мики и Йасу, мои японские друзья, привезли из Токио фантастическое предложение. Сразу же, правда, возникли сомнения, сумею ли я его принять из-за провала в фирме Гейера. В Японии специально для цветного телевидения построили новый транслятор, один из крупнейших в мире. Руководство тамошнего телецентра решилось попросить у меня материал по нуба для программы открытия — не готовый фильм, а только важнейшие части из неиспорченных пленок, — ее намеревались показывать с продолжением. Я получила приглашение приехать в Токио. Предложенный гонорар давал реальный шанс предпринять новую экспедицию и, может быть, снять «озелененные», а попросту говоря, испорченные у Гейера сцены еще раз.
Проблема состояла в том, что демонстрационных копий у меня не было. Тогда я еще не приобрела стол Стенбека, и моя рабочая копия изрядно пострадала от плохого монтажного резака, изуродовавшего ее так, что она больше не проходила через проектор. А так как в фирме Гейера, к несчастью, скопировали основную часть образцов без нумерации, то отбор оригиналов для новых копий оказался делом очень долгим. А время поджимало. Уже через несколько недель президент японского телецентра намеревался встретиться со мной в Кёльне на выставке «Фотокина» — там я и должна была показать ему образцы.
В любом случае имело смысл попытаться. Петерле, как я до сих пор называю Эрну Петерс, взяла отпуск на несколько месяцев, чтобы помочь мне. Она опекала и заботилась обо мне как мать. Я поручила ей сортировать материал, надписывать коробки, склеивать короткие куски пленок. Эрна оказалась самым ответственным и прилежным человеком, повстречавшимся мне в связи с профессией. Она до сих пор с ужасом вспоминает время, когда мы обе почти не выходили из монтажной, отчаянно пытаясь изготовить приличный киноролик путем комбинирования бесчисленных вариантов из испорченного материала. Ежедневно мы работали по восемнадцать часов в подвале, зачастую забывая перекусить и выпить кофе. В нашей «студии» не было окон, поэтому день на дворе или ночь значения не имело. Мы часто выходили из подвала в пять часов утра. Предложение японцев открывало уникальные возможности, упускать их не хотелось. Таким образом к сроку у меня получился большой ролик с кадрами праздников ринговых боев и из серибе.
Теперь все зависело только от фирмы Гейера: сумеют ли ее сотрудники изготовить пригодную демонстрационную копию. Я ждала очень долго, а между тем приближалась выставка «Фотокина». Постоянные запросы и просьбы не помогали. Можно было сойти с ума. В полном отчаянии я улетела в Кёльн без копии. Последнее сообщение из фирмы Гейера: «Задерживают технические неполадки». Ролик обещали переслать прямо на кёльнскую выставку на стенд «Кодака».
Ежедневные многочасовые ожидания: обещанной посылки все не было. Руководитель японского телецентра не мог оставаться до конца выставки. В конце концов, сильно разочарованный, он уехал. Для меня те дни казались мученической смертью. Только в самый последний момент, за несколько часов до закрытия выставки, — слишком поздно — копия наконец прибыла… Я пережила жестокий удар. Демонстратор от «Кодака» отказался показывать дефектный ролик. Причина: в фирме Гейера умудрились вставить в новую копию различные части моей рабочей испорченной копии. В результате излишней перфорации пленка теперь не могла пройти через проектор. Вероятно, — невыносимая мысль — они потеряли оригиналы. Посмотреть копию не смог никто. Степень ущерба трудно описать. Ведь не одни только японцы, но и сотрудники Би-би-си, а также французского телевидения проявили заинтересованность в материале о нуба. После окончания «Фотокина» меня ждали с роликом-образцом в Лондоне и Париже.
Но теперь надежда спасти фильм исчезла окончательно.
Несмотря на эту неудачу, Англию и Францию я все же посетила. В Лондон прилетела только с фотографиями нуба. Намереваясь продать эти снимки какому-либо журналу, обратилась в редакцию «Санди тайме мэгэзин». Боязливо вошла в офис. Там я никого не знала, более того, даже не подозревала, как воспримут мой визит после всех прошлых публикаций негативного характера в английской прессе. Приходилось полагаться лишь на выразительную силу моих фоторабот. И они меня не подвели. Годфри Смит, тогдашний главный редактор, уже ждал меня в небольшом бюро. После неформального, сердечного приветствия подошли многие из его сотрудников, в их числе — Майкл Ранд, будущий арт-директор «Санди тайме мэгэзин». Установили проектор, и я продемонстрировала свои слайды перед присутствовавшими. Уже через несколько минут почувствовала: они понравились. Покинув «Томпсон хаус», где располагалась редакция, я, счастливая, отправилась бродить по лондонским улицам. Годфри Смит не только собрался опубликовать серию фотографий с нуба, но — хотя я его об этом даже не просила — выдал мне аванс.
Успех в Лондоне на этом не закончился. На следующий день поступило приглашение на ленч от мистера Харриса, директора «Харрисон паблишинг груп». Речь шла о написании мемуаров. Заставить себя твердо согласиться на подобный проект тогда я не смогла: страх перед задачей был непреодолим. Меня хватило лишь на то, чтобы уверенно обнадежить мистера Харриса, воспринимая его очевидную симпатию как подарок. Он был очарован слайдами нуба и первый предложил мне сделать иллюстрированный том. Он ободрил меня еще и предложением поискать подходящего немецкого издателя в качестве корпоративного партнера.
