Одежда зажиточных мещан могла включать различные, более или менее дорогие, в зависимости от формы и материала, аксессуары — лайковые или шелковые перчатки; вышитый платок, который, правда, до конца XVII века встречался довольно редко; кожаный ремень с кинжалом у мужчин. Женщины иногда подпоясывались цветными кушаками. Реже — тяжелой золотой цепью с кулонами. В первой половине века мещанки носили, как знак отличия домохозяек, длинную, прикрепленную крючком к нижней юбке цепочку или шнурок со связкой ключей, ножом, игольником и ножницами. После 1650 года только немолодые аристократки не расстались еще с этим «исподним пояском».
Веер из разноцветных перьев, наклеенных на кружок раскрашенного или усыпанного жемчугом картона, был знаком лишь великосветским модницам. Отправляясь развлекаться, они, оберегая кожу лица, скрывали его под овальной матерчатой маской с прорезями для глаз, при этом нижняя часть лица оставалась открытой; вместо маски использовалось еще подобие козырька, похожего на те, что теперь носят теннисисты.
По дошедшим до нас описям можно получить представление о содержимом гардероба в зажиточной семье. Богатое приданое в Амстердаме могло включать 150 сорочек и 50 платков.{35} Вдова одного магната имела в 1620 году 32 жабо. Бургомистр Ван Беверен располагал 40 кальсонами, 150 сорочками, таким же количеством галстуков, 154 парами манжет и платками в том же количестве, 60 шляпами (к которым добавлялись 92 ночных колпака), 20 халатами, дюжиной ночных рубашек, 35 парами перчаток. При этом в инвентарном перечне г-на Ван Беверена указывалось, что два раза в год приходилось звать кузнеца чинить шкаф, разваливавшийся под тяжестью белья.{36}
Городские низы, в отличие от буржуа, одевались с большей простотой и патриархальностью — льняная рубаха, полукафтан с узкими рукавами из толстого черного, синего, серого или коричневого сукна, защищенный кожаным фартуком. Женщины надевали поверх корсажа короткий жакет, а для работы по хозяйству натягивали нарукавники, которые шли от локтя до запястья. Расхожей обувью в непогоду служили перенятые у крестьян деревянные башмаки.
Обычная одежда моряков — шарообразные штаны до колен, короткий кафтан, войлочный колпак или меховая шапка — практически не отличалась от традиционной одежды прибрежных деревушек вроде Волендама или фризских сел. Во всех семи провинциях существовали свои традиционные виды крестьянской одежды, которые не были столь неизменны, как мы теперь, по прошествии многих лет, ошибочно полагаем. Городская мода, несомненно, оказывала на них свое воздействие. Но грубость ткани и стадное чувство, присущее крестьянам, во многом ограничили это влияние. Женские костюмы во всякой нидерландской деревне имели общие черты — длинное платье из толстой шерстяной материи и сильно облегающий корсаж, чулки ярких цветов — красного, желтого, ярко-розового, голубой или зеленый передник в широкую полоску. От района к району менялись узоры, игра оттенков и сочетания аксессуаров. В окрестностях Роттердама и по берегам Рейна крестьянки носили поверх юбок длинную жакетку с жабо и небольшой саржевый плащ со стоячим воротником. В Пюрмере накрахмаленный воротник выходил, охватывая затылок, вперед и плотно застегивался на груди, нижние концы закрытой манишки спускались со спины до поясницы. В центральных и южных провинциях смеялись над бесстыдно короткими юбками северянок, приоткрывавших ноги даже чуть выше лодыжек! У фризов женщины ходили с оголенными ключицами. На побережье Зёйдер-Зе тяжелый корсет давил и деформировал грудь. Повсеместно волосы убирали под тесный капюшон. В некоторых рыбацких поселках женщины надевали сверху большие черные шляпы с приподнятыми сзади и опущенными спереди полями. В течение века в Зеландии и районе Зёйдер-Зе появились «ушные железа» — пластинки золота или позолоченного металла, намертво крепившиеся по обе стороны чепца.
К штанам до колена и кафтану крестьяне добавляли подобие редингота — paltrock. Костюм не отличался живостью красок, яркими были только кушак и кайма. В некоторых деревнях кафтан заканчивался фалдами, которые приподнимались и пристегивались большими пуговицами. Короткие широкие штаны, украшенные бахромой или позолоченными пуговицами, заменялись иногда длинными брюками, более удобными в грязных болотистых районах. На голове обычно носили чрезвычайно высокую шляпу с окаймленными бахромой полями, маленькую плоскую шапочку или картуз с небольшим козырьком.
Единственным видом обуви на селе служили продолговатые деревянные башмаки, выкрашенные в черный или желтый цвет. Такую роскошь, как туфли, позволяли себе только богатые фермеры, и то по воскресеньям. В 1600 году в деревне Ланге Дук на всех приходилось всего три пары туфель, которые надевали помощники бургомистра, отправляясь в Гаагу.
Члены некоторых цехов и представители определенных профессий носили костюмы, подчеркивавшие их исключительность; об этом будет говориться в последующих главах: о парадной униформе гильдий; маскарадных нарядах риториков; «зазывном» костюме медиков, хирургов и аптекарей; эксцентричных одеяниях ярмарочных шарлатанов. Священники, преподаватели и юристы носили (как символ достоинства и высокой морали) тогу или tabart — парадный вариант халата черного цвета, ниспадавший до пят, образуя на спине одну или несколько вертикальных складок; квадратный воротник закрывал плечи. Черная шапочка довершала этот странный наряд.
Убранство столаОтец семейства заправлял трапезой, как богослужением. Никто в мещанских семьях не смел отлучиться в этот час без уважительной причины. Весь клан собирался вокруг стола, служанка садилась в нижнем конце, детей пристраивали немного поодаль, на стульчиках или прямо на полу. Пищу принимали обыкновенно в «повседневных» комнатах, оставляя парадные покои для праздничных застолий.
До и после еды всегда молились, стоя возле своих мест (реже сидя), мужчины — с непокрытой головой. Отец читал утреннюю молитву, остальные вторили ему вполголоса, смиренно сложив ладони. Произнеся «аминь», мужчины натягивали шляпы, и все рассаживались по местам. Окончив трапезу, снова молились, вознося хвалу Господу. По завершении обеда во многих семьях за молитвой следовал разбор отрывка из Писания, затем отец или один из сыновей читал вслух несколько страниц из этой основополагающей книги. Во время еды взрослые говорили мало, нередко вовсе хранили гробовое молчание. От детей требовали соблюдать тишину.
Стол покрывала иногда роскошно вышитая скатерть. В некоторых семьях ее убирали и ели на голом столе. К столу подавали стеклянные и хрустальные кубки, оловянные или серебряные тарелки и плошки, фарфоровые блюда и доску для резки хлеба или мяса. У богачей в центре стола помещался колокольчик, которым подзывали лакеев. Столовые ножи вошли в обиход более чем за 100 лет до рассматриваемого времени, но ложки встречались еще довольно редко. Во многих мещанских семьях их считали чуть ли не украшением, ценным подарком, который бережно хранился в шкафу или комоде. Ели руками, помогая себе ножом. Вилка появилась только к 1700 году и долгое время оставалась роскошью. Поэтому без салфетки было не обойтись. Еще до окончания трапезы она превращалась в сальную тряпку. Некоторые буржуа, заботясь о внешних приличиях, вытирали пальцы о маленький кусочек ткани, спрятанный под безупречно чистой салфеткой.
Сам стол выглядел одновременно громоздким и торжественным, изобильным и не слишком приспособленным для каждого едока в отдельности. В нагромождении кухонных принадлежностей трудно было различать личные приборы и особые места каждого члена семьи. Однако богатство, разнообразие, удобство и красота посуды даже в домах самых простых людей составляли в глазах иностранцев одну из характерных черт нидерландской культуры. Блюда, горшки, тарелки, кувшины и даже сахарницы, масленки, соусницы, солонки, супницы, подставки для яиц, водочные графины, кубки и пивные кружки с крышками изготавливались из олова, которое с XVI века было наиболее популярным домашним металлом (серебро оставалось редкой роскошью). Только самые бедные продолжали, как в Средневековье, пользоваться деревянной посудой. Олово считалось красивым. Его любили обрабатывать, как драгоценный металл — гравировали декоративные сюжеты, семейные гербы. За неимением других предметов искусства мещане выставляли в своих гостиных горки с посудой. Олово имело практическое преимущество, плавясь при легко достижимой температуре в 250 градусов. Зато оно было ломким, и сделанная из этого металла утварь часто приходила в негодность. Бродячий лудильщик сзывал на улицах домохозяек, которые несли ему в передниках пришедшие в негодность тарелки, пробитые горшки и погнутые черпаки. Весь этот хлам лудильщик увозил в мастерскую на углу улицы и сбрасывал в нишу под каменной печью. Затем он расплавлял металл в бронзовых или железных формовках, и на новых кастрюлях, тарелках и половниках появлялась его торговая марка с традиционной виньеткой или фигуркой ангела. Счастлива была та хозяйка, которой не доводилось встречаться с нелегальными лудильщиками; их всегда хватало в больших городах. За работу они брали меньше, чем члены гильдии, зато бессовестно обворовывали на сплаве и весе изделия.
