Писатели приняли в свои ряды Армана Сильвестра, пытавшегося заниматься одновременно и театром, и художественной критикой, Жоржа Ривьера, будущего биографа Ренуара, Жана Ришпена, Джорджа Мура, ставшего впоследствии историографом кафе «Новые Афины». Англичанин, родившийся в Ирландии, Джордж Мур был самой живописной фигурой в окружении импрессионистов. Этот богач и сноб пересек Ла-Манш со смутным желанием поступить в Школу изящных искусств. Пройдя через мастерскую Кабанеля, затем мастерскую Жюля Лефевра в Академии Жулиана, он отказался от занятий живописью, так как не мог вставать слишком рано. Ночи, проведенные в кафе или на балу Бюллье, изнуряли его, и просыпался он только к обеду. Не желая покидать Париж, артистическая атмосфера которого его пьянила, Мур сделался усердным посетителем «Новых Афин». Позднее, вернувшись в Англию, он напишет в ставшем знаменитым романе «Исповедь молодого человека»: «Я не посещал занятий ни в Кембридже, ни в Оксфорде, я учился в «Новых Афинах»».
Англичанин среди батиньольцев
«Припоминаю запахи каждого часа, — продолжал Мур, — по утрам — жареной яичницы, табачного дыма, кофе и дешевого коньяка, в пять часов — травяной запах абсента, чуть позже из кухни приносили дымящийся суп, а по мере приближения к ночи в воздухе ощущался смешанный дух сигарет, кофе и пива».
Мане был очарован этим смуглым угловатым мальчишкой с театральным голосом и безупречными манерами, он обожал его до такой степени, что множество раз просил позировать. Один портрет не понравился Муру — на нем он как две капли воды был похож на Глу-глу, рекламировавшего вина Никола, — и Мур попросил портрет подправить. На что Мане сухо заметил: «Не моя вина в том, что Мур напоминает разбитое яйцо и что его физиономия вообще ни на что не похожа».
С Дега получилось еще хуже: довольно бестактный любитель посплетничать, Мур в какой-то статье изложил все, что ему было известно о финансовых затруднениях художника и его братьев. Взбешенный Дега порвал всякие отношения с «этим англичанином из квартала Батиньоль». «Подобные типы хватают вас прямо из постели, — вопил он, — снимают нижнее белье и, если вы вздумаете пожаловаться, отвечают: «Вы себе не принадлежите!»».
Безусловно, Мур обладал гораздо большими достоинствами, нежели можно было бы предположить, судя по его репутации сплетника. Вернувшись в Англию, он занялся литературной деятельностью и написал романы «Эстер Уотерс» и «Озеро», сделавшие его популярнейшим писателем 1880-х годов; одновременно Мур в содружестве с Уильямом Батлером Йетсом боролся за сохранение шотландской культуры. После долгого забвения мы как бы заново открываем для себя Мура; хозяин мира грез и сновидений, он предстает перед нами как один из предшественников сюрреализма.
Популярность кафе сходит на нет
В конце 1870-х разговоры в «Новых Афинах» часто затягивались до глубокой ночи, но даже после закрытия кафе художники продолжали свои споры — на бульваре, при свете луны. Особенно многое требовалось обсудить перед новым Салоном или открытием выставки. Одним из самых активных участников этих споров был Дега: почти каждый вечер, после званого обеда или вечернего спектакля в Опере, он заходил в кафе, чтобы поддержать своих товарищей, готовящихся к очередному решающему сражению. Несмотря на скверный характер, именно Дега стал душой движения после того, как Мане добровольно сложил с себя полномочия по руководству группой.
В наши дни от прежних кафе ничего не осталось. Кафе «Гербуа» сначала переделали в пивную (пивная
Мюллера), а затем здание вообще снесли. На этом месте теперь магазин готового платья. Кафе «Новые Афины», потерявшее после смерти Мане свою привлекательность, постепенно превратилось в обычный кабак, клиентами которого по большей части стали проститутки и сутенеры. Переделанное и переименованное, оно стало одним из многочисленных кафе Монмартра, со своей особой публикой и сомнительной репутацией.
От былых времен осталось лишь воспоминание.
Глава четвертая
Импрессионисты и их мир
Артистические кварталы существовали всегда, и всегда здесь царил нонконформистский дух, художники чувствовали себя вольготно и могли за небольшую плату найти достаточно просторные помещения для мастерских. Удобства и комфорт, как раньше, так и теперь, стояли на последнем месте. Несмотря на индивидуализм, художники, подчиняясь стадному чувству, любили собираться в старой части города, образуя коммуны; они каждый день встречались в кафе, где к ним были приветливы хозяин и посетители.
Многие современные художественные движения связаны с определенными кварталами города, хранящими их отпечаток Фовисты разбили свой лагерь на улице Корто, 12, и на вилле Лефюзен по улице Турлак; кубисты предпочли Бато-Лавуар на площади Равиньян (сейчас площадь Эмиля Гудо) на Монмартре; представители парижской школы выбрали Ла Рюш, Данцигский тупик, квартал Фальгьер, Вожирар и улицу Кампань-Премьер на Монпарнасе; сюрреалисты чаще всего появлялись на улице Бломе и дю Шато, на окраине Монпарнаса. Нет необходимости напоминать о той огромной роли, которую в первой трети XIX века играли кафе, расположенные на перекрестке Вавен, в которых собирались экспрессионисты и сюрреалисты.
До Франко-прусской войны излюбленным местом сборищ импрессионистов был квартал Батиньоль, после войны они перебрались на площадь Пигаль, поближе к Монмартру и Монмартрскому холму.
Все творчество Мане неразрывно связано с кварталом Батиньоль, мещанским по духу, сохранившим некоторые черты предместья. Заметим, кстати, что у Мане, также как у Ренуара и Сезанна, мастерская всегда находилась отдельно от квартиры. В разгар сражений импрессионистов с чиновниками от искусства Мане с семьей занимал квартиру на улице Батиньоль, а мастерскую — на улице Гийо, откуда он сначала переехал на улицу Санкт-Петербург, а затем на Амстердамскую.
До того как свить свое гнездышко на вершине Монмартрского холма, Ренуар долгое время жил на улице Сен-Жорж, что по тем временам было все равно что жить в пригороде. Даже когда ему приходилось менять жилье в поисках большей квартиры, он старался не покидать Монмартр: полудеревенский дух квартала, равно как и возможность без труда найти подходящих натурщиц очень были ему по душе.
Дега тоже постоянно жил в этом квартале, руководствуясь, однако, совершенно иными причинами. После 1870 года он занимал небольшой особняк на улице Бланш, в квартале Фрошо, после чего в 1886 году почти на четверть века поселился на улице Виктора Массе, которая в те времена называлась Лаваль, в том самом доме, где Рудольф Салис открыл свой первый клуб «Черный кот». Клод Моне, разместив свое семейство на окруженной диким садом прекрасной вилле на берегу Сены в местечке Аржантей, устроил мастерскую на площади Пигаль, в полуподвальном помещении, служившем одновременно хранилищем готовых полотен и местом, где он принимал почитателей своего творчества. Плата за аренду помещения составляла 800 франков в год, что по тем временам было довольно дорого. Среди мастерских Базиля, располагавшихся в разных кварталах города, наиболее известна та, что находилась на улице Кондамин в Батиньоле. Чтобы наглядно представить себе, как она выглядела, достаточно взглянуть на довольно часто репродуцируемую картину Базиля, где на фоне его мастерской изображены Сислей, Моне, Мане, Золя и сидящий за пианино Эдмон Мэтр (самого Базиля на картине дописал Эдуар Мане).[52]
По соседству, в квартале де Флер, в самом начале подъема на Монмартрский холм, жил Сислей. Сезанн переселился на Монмартр лишь к концу жизни; вечно мучимый хандрой и беспокойством, он постоянно менял место жительства. Шаг за шагом прослеживая его парижские скитания, Анри Перрюшо[53] обнаружил не менее двадцати адресов, по которым художник проживал в разное время; в большинстве случаев это были меблированные комнаты, где он задерживался иногда не дольше нескольких недель. Любимым пристанищем этого скитальца стало поместье отца в Экс-ан-Провансе — Жа де Буффан,[54] где под кровлей родительского дома для него была оборудована огромная мастерская, совершенно обезобразившая гармоничный фасад особняка XVIII века.
Последняя мастерская художника находилась на вилле Искусств, на улице Эжезипа Моро, у подножия западного склона Монмартра. Именно здесь он работал над портретом Воллара, заставляя этого всклокоченного увальня позировать ему на колченогом стуле, дабы тот, пытаясь удержать равновесие, не задремал.[55] Опасения Сезанна были не напрасны: многие замечали за Волларом странность: он мог внезапно уснуть, причем в самой неожиданной позе.
Итак, и импрессионисты, и высокие чины Академии художеств и Салона жили на правом берегу Сены. Лишь только Фантен-Латур, не примкнувший ни к одному течению, предпочитал левый берег. В течение тридцати лет он жил на улице Искусств, 8, в странной квартире-мастерской без окон, освещавшейся через стеклянную крышу, отчего все комнаты были залиты холодным светом. Ему здесь очень нравилось, ведь рядом был Лувр, куда он ходил каждый день наслаждаться созерцанием шедевров классического искусства.
