XI. Вот что я хотел сказать об основной форме и способах, с помощью которых масштабность лучше всего выражается в архитектуре. Теперь рассмотрим, как сила выражается в деталях и второстепенных элементах.
Прежде всего, нельзя не упомянуть о кладке. Верно, что этот элемент может быть скрыт с великим искусством, но, думаю, что делать это неразумно (и нечестно). Какого благородства можно достичь, если большие глыбы противопоставлять обычной кладке или монолитные столбы и колонны, массивные перемычки и архитравы противопоставлять стенам из кирпича или небольших камней! В объединении таких элементов присутствует определенный порядок, подобно противопоставлению в скелете длинных костей и позвонков, которым не следует пренебрегать. И я считаю, что по этой, как и по другим причинам, кладка в здании должна быть видна. Причем, за немногими редкими исключениями (если это не часовня или усыпальница с особо тонкой отделкой), чем меньше здание, тем важнее, чтобы его кладка была хорошо видна, и наоборот. Потому что если здание невелико, то не в наших силах зрительно увеличить его действительный размер (слишком явный) с помощью соответственного уменьшения камней в кладке. Но часто в нашей власти придать ему определенное благородство, сложив его стены из массивных камней или хотя бы местами включив их в кладку. Невозможно, чтобы величественным был сельский домик, построенный из кирпича, но в горных хижинах Уэльса, Камберленда и Шотландии явное величие присутствует благодаря грубым валунам неправильной формы, из которых сложены их стены. Размер такой хижины ни на йоту не преуменьшается, хотя ее стена от земли до края кровли состоит всего из четырех-пяти валунов, громоздящихся друг на друга, или включает в себя часть скалы, оказавшейся кстати на этом месте. С другой стороны, если здание достигает внушительных размеров, то уже не важно, крупная или мелкая у него кладка, но если она крупная, то это может ослаблять впечатление величины всего сооружения из-за отсутствия меры, а если кладка мелкая, то это может наводить на мысль о бедности материала или недостаточности технических средств, а кроме того, подчас мешает воспринимать конфигурацию здания и изящество его отделки. Весьма показательный пример такого неудачного вмешательства представляет собой церковь Мадлен в Париже, где колонны, состоящие из маленьких камней почти одинакового размера с отчетливыми стыками, выглядят так, словно они покрыты решетками. Таким образом, та кладка будет обычно самой великолепной, которая, не сосредотачиваясь на материале только мелком или только крупном, приспосабливается естественно и откровенно к условиям и конструкции здания и одинаково показывает свою силу в отношениях с огромными массами камня и с его мельчайшими фрагментами, с титанической мощью громоздя глыбу на глыбу и тут же связывая мелкие обломки и острые осколки в вогнутые своды и выпуклые купола. И если бы мы чаще ощущали благородство этой откровенной и естественной кладки, мы не утрачивали бы ее преимуществ, сглаживая поверхности и подгоняя стыки. Средства, затраченные на обтесывание и шлифовку камней (которые лучше было бы оставить такими, какими они поступили из каменоломни), нередко позволили бы возвести лишний этаж. Но при этом надо с уважением относиться к материалу. Если мы строим из мрамора или иного известняка, то, учитывая легкость их обработки, отсутствие оной будет выглядеть как неряшливость; тут правильно будет воспользоваться податливостью камня, и при проектировании надо добиваться изящества в расчете на гладкость обработанных поверхностей. Но если мы строим из гранита или базальта, то в большинстве случаев безрассудно тратить непомерные усилия на их шлифовку – разумнее проектировать, исходя из свойств самого гранита, и оставить квадратным глыбам их естественный вид. Я не отрицаю, что шлифовка гранита и полное подчинение его сопротивления превосходящей силе человека придает граниту определенное великолепие и ощущение силы. Но думаю, в большинстве случаев усилия и время, необходимые для этого, лучше потратить на что-нибудь другое и возвести здание высотой в сто футов из необработанных глыб лучше, чем из гладких возвести его на семьдесят футов. Кроме того, естественная структура этого камня столь великолепна, что искусство шлифовальщика должно быть очень высоким, чтобы ее не испортить, а ее суровое родство с недрами скал, откуда был выломан гранит, вряд ли стоит менять на блестящую покорность воле и расчету человека. Поистине слишком уж изнеженным должен быть взор того, кто хотел бы видеть дворец Питти построенным из шлифованного камня.
XII. От кладки перейдем к членению стены. Это членение происходит либо на массы света и тени, либо с помощью прослеживающихся линий, последние сами должны создаваться выемками или выступами, которые при некотором освещении отбрасывают тень определенной ширины, но могут при этом, если они достаточно тонко вырезаны, являться и настоящими линиями, видимыми издалека. Чисто линеарным членением я называю, например, такую панельную облицовку, как в капелле Генриха Седьмого.
Далее, по-моему, слишком часто забывают, что поверхность стены для архитектора – это то же самое, что чистая поверхность холста для живописца, с той лишь разницей, что стена уже обладает величественностью благодаря своей высоте, материалу и другим качествам, уже рассмотренным нами, и нарушать ее целостность опаснее, чем касаться кистью чистого холста. Что касается меня, то, по-моему, ровная, широкая оштукатуренная стена прекраснее, чем большинство изображений, которые я когда-либо на ней видел, а уж тем более – благородная поверхность камня по сравнению с большинством архитектурных деталей, которые ей навязывают. Но как бы то ни было, и холст, и стена предполагают какую-то работу с ними, и мы должны ее проделать.
Принципы членения в смысле количественного соотношения в архитектуре те же, что и в живописи или в любом другом искусстве, только живописцу разнообразные сюжеты отчасти позволяют, а отчасти вынуждают его обходиться без симметрии архитектурного света и тени и прибегать к расположению явно свободному и случайному. Так что в способах компоновки существует большая разница (хотя и не противоположность) между этими двумя искусствами, но правила количественного соотношения сходные, поскольку сходны средства, которыми они владеют. И архитектор, будучи не в состоянии обеспечить такую же глубину или резкость тени или усилить ее сумрачность цветом (потому что даже когда цвет применяется, он не может следовать за движущейся тенью), вынужден со многим считаться и проявлять всю свою изобретательность там, где художнику этого делать не приходится.
XIII. Первое следствие этих ограничений состоит в том, что сплошная тень более необходима и более величественна в руках архитектора, чем
