Посмотрел ей вслед и со смесью негодования и восхищения, выругался:
— У-у, пидараска!»
Всего уже не помню, не записывал, дурак. Да и кто знал! Володя был на два года моложе меня, по законам бытия я должен был уйти раньше. Но жизнь вон как распорядилась.
Январь 1967 года. Идет озвучание фильма «Вертикаль». Сдали мы его 31 декабря 1966 (как и положено по плану), но на самом деле фильм не готов; здесь, в Ленинграде, идет озвучание и досъемки — в тайне от Госкино. Без четверти двенадцать ночи мы с Высоцким вышли из «Ленфильма» к стоянке такси — она напротив. Мороз. После полуночи он начинает набирать обороты. Мимо проносятся десятки машин с зелеными огоньками. Или не останавливаются или… «В парк!» — кричит шофер. Ног, обутых в полуботиночки, уже не чувствуем. Часа через полтора нас подобрал какой-то грузовик. В гостинице «Выборгской», конечно, ни чая, ни рюмки, ни горячей воды. Проклиная страну, город, Софью Власьевну (советскую власть), залез в кровать, натянул на ноги шерстяные носки, закутал их в свитер, залез под одеяло… Утром стук в дверь. Володя. С гитарой. Сел на краешек кровати, тронул струны. «Слушай».
В Ленинграде-городе Как везде такси. Но не остановите, Сколько не проси… Ну и так далее. Песня теперь известная. Иногда и так рождались его песни.
В 1967 году на экраны вышел фильм «Вертикаль», наш с моим товарищем Борисом Дуровым, дебют, дипломный фильм. Картина пользовалась успехом у зрителей, особенно у молодежи. Увеличился приток в альпинистские лагеря. Многие наши знаменитые горовосходители признавались, что их спортивную судьбу определил фильм «Вертикаль».
Высоцкий стал известен всей стране. До этого он был знаком узкому кругу, «продвинутой», как бы нынче сказали, публике. Теперь же его все услышали и увидели. Вышла маленькая пластинка с песнями из фильма. Сначала гибкая, потом твердая, потом большая. Популярность его перешагнула через Уральский хребет и докатилась до Тихого и Северного океанов. Страна узнала своего героя.
И вот, в августе 68-го, стоим мы с Высоцким на перроне Красноярского вокзала у поезда Красноярск — Новосибирск. Он в том году снимался в фильме «Хозяин тайги» под Красноярском, я ездил к нему в гости — поохотиться, потрепаться, словом, отдохнуть.
У дверей вагона две молодые девушки-проводницы. Практикантки. Володя говорит:
— Девчонки, все равно у вас вагон пустой, дайте нам отдельное купе.
— Хорошо, — отвечает одна, — но тогда — я вижу у тебя гитара, — споешь нам.
Поезд тронулся. Девчонки разнесли чай, раздали белье и пришли к нам в купе. Сели напротив.
— Что вам спеть? — спрашивает Володя.
— Из «Вертикали» знаешь? — говорит одна.
— Знаю.
— А он похож на этого, бородатого-то, — говорит другая.
Володя снимался в «Вертикали» в роли радиста. Борода, усы, хрен идентифицируешь с сидящим напротив молодым, спортивного вида юношей.
Володя пел чуть ли не всю ночь. Сначала из «Вертикали», потом другие песни, потом только что сочиненную «Баньку». Утром девчонки еле растолкали нас.
— Вставайте, мальчики, — Новосибирск!
Так и не узнали бедные девочки, с кем они ехали в ту ночь.
Высоцкий и Чарльз Бронсон
В конце 70-х Володя много путешествовал за рубежом. Однажды приехал с Лазурного берега, рассказывает:
— …Выхожу на балкон, смотрю — внизу, у входа в отель, стоит живой Чарльз Бронсон, мой любимейший артист… Спускаюсь бегом по лестнице, подхожу к нему, и на жуткой моей смеси французского с английским пытаюсь объяснить, что я, мол, тоже артист, и как мы в России любим его… Он смотрит на меня злыми глазами, буркнул что-то, типа «как вы мне все остохренели!», повернулся ко мне спиной и ушел. А я стою, как оплеванный.
Марина, которой я описал эту сцену, смеется:
— Не обижайся, Володя. Они все избалованы славой и вниманием.
— Но он же, сукин сын, понял, что я тоже артист, собрат по профессии…
— Может, и не понял.
— Je suis artist! Я что, неправильно произнес эту фразу?
— Правильно. Только он не знает ни французского, ни немецкого, ни итальянского. Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не читал. Тупой, как валенок. Он бы и меня послал, если бы я к нему подошла. Все они, американские звезды, одинаковые…
Прошло с полгода-год после описанной выше сцены. Выходит Высоцкий из театра со своим другом Вадимом Тумановым, с самым, наверное, близким человеком последних шести лет своей жизни.
Ну вот, выходят они из театра после вечернего спектакля. Высоцкий чем-то расстроен. Тут подбегает к нему молодой солдатик за автографом.
— Владимир Семенович, пожалуйста…
— Вали, парень, — осадил его Высоцкий. — Не до тебя сейчас…
Идут они к машине, и тут Вадим говорит:
— Володя, помнишь, ты мне рассказывал про Чарльза Бронсона…
Высоцкий побледнел, развернулся и побежал назад — искать солдата. Минут пятнадцать он бегал по площади — солдат исчез.
Вернулся к машине, сел за руль.
— Не нашел? — спрашивает Вадим.
— Нет. Как сквозь землю провалился.
Положил руки на руль, помолчал, все еще не включая зажигания, потом произнес:
— Какой же я сукин сын!
Осень 66-го. Сванетия. Горная маленькая страна на южном склоне Главного Кавказского хребта. Неприступные родовые башни, сложенные из крепкого камня, хвойные леса, в которых полно грибов (сваны, вообще грузины, почему-то не едят грибов), сияющие снежные вершины Главного хребта — Накра, Ушба, Донгуз-Орун.
И немыслимые орды полевых мышей. По ночам (спали мы все вместе в каком-то общежитии) они бегают по одеялу, по лицу — то и дело слышишь женский визг посреди ночи.
Снимались начальные эпизоды фильма «Вертикаль», жили мы в Местии, столице Сванетии, по вечерам, после съемки в единственном ресторанчике, больше похожем на придорожный трактир, пили водку — мутную араку, которую гонят из ячменя в каждом дворе; пшеница в Сванетии не растет.
Была у нас в массовке смазливая девчонка, студентка. Приглянулась она одному свану, завязались отношения, чуть ли не роман. И тут приехал Высоцкий. У Володи в отношении женщин глаз был, что называется, ватерпас. Чтобы очаровать женское сердце, Володе нужно было совсем немного — взять в руки гитару… И сван остался с носом. И крепко обиделся. Кто такой был этот московский хлюпик для него? Слава Высоцкого тогда еще не перешагнула Кавказский хребет…
Назревал крупный скандал. Чем он мог кончиться, неизвестно… На сцене уже появился пистолет…
Я говорю своему товарищу, Борису Дурову, с которым мы снимали «Вертикаль», нашу дипломную картину:
— Боря, — говорю ему, — досними тут один пару кадров, а я увезу этого засранца от греха подальше…
Иду к Высоцкому:
— Плюнь! Баб мы с тобой найдем и получше, плюнь! Зачем нам проблемы с местным населением? Сорвется экспедиция… Полетели в Батуми. Ты не можешь представить, какая там сейчас красота…
Когда мы рано утром примчались на аэродром, самолет уже ревел винтами. Но дверь нам все-таки открыли. Мы нырнули в брюхо кукурузника, плюхнулись на жесткие сиденья, аэроплан стал разгоняться по травяному полю… И тут вижу — напротив нас сидит наш враг… вот этот самый сван.
Всю дорогу, это минут сорок, — мы молчали. Прилетели в Кутаиси, там пересадка.
Узнали, что самолет на Батуми только завтра утром. Такси единственное. Стоит шофер, собирает пассажиров, ему надо, чтобы был полный комплект. Открываем дверцу. А там уже сидит наш сван.
Подъезжаем к гостинице. Хочу расплатиться с водителем, а он говорит:
— Узнай сначала, есть ли места.
Мест нет. Едем ко второй гостинице. Последней. Конечно, и там ничего. Что делать?
Вдруг наш сван говорит:
— Я живу в этом доме, на втором этаже… Хотите, переночуйте у меня… А что делать? Поднялись мы к нему.
— Внизу ресторан, — говорит он. — Пообедайте… Я, может быть, подойду потом…
Сидим мы в ресторане, заказали разных вкусностей. Официантка предупредила:
— Будет чуть подороже, мальчики. Потому что все с рынка…
Володя не пьет, я заказал себе бутылку кахетинского, 8-й номер. Кахетинское тогда было под номерами, то есть разных сортов.
Вспомнил по случаю анекдот. Приходит кахетинец в ресторан и заказывает зелень, пхали, лобио, сациви, чанахи и кахетинское 8-й номер. Официант приносит ему зелень, пхали, лобио… и кахетинское 6-й номер.
— Я тебя просил — 8-й номер, — говорит посетитель. — Ты принес 6-й.
Официант:
— Что это тебе, ботинок? Жмет?
…Так вот, сидим, объедаемся свежей и необычной пищей. Вдруг с соседнего стола, где кутила мужская компания, нам присылают две бутылки вина. Мы им в ответ — шампанское. Вскоре объединили столы, гуляем. Уж темнеть начало… приходит наш сван. Оказывается, пригласили нас к себе за стол его друзья.
