На таком шатком фундаменте построена концепция «эксплуатации человека человеком», на которой основывается политическая философия Маркса.
Маркс не игнорирует качественную разницу между квалифицированным умственным и грубым физическим трудом, но пытается представлять сложный труд через простой («меньшее количество сложного труда равняется большему количеству простого»).[821] «Сведение сложного труда к простому» иллюстрирует ограниченность теории Маркса энергетическими измерениями и ее полную несостоятельность при учете измерения информационного. Конечно, бессмысленно попрекать его за это. Для теоретически-информационного подхода время пришло только во второй половине XX века.
Рабочая сила – это возможность выполнить определенную работу, то есть энергия. Вся теория заключается в том, что реализация рабочим своей энергии (способности к труду) не только возвращает капиталисту деньги, потраченные на найм рабочего и покупку оборудования и сырья, но и приносит дополнительный доход – «прибавочную стоимость». Со стороны рабочего «тратится определенное количество человеческих мышц, нервов, мозга и так далее, – количество, которое должно быть опять возмещено»,[822] тогда как капиталист без любого труда и затраты «мышц, нервов, мозга, и так далее» кладет себе в карман «прибавочную стоимость» лишь потому, что является владельцем помещения, станка и сырья. Дочитав до этого места (а почти все читатели «Капитала» ограничивались первыми разделами первого тома), рабочий должен был громыхнуть кулаком по столу и воскликнуть: «Следовательно, владелец мой труд просто крадет!»
В 1850-х гг. Маркс писал, что капиталист покупает труд рабочего, 1860-х, в «Капитале», – рабочую силу. Ему казалось, что это было настоящим научным переворотом, хотя «покупка рабочей силы» значила не больше, чем покупка того же труда как возможности («рабочая сила существует только как способность живого индивида»[823]).
Достаточно признать, что организаторский и интеллектуальный труд тоже является трудом, и вся эта концепция летит кувырком.
Здесь возникает еще один вопрос, на который Маркс дает крайне неубедительный ответ. Что нужно для того, чтобы возместить рабочему расходы его «мышц, нервов, мозга, и так далее»? По Марксу, «… стоимость рабочей силы является стоимостью жизненных средств, необходимых для поддержания жизни ее владельца».[824] Как же определяется эта стоимость – количеством калорий? По минимуму или по максимуму? Маркс мог бы сказать, что рабочему платят лишь минимально необходимое для того, чтобы он не умер и выкормил детей себе на смену. Но классик отступает под давлением фактов. «С другой стороны, размер так называемых необходимых потребностей, равно как и способы их удовлетворения, сами являются продуктом истории и зависят преимущественно от культурного уровня страны, между прочим, в значительной мере и от того, при каких условиях, а следовательно, с какими привычками и жизненными тяготами сформировался класс свободных рабочих. Таким образом, в противоположность другим товарам определение стоимости рабочей силы включает в себя исторический и моральный элементы»[825] (курсив мой. – М. П.).
Определение стоимости рабочей силы Марксом не только включает в себя исторический и моральный элемент – оно насквозь является морально-историческим. Ведь можно спросить: а что, если хозяин будет платить рабочему меньше, чем ему нужно для возобновления жизненных сил? Рабочий раньше умрет? Подумаешь! Сколько полуголодных, больных и истощенных рабочих в мире умирает в сорок лет и раньше – и что с того? На смену им в бедных обществах может прийти масса желающих! Толпы людей, готовых ринуться на любую работу за самую мизерную плату, можно видеть едва ли не в большинстве стран на периферии современной цивилизации. Мы уже имеем опыт того, что наемной рабочей силе можно месяцами вообще не платить зарплату – и ничего!
Заявлять, что стоимость рабочей силы определяется тем, что необходимо для ее восполнения, нельзя безотносительно к морали. Так должно было бы быть по справедливости, но так вовсе не происходит. Выплачивая рабочему зарплату, хозяин не интересуется тем, хватит ли этого ему и его детям. Он стремится вообще не платить, если будет такая возможность. Уровень зарплаты определяется конкуренцией на рынке рабочей силы, то есть соотношением спроса и предложения, – больше ничем. На деле требование ограничить минимальную заработную плату необходимым для выживания рабочего и его семьи прожиточным минимумом является моральной нормой, которую Маркс вслух не мог признать как философ-материалист, но которую стыдливо вводил под видом экономической необходимости. Хотя здесь потребности не больше, чем в ссылке на относительность «жизненных тягот» рабочего, которые позволяют включить в число необходимого также «тягу» к компьютеру, автомобилю и собственному домику, сославшись на традиционно высокий (да еще и растущий) «культурный уровень страны».
Однозначного ответа на вопрос, что ожидает капиталистическое общество, теория Маркса не дает, что заметили его первые ученики и последователи. Верный ученик Маркса Каутский вынужден был ссылаться на то, что жизненный уровень и потребности рабочего растут вместе с культурой общества. А это уже было введением нормы и этики в теорию марксизма, потому что явно апеллировало к справедливости. Революционерам оставалось надеяться, что кризисы перепроизводства будут становиться все более жестокими, и рабочий класс будет подведен к ликвидации частной собственности на орудия и средства производства этими периодическими катаклизмами. Как мы знаем, и эти надежды не исполнились. В дискуссиях с Каутским и Бернштейном левые социалисты, в том числе Ленин, просто закрывали глаза на факты и утверждали, что рабочий класс живет все хуже и хуже и вынужден будет пойти на мировую пролетарскую революцию. В середине XX века в это уже никто не верил даже в Москве на Старой площади, в ЦК КПСС.
В «Капитале» мы находим предсказания и апокалипсиса капитализма в результате вытеснения рабочей силы машинами и удешевления товаров и увеличения их массы при уменьшении суммарной стоимости в результате того же технического прогресса.
Вот, собственно, и вся теория марксизма. Что же касается «теории формаций», то она вообще выпадает из общего течения рассуждений классиков. Ведь эксплуатация человека человеком объясняется как присвоение прибавочной стоимости, а это имеет место лишь при превращении рабочей силы в товар. Если же рабочая сила не является товаром, то непонятно, как можно говорить о присвоении «прибавочной стоимости» и о том, что классы феодалов, мещан-буржуа или крестьян, – это группы людей, которые могут эксплуатировать друг друга (выражение принадлежит Ленину, но идея полностью марксистская). Основанием «эксплуатации» раба и крепостного оказывается банальное насилие. В основе «теории формаций» у Маркса лежала другая идея – деления истории общества на три периода: несвободы производителя, его формальной свободы (капитализм) и реальной свободы (коммунизм), но эта идея осталась в рукописях в 1857 г., поскольку основа периодизации истории зиждется не на экономических, а на властных и моральных принципах.
Попытки определить «субстанцию стоимости» были отброшены экономической наукой XIX – XX ст., которая все больше сосредоточивалась на «потребительской стоимости» и практических рецептах, повышающих эффективность рыночной экономики и денежного хозяйства. От «теории стоимости» осталась лишь простая идея себестоимости как уровня затрат на товар, ниже которого нельзя опускать цену товара. В теоретическом плане наибольший интерес представляли теории, названные после Второй мировой войны маржиналистскими (от marge – край, предел) и основанные еще современниками Маркса – Джевонсом, Вальрасом и др. Маржиналисты изучали поведение цен на определенный товар в пограничных ситуациях – от выхода товара на рынок до насыщения рынка. Марксист в начале карьеры, потом один из теоретиков маржинализма, выдающийся украино-русский экономист М. Туган-Барановский последнюю свою статью посвятил перспективам создания общей теории ценности на путях обобщения разных конкретных теорий – маржиналистской теории возникновения и насыщения рынка определенным товаром, психологии восприятия (где есть также процесс насыщения, описанный законом Вебера – Фехнера) и другим описаниям ориентации человека в ценностях.
Если стоимость – не более чем «вещь-в-себе», фантом, привидение, теоретический конструкт, которому в экономической жизни не отвечает ничего, то можно устанавливать цены произвольно, даже в определенных пределах, игнорируя себестоимость или наверстывая занижение цен их повышением на другие товары. Что, собственно, и делали в советском Госплане!
