Когда в спорном или сложном семейном вопросе участвующие стороны настроены миролюбиво, делами может заниматься один раввин. Но когда ситуация непростая и страсти накалены, раввинат обязательно собирается в полном составе – три раввина и писец. Во время расторжения брака он заполняет специальную форму, в которую вписывает место проведения развода, фамилии, имена, отчества бывших супругов, дату. Заверяется этот документ обязательно уважаемым и религиозно грамотным человеком, имеющим на это право, занимающимся, скажем, написанием мезуз, тфиллинов. Бракоразводное письмо вручается женщине. Одновременно все происходящее фиксируется в раввинском суде. И, если, например, человек уезжает в другую страну или город, там встречает свою половину и хочет жениться или выйти замуж, из местной синагоги к нам поступает запрос: каково зафиксированное семейное положение таких-то и таких-то? Наш раввинский суд проверяет записи и подтверждает, что, например, действительно, женщина была в браке, разведена по закону, свободна и может снова выйти замуж. Только получив такое подтверждение, в другой синагоге будут оформлять новое брачное свидетельство.
Но ситуации бывают разные. Часто, получив в загсе паспорта с отметками о разводе, кто-то из супругов отказывается давать согласие на развод в раввинском суде. Не дает муж развода жене, и все. А она, не получив разводного письма, естественно, не может выйти замуж повторно. Такие конфликты разгорались… Мы в раввинском суде и уговаривали, и старались помирить людей, сделать так, чтобы они договорились и разошлись полюбовно. Но, тем не менее, многие упирались, себе и другим ломали жизнь, и в результате никто не был счастлив. Но тут уж ничего не поделаешь, чего только в жизни не бывает.
В советские времена раввинский суд не был всесильной организацией. В семейных делах огромное значение имела система паспортных отметок. Например, когда люди хотели устроить свадьбу по религиозному обряду, в их паспортах обязательно должен был стоять штамп о регистрации в загсе. Только после этого можно было проводить в синагоге религиозную церемонию бракосочетания. Или, скажем, когда бывшие супруги приходили в раввинский суд разводиться и приносили паспорта со штампами о разводе, их, естественно, без разговоров разводили, куда было деваться? Конечно, на решение раввинского суда влияло то, что по официальным законам пара уже разведена.
Кроме свидетельств о браках и разводах, раввинат выдает свидетельства, подтверждающие еврейство. О том, что человек является галахическим евреем или что он принял гиюр.
Страшная неразбериха была в свое время с этими свидетельствами. Когда началась волна массовых отъездов в Израиль, многие правдами и неправдами пытались подтвердить свое еврейство. Естественно, тут же нашлись те, кто за определенное вознаграждение эти самые свидетельства щедро выдавал, и довольно много людей этим воспользовалось. Получали фальшивые бумажки и по ним выезжали в Израиль. А потом нам много лет в раввинский суд присылали копии этих свидетельств, пытаясь выяснить, настоящие они или нет. В некоторых случаях разобраться было практически невозможно, но были тонкости, о которых многие не задумывались. Например, о том, что у нас в стране примерно с сороковых годов в свидетельстве о рождении в графе «национальность» не уточняли, кто по национальности мама и папа. До этих лет национальность указывали. Скажем, у меня в свидетельстве о рождении 1937 г. было написано, что папа еврей и мама еврейка. А потом все поголовно стали русскими. Так вот, не зная об этом, мне в синагогу приносили «восстановленные» свидетельства от 1953 г., где все родственники – и папы, и мамы, и соседи по лестничной клетке – были записаны евреями. Как так? А очень просто. Он заплатил, кому надо, и ему, что надо, написали. Полная неразбериха творилась.
Но попытка разобраться со всем и навести порядок ни к чему не привела. Дело в том, что в раввинате при синагоге раньше был свой архив. Все, что можно, учитывалось и контролировалось. В советские времена для того, чтобы получить свидетельство о религиозном бракосочетании, необходимо было официально заплатить двадцать пять рублей в кассу синагоги и получить квитанцию. Копии квитанций оставались у нас, на основании этих квитанций и велся учет.
Но когда в 1983 г. после смерти моего предшественника я вступил в должность раввина и принял дела, оказалось, что от архива ничего не осталось – никаких квитанций, ни единого документа или записи. Все испарилось.
Сейчас, бывает, обращаются люди, просят подтвердить, что папа с мамой делали свадьбу в синагоге по религиозному обряду. Но если церемония проходила в пятидесятых, шестидесятых или семидесятых годах, об этом нет никаких сведений. Ничего не сохранилось, ни свидетельств от раввина Шлифера, ни от раввина Левина, ни от кого.
Я тогда был единственным раввином, и не было никого, кроме меня, чтобы всем этим заниматься. По восемнадцать часов в день сидел, не выходя из синагоги. Утром приходил, поздно ночью уходил. Позже приехал раввин Гольдшмидт, с его помощью был организован раввинский суд, который стал заниматься всей документацией – свадьбами, разводами, гиюром, и стало полегче.
Тот архив, который сегодня в синагоге, существует с восьмидесятого года, и все, что там зафиксировано, соответствует действительности.
Я, когда стал раввином, очень скоро понял, что заниматься придется совсем не высокими материями. Проблемы, с которыми в большинстве случаев ко мне приходили люди, так или иначе касались семьи. Нелады между супругами, дочка хочет выйти замуж за не еврея или сын хочет жениться на не еврейке. Мало кто приходил и задавал вопросы на религиозные темы, зато житейские ситуации порой были совершенно невероятные. Пришла однажды молодая женщина. Так и так, проблема, два года жили с мужем, оказалось, что из-за него не могут иметь детей. Она мужа любит, разводиться не хочет, но хочет родить и спрашивает, может ли она забеременеть от другого мужчины, а жить со своим супругом? А это запрещено.
В другой раз я приехал в Омск, подходит ко мне женщина и начинает плакать: сын в университете учился, круглый отличник, шел на красный диплом. Поехал в лагерь хаббадников, вернулся и говорит ей и бабушке: «Я все понял! Мы евреи – должны жить по закону! С этого момента у нас в семье все будет не так, как раньше!» Отца в семье нет, живут втроем, бабушка несколько лет лежит парализованная. У нее единственная радость – телевизор посмотреть. А внук запрещает: «По Субботам никакого телевизора! Мы же евреи!» То, что мама готовит, не ест, потому что не кошерно. Терроризирует всю семью, все запрещает, во всем обвиняет. Как быть? Мать плачет: «Я же не против, чтобы сын был верующим, но с ним под одной крышей жить невыносимо! Что нам делать?» Я пошел в синагогу, нашел этого парня, говорю ему: «Молодец, одобряю, все, что ты делаешь, но только ты должен снять квартиру или комнату и съехать от матери. Оставь их в покое. Ни она, ни бабушка не хотят менять образа жизни. Хочешь жить по-своему, пожалуйста, живи, но их не мучай». А он мне отвечает: «Мне раввин сказал, если кто живет не по Торе, с ними можно не считаться».
Ну как такое может быть? Я искренне не понимаю, как можно так наставлять молодого человека: «Если родители не выполняют обрядов и мешают тебе жить, можешь с ними не считаться, они никто»?! Пятая из десяти заповедей Всевышнего об отношениях между людьми – «почитай мать и отца своего и продли дни их на земле». Верующему человеку просто невозможно это игнорировать. На своем опыте я почти никогда не сталкивался с родителями, которые были бы против того, чтобы их ребенок занимался религиозным образованием. Но, когда в обычной семье появляется верующий человек, это всегда непросто. Без взаимного согласия и терпимости благие намеренья одного могут всю семью довести до ручки. И уж точно не сыну, которого родители вырастили, выкормили и на ноги поставили, указывать им в их же доме, что и как они должны делать! Вот вроде смотрят такие люди в Тору, а видят, что хотят.
Да, детей, которые стремятся к знаниям и вере, можно и нужно понять и поддержать, но и чувства родителей нельзя сбрасывать со счетов. Они принадлежат к другому поколению. Даже когда все стало меняться в стране, многие по инерции продолжали всего опасаться, – что уж говорить о временах Советского Союза. Тогда же ведь всерьез боялись: если узнают, что верующий еврей, – придут, заберут и посадят.
Масса проблем возникает сегодня, если один из влюбленных не еврей. Тут же начинают переживать родители, возмущаться и протестовать дети, приходится как-то наводить порядок и спокойствие в семье. У стариков свои сложности. Живут в коммунальной квартире, достают соседи антисемиты, дети уехали или живут отдельно, не навещают, за могилами родственников никто не ухаживает. Масса историй. Звонит, например, в синагогу пожилой человек, жалуется, что к нему приходит убирать квартиру грубая и нахальная женщина, просит заменить ее. Но в основном все проблемы стариков связаны с тем, что они нуждаются в опеке, поддержке и внимании. Порой им и поговорить бывает не с кем, вот и приходят к раввину в синагогу.
