class="p1">Характерный местный колорит неожиданно приобрела заключительная часть эвенкийской сказки об Илье Муромце. Когда Илья на орле достиг, наконец, земли и своих родных мест, «была, — рассказывает сказка, — зима, шел снег. Илья шагает по дороге». Придя к тому месту, где «они стояли стойбищем», Илья видит женщин, которые тащат жерди для чумов.
Все это лишь отдельные штрихи, но они не случайны, они своеобразно окрашивают повествование. Имея в распоряжении количественно больший материал, несомненно можно было бы сделать интересные наблюдения над национальными отличиями сказок о богатырях у разных народов.
Далеко не все вопросы, которые встают перед исследователем, изучающим сказки о богатырях русского эпоса, могли быть освещены в этой книге, и причина этого в характере самого материала.
Уже отмечалось, что вследствие недостаточного количества выявленных сказок у каждого из народов невозможно отчетливо представить национальное своеобразие их в пределах определенной народности. Можно было только наметить как общие черты сказок иноязычных с русскими, так и некоторые характерные отличия, которые были определены разными условиями возникновения и бытования, что и сделано в соответствующих местах книги. Можно было также уловить кое-какие общие тенденции сказок национальных, как например некоторый легендарный налет и сообщение повествованию известного национального колорита. Последнее, впрочем, не могло быть полностью вскрыто, поскольку приходилось изучать сказки в переводах.
Только в тех случаях, когда сказок оказывалось несколько больше, являлась возможность уяснить какие-то общие черты, отличающие сказки именно данной народности, например большую близость к содержанию русского эпоса сказок карел и коми, как народов, тесно соприкасающихся с русскими именно в районах активного бытования былин, или повторяющиеся образы в финских и карельских сказках.
В отношении сказок нерусских не мог быть освещен и чрезвычайно перспективный в теоретическом плане вопрос о том, как отразилась сама сказочная традиция разных народностей Советского Союза на материале сказок о русских былинных богатырях. Для этого необходимо глубокое знание специфики сказочного жанра в пределах той или иной народности. Желательно, чтобы этот вопрос был поставлен учеными, изучающими сказки определенного народа.
Мы ограничились в настоящем исследовании только материалами сказок народов СССР, причем, кроме сказок русских, рассматривались сказки других восточных славян, народов Севера, Сибири и средней полосы Европейской части Союза. В дальнейшем интересно было бы поискать следы влияния русского былинного эпоса на сказки народов Кавказа к Средней Азии, а также отголоски русских былин в сказках зарубежных народов. Тот или иной результат поисков будет иметь значение для освещения общей проблемы взаимодействия эпического и сказочного жанров и вопроса о культурном обмене между народами.
Один из важнейших вопросов в изучении каждого фольклорного явления — это вопрос его истории. Возникновение сказок о богатырях как в русском, так и в национальном фольклоре, различные пути их образования в основном ясны и в книге намечены. Но вопрос об историческом развитии сказок на протяжении всех лет их устной жизни пока не может быть решен. Подвергались ли сказки каким-либо существенным изменениям или нет, менялось ли восприятие их аудиторией и в каком направлении — для ответа на эти вопросы нет нужных материалов, подобных тем, какие мы имеем в области былин, сказок волшебных и новеллистических, многих песенных жанров.
Имеющиеся в нашем распоряжении устные народные сказки о богатырях записывались в разное время начиная с первой половины XIX века и вплоть до наших дней. Среди них имеются и очень ранние записи и совсем поздние, современные. Несомненно, время бытования могло наложить на содержание сказок, на их состав, идейно-художественную направленность известный отпечаток.
В частности, можно предположить, что в пореволюционное время должна была и в этих сказках, как во многих других жанрах фольклора, обнаружиться тенденция к усилению и конкретизации патриотических и социальных мотивов. Однако сравнительного материала для категорического утверждения этого у нас нет.
Поясню это одним примером. В главе I названа одна из современных записей сказки о Садко и Василии Буслаеве, определенно восходящая к сказке П. Н. Полевого в «Библиотечке Ступина». При разборе сказки, записанной в Ленинградской области, отмечено, что исполнитель, следуя точно всей композиции и содержанию текста источника, опустил религиозно-морализующие сентенции книжной сказки. Это было отмечено как характерный факт отбрасывания народом чужеродных народному сознанию элементов. [289] Но может быть, здесь сказалось уже сознание советского сказочника? Имел ли место этот факт в других случаях использования в устном исполнении той же сказки, если таковые были? Мы не знаем.
В силу сказанного пришлось главным образом сосредоточиться на выявлении особенностей содержания сказок, их состава, художественной природы, соотношения их с эпосом. Здесь совершенно очевидным стало одно: эпические сюжеты, переключаясь в художественную систему сказки, теряли в известной мере свой строгий, величавый характер, отступали от «эпической историчности», нередко растворялись в авантюрно-занимательном повествовании.
Использование былинных сюжетов сказкой часто влечет за собой насыщение их чисто бытовыми сценами (см., например, эпизод выторговывания коня Ильей в рассказе об исцелении, превращение сюжета о неудачной женитьбе Алеши Поповича на жене Добрыни в бытовую крестьянскую новеллу и т. п.). Это было отмечено еще Белинским, когда он указывал на некоторые отличия сказки от былины: «В тоне сказок больше простонародного, житейского, прозаического; в тоне поэм больше поэзии, полету, одушевления, — хотя те и другие рассказывают часто об одном и том же предмете». [290] Однако полностью сказочная стихия былинные сюжеты не поглощала, не ассимилировала. В основном сохранялась героическая и патриотическая направленность отраженных былинных сюжетов. Лучшие сказки сохранили и социальные мотивы эпоса. Образ Ильи Муромца как идеального борца со злом, всяческим насилием в целом остался непоколебимым.
И здесь снова следует повторить то, что отмечалось в разных местах работы, — сказать о том большом значении, которое имели лучшие из устных сказок о богатырях в народнопоэтической культуре, как своеобразные хранители героических образов русского эпоса.
Вопрос о народных сказках по сюжетам и мотивам былинного эпоса связан не только с проблемой судеб былинных сюжетов и богатырских образов в поздней фольклорной традиции. Образование этих сказок — интересный факт в истории развития самой сказочной традиции, поскольку здесь возникает еще новая разновидность волшебной героической сказки с некоторыми специфическими особенностями.
Акимова — Фольклор Саратовской области, книга 1. Составлена Т. М. Акимовой под ред. А. П. Скафтымова. Саратов, 1946.
АКФАН — Архив Карельского филиала Академии наук СССР.
Андреев — Н. П. Андреев. Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне. Л., 1929.
Анисимова — Песни и сказки Пензенской области. Составитель А. П. Анисимова, под ред. Э. В. Померанцевой. Пенза, 1953.
Астахова — Былины Севера, т. I.
