• Елку запретили еще зимой 1914/15 года – при царе Николае II (некоторые исследователи, правда, говорят, что официально это случилось зимой 1915 года). Но ясно одно: запрет пришелся на начальные годы Первой мировой войны.
• Дело в том, что обычай ставить елку в домах россияне переняли у немцев, которые в 40-х годах XIX века украшали елками свои дома в Петербурге и Москве. Конечно, еще Петр Великий в XVII веке пытался внедрить обычай украшать улицы и дома еловыми ветками, но сей обычай не прижился и стал массовым только в середине XIX века. Когда началась Первая мировая война и Германия стала нашим основным противником, все немецкое попало в опалу, в том числе и елка.
• А вот большевики после революции сразу же разрешили праздники под новогодней елкой. Уже 31 декабря 1917 года в Петрограде (вы ведь знаете, что в связи с опалой всего немецкого в августе 1914 года Петербург был переименован в Петроград) были повсеместно организованы пролетарские елки для детей рабочих.
• В 1919 году сам Ленин посетил елку для детворы в Сокольниках (кто не знает – это знаменитый рабочий район Москвы). Потом об этом ленинском праздновании было сложено множество рассказов, стихов и даже поэм.
Новогодняя елка во всей красе. Старинная открытка
• Однако к концу 1920-х годов празднование Нового года и хороводы вокруг елки опять попали в опалу. Правда, историки здесь несколько расходятся. Одни говорят, что в 1928 году был издан декрет о запрете рубки елок для новогодних празднеств. Другие же считают, что запрет вырубки елок возник сам по себе и никакого отношения к Празднику не имел – просто охраняли лес. Как следовало трактовать тот запрет, тогда никто не знал. Но на всякий случай народ, запуганный постоянными массовыми чистками, решил елок больше не ставить.
• Но 28 декабря 1935 года в главной газете «Правда» появилась статья известного тогда партийного деятеля П. Постышева «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку!». И оказалось, что тяга к восстановлению Праздника (пусть не Рождества, но хоть Нового года) была так велика, что не понадобилось ни нового циркуляра, ни указания – хватило одной этой статьи.
Люди ринулись вспоминать, а как же надо справлять Праздник. Конечно, сменились приоритеты. Теперь елку следовало украшать соответственно новым пролетарским обычаям. Серебряные дождики, конфетти и бусы сменились цветными флажками с советской атрибутикой. Золотые цепи приобрели символ «сцепки» рабочего класса и крестьянства. Золотая Рождественская звезда на елочной макушке стала красной звездой пролетарской победы и всемирной революции, игрушки изображали рабочих и крестьян, летчиков и пулеметчиков, в крайнем случае – «атрибуты и результаты» их труда: например, крестьянского – овощи и фрукты, барашки и курочки и тому подобное.
• Первая официальная елка была проведена конечно же в Москве. 1 января 1937 года в Колонный зал Дома союзов пригласили отличников московских школ, для которых и устроили праздник.
И вот на следующий, 1938 год появился зимний сказ Бажова «Серебряное копытце».
Давайте сразу разберемся: Бажов писал не сказки, а сказы – уральские сказы.
Чем сказы отличаются от сказок?
Сначала вспомним: а что у них общего?
• Сказка и сказ одного корня – от «сказывать», «сказать», «сказитель». То есть их рассказывают народные сказители.
• Сказка и сказ основаны на «сказочном допущении» – волшебстве и чуде, в них имеются волшебные герои, предметы, часто встречаются детали старинных народных заклинаний, обрядов и легенд.
А вот теперь отличия:
• В сказке действие происходит в «некотором царстве» – в сказе же в реальном месте в реальной обстановке.
У Бажова сказы уральские, а значит, их действие происходит на заводах, месторождениях, в деревнях и шахтах Урала.
• В сказке герои сказочно-символические, «не реальные» (Иван-царевич, Кощей Бессмертный), в сказе же герои имеют не только реальные имена, но и профессию, а часто это вообще личности исторические, чьи деяния остались в памяти потомков. Недаром много сказов в народе о «вольных вольничках» – Степане Разине, Емельяне Пугачеве, о храбрых воинах-защитниках – Суворове, Кутузове и т. д.
В сказах Бажова речь идет об уральских старателях, мастеровых, шахтерах, рабочих, горнодобытчиках, резчиках по камню. Все они имеют имена и «списаны» автором с реальных людей, которых он знал с детства, ведь и сам он – выходец из этой уральской среды. Встречаются и реальные исторические личности – Демидовы, Турчаниновы (владельцы уральских заводов и шахт).
Есть сказы, полностью посвященные уральским мастерам-умельцам, как, например, «Иванко-Крылатко», где описывается жизнь легендарного мастера булатного оружия Ивана Бушуева. Его воистину художественные росписи сабель, шашек и др. сохранились до сих пор и считаются непревзойденными. Изделия Бушуева можно увидеть в музее города Златоуста. А в изумительном сказе «Чугунная бабушка» рассказывается о нелегкой судьбе Василия Торокина, скульптора-самоучки, чьи изделия из каслинского литья (чугуна) были признаны даже на международных выставках.
• Сказка опирается на народные предания, мифы и легенды. В основе же сказа лежат обычно реальные события. Конечно, попав в сказ, эти события приобретают волшебную окраску, особую таинственность и чудесное наполнение, но все равно атмосфера сказа постоянно напоминает нам о том, что это «реальный быт и привычная жизнь». Просто в ней проявилось чудо. Но ведь таинственность притягивает, и чудеса случаются. Уж этого никто никогда не отменит – будь то в выдуманной сказке или в реальной жизни. Вот сказ и опирается всегда не на жизнь в тридевятом царстве, а на реальную жизнь.
Какие сказы были первыми в творчестве Бажова?
Кто знает, тот и сам может другим СВОИ сказы рассказывать.
Ответ такой: первыми были опубликованы три сказа:
«Дорогое имечко»
«Про Великого Полоза»
«Медной горы Хозяйка».
Все они вышли в сборнике «Дореволюционный фольклор на Урале» (1936). Ни сказки, ни сказы (вообще вся «барская выдумка» и опять же – опиум для народа) в то время не приветствовались. Но фольклор как народное творчество, «опережающее по сердцевине и насыщенности все произведения интеллигентского толка» (Демьян Бедный), был в чести. И когда составители сборника уральского фольклора вдруг решили, что там не хватает рабочего фольклора, то они обратились к местному учителю-краеведу Павлу Бажову.
Обращение вышло воистину судьбоносным. Бажов давно уже пытался опубликовать свои сказы, созданные по воспоминаниям о тех рассказах, что он слышал в детстве от старых рабочих уральских заводов. Помните, как в детстве Андерсен слушал рассказы старушек и стариков в богадельне, которая находилась рядом с его домом и куда он любил ходить именно из-за таких рассказов о прошлой жизни? Вот и наш сказочник слушал в детстве рассказы о временах «крепости» (крепостного права). Позже он даже создаст собирательный образ такого сказителя – старого сторожа деда Слышко. И первые сказы опубликует якобы как записанные именно со слов этого дедка.
Что ж, публиковать сказы как фольклорные произведения, а не как собственное творчество, было куда безопаснее. Фольклор – народное творение. А какие претензии могут быть к народу? Если что и не так – автора-то конкретного нет. К кому претензии?!
Но и то трагедия чуть не случилась. Публикацию в Свердловске, оказывается, заметили в Москве. Сочли неблагонадежной. И вот уже в газете «Правда» был подготовлен критический очерк, в котором сказы Бажова решено было разделать под орех, а самого автора очернить, как «фальсификатора настоящего фольклора». Вот подумайте, если бы такое произошло – никогда бы не узнали мы ни о «Каменном цветке», ни о «Малахитовой шкатулке», ни о «Серебряном копытце»! Да как бы вообще жила Страна Сказок без Данило-мастера, Хозяйки Медной горы, бабки Синюшки?! Мало того что мы лишились бы великих метафорических сюжетов, так еще и не узнали бы, насколько ярок, сочен и могуч может быть истинно народный русский язык, которым владел наш бородатый уральский сказочник. Да мы просто обеднели бы духовно и морально. И никакие самоцветные сокровища Уральских гор нас бы не спасли.
Правда, в волшебной стране свои цены и законы. Знаете, КАК родилась первая сказка о Хозяйке Медной горы? Это история вполне мистическая и сказочная, сама почти фантастика, достойная бажовского сказа. Со временем, конечно, и не докажешь – может, что и не так было. Но результат у нас имеется – появившиеся почти чудом сказы Уральских гор.
В 1936 году Бажову шел пятьдесят восьмой год. Он уже кое-что публиковал в прессе. Но книг не было. 1930-е годы вообще были крайне тяжелыми и сложными и для страны, и для каждого человека. Например, в 1934 году отклонили одну бажовскую книгу – не старинных сказов, о них он и не заикался – о социалистическом строительстве. В 1935 году трагически погиб сын Бажова – девятнадцатилетний Алексей. А в середине года Бажова вызвали в местное отделение НКВД. Пойти – можно и не вернуться. Не пойти – сами придут. По стране ведь уже шли пока еще, правда, не массовые поиски «врагов народа».
