Возникает вопрос: каким образом достигается единство в обществе? Единство природы, по Канту, осуществляется исключительно в наблюдающем Субъекте. Общественное единство, по Зиммелю, реализуется только своими собственными элементами, так как они сознательны и синтетически активны. Общество не нуждается в каком-либо наблюдателе. Общественная связь фактически осуществляется в «вещах», а «вещи» в данном случае – индивидуальные души. «Чтобы образовалось единство, не требуется никакого фактора, помимо и вне его элементов, так как каждый из них выполняет ту же функцию, что и душевная энергия созерцателя относительно того, что находится вне его: сознание соучастия с другими в образовании единства и есть фактически то единство, о котором идет речь»[101].
Социальная жизнь индивида неразрывно связана с процессом обобществления. Этот факт ставит индивида в двойственное положение: обобществление движет им изнутри, но одновременно индивид противостоит обобществлению. Индивид есть член организма обобществления и в тоже время является замкнутым органическим целым, бытием для него и бытием для себя. Но сущность и смысл особого социологического априори, основанном на этом качестве, состоит в том, что применительно к индивиду и обществу, «пребывание внутри» и «пребывание вне» – это не два независимых определения (хотя иногда они могут принять и такой вид, и даже развиться до полной взаимной противоположности), но характеристика положения человека, живущего социальной жизнью, в ее нераздельном единстве.
Теперь возникает вопрос: каким образом разрешается двойственность «внутри – вне» находимости индивида? Эта двойственность разрешается через «эстетический Субъект» М. Бахтина. Бахтин вписал Субъект в принцип системности.
Общественная система – это открытая система типа контекста. Вненаходимость обеспечивает возможность построения новой системы по типу контекста, а внутринаходимость – сохранение исходного состава и присутствие самого Субъекта как элемента этого состава. Эстетическая деятельность через оформление делает возможной вненаходимость Субъекта и пространственной, и временной, и ценностной. Бахтин понимает, что Я – и – Другой – это двуплановость ценностной определенности мира. Созерцать эстетически – значит относить предмет в ценностной мир Другого. Это не означает отказаться от своего мира и влиться всем своим существом в какое-либо культурное событие (здесь имеется в виду концепция «вчуствования»). Обрести единый план можно лишь в точке, в которой миры жизни и культурное событие сопряжены в неразложимом единстве и при этом не теряют своей автономии и позиции. Такое состояние достигается путем «переживания», в котором снижается субъект – объектная противоположность. «Объективное становится не только образом или представлением, но и моментом самого жизненного потока»[102].
В социальной теории одиночество изучалось мало, так как достаточным считалось философское обобщение проблемы отчуждения. Сегодня возрастает необходимость и важность оформления «одиночества» в отдельную тему, в силу того обстоятельства, что современное общество неизменно «производит» одиночество. В самом общем виде можно сказать, что одиночество – это наиболее драматическая манифестация недостатка социальности, по своей природе превосходящая феноменальное и проблематическое. Человек – существо многогранное, его сознание выходит за пределы своего «Я» различными способами и в различных направлениях. Но любые способы и направления можно сгруппировать по определенному критерию, в данном случае критерием выступает переживание одиночества. Одиночество – одна из самых острых проблем в современной социальной жизни, затрагивающая изначальные основы человеческого бытия.
В современном мире индивид в поисках истинных критериев жизни стал обращаться к себе, к своим собственным личным переживаниям. Культ человека, живущего для себя, идеи собственной исключительности и превосходства над «толпой» – признаки нарциссического самосознания. Следствие этого – деформация межличностных связей, ослабления родственных уз и т. д. Реальные связи превращаются в фактор взаимного отчуждения. Внутренняя эрозия общества проникает в глубинные основания личной жизни. В своей субъективной самоизоляции индивид не находит внутреннего удовлетворения. Его личная свобода оборачивается тоскливым одиночеством. В материальных интересах люди разобщены; их глубинная духовная потребность состоит в объединении, в создании общности, в преодолении одиночества.
У. Садлер и Т. Джонсон выделяют четыре типа одиночества в современном мире: экзистенциальное (или космическое), культурное, социальное и межличностное[103]. «Социальное» означает построение организационных связей, отношений, образующих структуру, внутри которой взаимодействуют индивиды и группы. «Социальное» в смысле системы нормальных значений, влияющих на действия субъекта, часто ассоциируется с европейской традицией в социальной философии, представленной именами М. Вебера и Э. Дюргейма. В данном случае принцип «социальности» применяется как метод анализа одного из видов одиночества. При этом мысль Э. Дюргейма о том, что общественное сознание отражает потребность в как можно более частом и более тесном взаимодействии человека и общества, а также представление о том, что совершенствование социальных отношений способно облегчить страдания отдельного человека, являются, по нашему мнению, наивными. Сегодня существуют следующие тенденции объяснения социального в рамках современного западного гуманизма: тенденция абсолютизации духовного кризиса и тенденция поисков путей возрождения личности.
Социальная жизнь не раскрывает все внутренние потенции и потребности человека. Стремление человека обратиться к сфере личностно-индивидуального рождается из неустроенности общественного бытия, несоответствия социальных целей индивидуальным. Социальное поведение рассматривается как эмпирическая ориентация индивидуального сознания на социальные нормы, а не как выражение общественной сути человека. Острые формы социального одиночества обозначены такими понятиями социальной изоляции, как неприятие или даже изгнание. Есть и более тонкие формы социальной изоляции, когда, например, социальная исключенность лишает людей членства в группах, которые они считают очень важным и желательным для себя. Здесь необходимо оговориться, что одиночество не может быть приравнено к физическому состоянию изолированности человека.
Одиночество – это субъективное внутреннее переживание. Простое сведение одиночества к изоляции примитизирует контекст переживаний. К перечисленным общим факторам, содействующим возникновению социального одиночества, добавляются и другие, широко распространенные в современном обществе, помогающие объяснить рост этого типа одиночества сегодня. Самые значительные из них: увеличивающаяся раздробленность общества вместе с растущей социализацией; высокая степень мобилизации; неопределенность традиционных социальных границ; распад традиционных групп и недолгая жизнь групп, претендующих на определенное место; высокий уровень ожидания, связанный с социальной позицией; третирование точки зрения отдельного индивида. «Цивилизация, которая ради прогресса и роста разрушает малые жизненные группы, сделает людей одинокими и несчастными», – заметил Хоманс[104]. Одно из следствий гигантских социальных изменений состоит в появлении этого типа одиночества в огромных масштабах.
В современном западном обществе, как свидетельствует анализ работ Сартра и Бубера, успешно бороться с многоликим одиночеством способен только «совокупный» и «индивидуальный» субъект, ориентированный не столько на сознание продуктов деятельности объективации, которые могут становиться в условиях социального отчуждения враждебными человеку фетишами, сколько производящий межчеловеческие связи, общение, гармонические отношения. В дихотомиии Я-Другой общение ограничено пределами отдельных людей, одиноких, по сути, существ, мучительно отыскивающих встречные тропинки. Каким же образом, с одной стороны, превозмочь герметичность индивидуалистической антропологии, а с другой – избежать требований теорий, признающих необходимость отказа от собственного «Я» ради приобщения к единому сознанию»? «Я» осознает себя и становится самим собой, только познавая свою сущность «для», «через», «с» помощью Другого – такого же «центра» единственности, познавая на границе своего и чужого сознания, в «напряженной встрече». Социальное одиночество непосредственно связано с понятием «интимности». Одиночество – это нехватка основных потребностей интимности. Интимность, с одной стороны, является последней стадией Внутреннего, с другой – она касается краеугольного камня Свободы Другого. В любом случае, интимность – наиболее личный аспект субъективности в духовном, ментальном и физическом измерениях. Подлинная интимность освобождает индивида от субъективного, в этом смысле она объективна, а поэтому когда есть недостаток интимности, то взгляд на объективную реальность неверен. Интимность познавательно – объективна, если/когда она переступает предел субъективности и постигает объективный мир, оживляя и объединяя его ценности и значения. Можно говорить о «трансобъективности» интимности, поскольку она высвобождает интерсубъективное, включая в себя самую сокровенную стадию Субъективности. Подлинная интимность неизменно приводит к желанию избежать, «победить» одиночество. Поэтому одиночество становится следствием либо недостатка разделенной интимности, либо недостатка интимной разделенности.
