Но в том-то и дело, что Тора напоминает: все эти мерзости чрезвычайно распространены среди других народов мира и их запрещено перенимать.
История и античная литература лишь подтверждают справедливость высказанного Торой – вспомним хотя бы «Золотого осла» Апулея или тексты законов шумеров, вавилонян, ассирийцев, хеттов. В ряде из них предусматривается наказание за связь с коровой или овцой, но при этом разрешается связь с ослом или мулом, отчего история Билама выглядит еще более достоверной.
Мудрецы Талмуда, постоянно возводившие «ограду» вокруг Торы, утверждали, что люди должны вести себя так, чтобы на них не пало даже и малейшего подозрения в скотоложстве. К примеру, они категорически запретили вдовам-еврейкам держать в доме собаку, чтобы их не заподозрили в преступной связи с этими животными.
В конце ХIX–начале ХХ века евреи вновь столкнулись с массовым явлением скотоложства – на этот раз среди окружавших их арабов. Но встреча вызвала у них только отторжение и презрение, и никак не отразилась на сексуальной жизни еврейских поселенцев, о чем свидетельствуют многочисленные дневники и воспоминания очевидцев тех лет.
О том, распространенно ли среди современных израильтян скотоложство, никаких исследований, насколько нам известно, не проводилось.
Пью горечь тубероз, небес осенних горечь,
И в них твоих измен горящую струю.
Пью горечь вечеров, ночей и людных сборищ,
Рыдающей строфы сырую горечь пью…
Борис Пастернак, «Пиры»
В далекие времена Первого Храма женщине, заподозренной мужем в супружеской измене, но категорически отвергающей эти подозрения, приходилось для доказательства своей невиновности пройти через весьма сложную и унизительную процедуру. Только так она могла доказать справедливость своих утверждений.
В назначенный коэном (священнослужитель в Храме) день гипотетическая изменница вместе с мужем появлялась в Храме и приносила в жертву мешочек с мукой из ячменя – пищи животных. Подобная жертва, в которую, в отличие от обычной мучной жертвы, не добавлялось оливковое масло, свидетельствовала о том, что женщина подозревается в низком, «животном» поступке. И то, что она навлекла на себя подозрения своего супруга, уже само по себе полагалось следствием недостойного еврейки поведения. Затем священнослужитель смешивал в глиняном сосуде воду из храмового источника с землей и подводил женщину поближе к жертвеннику.
Сотни, а то и тысячи глаз обычно следили за этой процедурой. В тот момент, когда коэн рывком срывал с женщины головной убор и ветер с Иудейских гор начинал трепать ее волосы, толпа зрителей возбужденно ахала – не было для замужней еврейки большего позора, чем предстать перед людьми с непокрытой головой.
Трудно сказать, какие чувства переживала в этот момент сама женщина – жгучий стыд смешивался в ней с парализующим страхом, и ко всему этому, наверное, добавлялась обида на мужа за его недоверие к ней…
А коэн тем временем громко, так чтобы слышали все собравшиеся, произносил:
«Если не лежал с тобой мужчина, и если не совратилась ты и не осквернилась втайне от мужа твоего, то не повредит тебе горькая вода, наводящая проклятие. Но если совратилась ты втайне от мужа твоего и осквернилась, и произвел мужчина излияние семени своего с тобой, то сделает Бог тебя предметом проклятия в среде народа твоего тем, что сделает Бог бедро твое опавшим и живот твой опухшим. И войдет эта вода, наводящая проклятие, во внутренности твои, чтобы вспучить живот и опавшим сделать бедро…»
Тут коэн делал длинную многозначительную паузу, предоставляя женщине последнюю возможность отказаться от испытания. В этом случае ей не грозит смертная казнь за измену, так как сам факт измены не доказан судом. Но… она отойдет от жертвенника в том виде, в каком есть – с непокрытой головой – и безропотно примет развод от мужа, то есть косвенно подтвердит его подозрения.
«Амен!» – отвечала женщина, давая свое согласие на испытание.
«Амен!» – заворожено повторяла вслед за ней толпа.
Теперь дороги назад у подозреваемой не было.
Коэн доставал кусочек пергамента, на котором был записан отрывок из Торы с описанием приводимой нами процедуры, высоко поднимал его вверх и на глазах толпы сжигал его, бросая пепел во все тот же глиняный сосуд. И снова толпа ахала от страха – страшно было видеть, как горят слова святой Торы, как огонь стирает с пергамента само имя Творца. Ибо на Его суд выставлено преступление, попирающее самые главные, самые фундаментальные Его законы.
Следующим движением коэн бросал на жертвенник принесенную женщиной и ее мужем ячменную муку и, когда она сгорала, подносил к губам женщины глиняный сосуд.
В наступившей тишине женщина выпивала до дна горькую воду и еще несколько минут продолжала стоять у жертвенника.
Если с ней ничего не происходило, то это считалось окончательным доказательством ее невиновности. И тогда под восторженные крики толпы коэн набрасывал на ее голову платок, и муж уводил ее в сторону. Теперь он должен был купить ей дорогой подарок в знак признания своей вины за ложные подозрения. А за то, что супруг заставил пройти свою «половинку» через ритуал публичного унижения, он теперь не мог развестись с ней по какой бы то ни было причине до конца жизни. Кроме того, считалось, что женщина, с честью выдержавшая испытание «горькой водой», будет в самое ближайшее время вознаграждена Богом тем, что забеременеет и родит сына.
Но бывало и так, что, отпив из глиняного сосуда, подозреваемая замирала. И вдруг, через мгновение, ее лицо начинало покрываться трупными пятнами, живот разбухал и разбухал, и она валилась замертво – это и было доказательством ее измены мужу и страшной расплаты за эту измену.
Вера в силу «горькой воды» Храма была так велика, что о ней складывалось немало легенд. По одной из них, женщина, справедливо заподозренная мужем в измене, решив сохранить семью, согласилась на испытание «горькой водой». Но, зная, что она его не выдержит, послала в Храм вместо себя свою сестру-двойняшку. Так как ее сестра была верна своему мужу, то вода, разумеется, ей не повредила. Однако, когда она вернулась домой, сестры встретились и поцеловались друг с дружкой. И в тот же самый момент на лице неверной жены проступили трупные пятна, и она мертвая упала на пол.
Во всяком случае, еврейские хроники подтверждают действенность столь необычного способа проверки супружеской верности, и многие психологи склонны им верить. По их мнению, сам этот мистический ритуал, особенно в ту экстатическую эпоху, должен был приводить женщин в неизъяснимый священный трепет. И потому те из них, кто чувствовал, что их совесть нечиста, и в самом деле могли умирать от разрыва сердца или от кровоизлияния в мозг. А в последнем случае на их лице действительно могли появляться, само собой, не трупные, но весьма заметные пятна.
Любопытно, что уже в эпоху Второго Храма это испытание было отменено: «горькая вода» в этом Храме перестала действовать. Сами священнослужители объясняли неожиданную метаморфозу тем, что данное испытание могло выявить истину только в том случае, если сам супруг был чист, то есть никогда не изменял своей жене. Но так как под влиянием греческих захватчиков нравы в еврейской среде резко изменились, и многие мужчины уже не считали нужным хранить супружескую верность, то испытание утратило свою точность и свой смысл.
Напомним, что вся вышеописанная процедура совершалась с женщиной, не уличенной в супружеской неверности, но лишь подозреваемой в ней со слов мужа. При этом ревнивый супруг либо сам видел, либо знал с чужих слов, как она входила в некое помещение вдвоем с мужчиной или в то помещение, в котором уже находился мужчина.
Супружеская измена всегда считалась у евреев одним из самых тяжких преступлений, причем не только против своего супруга, но и против самого Бога.
И потому в случае, если факт измены считался однозначно доказанным, то Тора требовала смертной казни как для женщины, так и для ее любовника:
«И тот, кто прелюбодействует с замужней женщиной, тот, кто прелюбодействует с женой ближнего своего – смерти пусть будет предан прелюбодействующий и прелюбодействующая».
Ваикра, 20:10
Более того – этот закон распространяется не только на замужнюю женщину, но и на девушку, уже обрученную со своим женихом – об этом прямо говорится в последней книге Торы «Дварим»:
«Если возьмет человек жену, и войдет к ней, и возненавидит ее, и возведет на нее напраслину, и распустит о ней дурную славу, и скажет: „Эту женщину взял я себе и вошел к ней, и не нашел у нее девства, то пусть отец и мать девицы предпримут действия и вынесут признаки девства девицы к старейшинам города, заседающим в суде. И отец девицы скажет старейшинам: „Свою дочь я отдал этому человеку в жены, а он возненавидел ее, и вот возводит напраслину, говоря: „Не нашел я у твоей дочери никакого свидетельства девства“, но вот доказательство девства моей дочери!“. И разложат то, что скрывало истину перед старейшинами этого города. И старейшины того города возьмут этого человека и накажут его. И взыщут с него сотню серебром и отдадут отцу девицы, ибо распустил тот дурную славу о девице в Израиле. А ему будет она женой, не может он развестись с ней все дни жизни своей. Но если верно оказалось это, не найдено было девства у девицы, то пусть девицу отведут ко входу в дом ее отца, и горожане забросают ее камнями, и она умрет, ибо совершила гнусное дело в Израиле, распутничая в доме отца своего: искорени же это зло из своей среды“.
