Дом престарелых, в котором живет мадам Маржори, предназначен для инвалидов старше 85 лет. В нем обитает и девяностолетняя тетушка нынешнего президента Николя Саркози. Санитар возит ее в коляске. На пришельцев старушка смотрит строго, в случае чего делает замечания. В «Роже Телль» чисто и аккуратно. Просторный холл с мраморным полом, зеленые растения в кадках, огромный аквариум с красными рыбками. Вежливая секретарша-негритянка. Большие комнаты. Хорошая кухня. Но директриса мадам Марти, напоминающая дожившую до сорока пяти лет и одевшуюся в джинсы и грубый джемпер «Весну» Боттичелли, настроена скептически:
— Дом построен в 1992 году. Нормы устарели. Душевые должны быть в каждой комнате, а не на этаже, для всех положены индивидуальные комнаты, а у нас некоторые постояльцы живут в комнатах по двое. Через четыре года мы закроемся на ремонт и все переделаем.
— Сколько стоит пребывание?
— Две тысячи евро в месяц. Это много, ведь пенсии варьируют от 1000 до 1700 евро. Разницу доплачивают дети или департамент.
— Кто ваши постояльцы?
— Рабочие, служащие, начальники и несколько иностранцев. Старый американец со второго этажа общается со мной по-английски и частенько ругает: «У вас плохой акцент! Я вас не понимаю!» Но стоит мне зайти к нему не в брюках, а в юбке, он расплывается в улыбке и переходит на французский: «Дуарагая, у вас сегодня прекрасный акцент и очень, очень красивая нога!» — «Как, только одна?!» — «О, ноу, две нога! Две красивые, стройные нога!»
— Сколько у вас обслуживающего персонала?
— На 210 жильцов 150 человек обслуги. И этого недостаточно. Некоторые постояльцы не могут сами ни мыться, ни одеваться, ни есть, так что на всех времени хватает в обрез. В этом плане мы отстаем от Швейцарии и Бельгии — у них на каждого постояльца приходится по работнику. Кроме того, пожилой человек ждет от вас общения. Он ждет, что вы подойдете к нему, присядете рядом и спросите: «Как поживаете? Как себя сегодня чувствуете? Как погода? Понравился ли обед?» Старики благодарны за внимание и рассказывают массу интересного. С удовольствием откликнутся, если попросить у них совета. Мне очень нравится с ними общаться. Но у работников, к сожалению, на это не хватает времени. Нам помогают добровольцы — прихожане соседней церкви Сен-Пьер. У верующих дар делиться и отдавать развит сильнее, чем у агностиков и атеистов. Приходят и члены ассоциации «Умен», основанной мадам Клод Помпиду — ныне покойной вдовой президента Помпиду.
— Что вас раздражает в вашей профессии?
— Спасибо за вопрос! Раздражает то, что во Франции все государственные служащие хорошо защищены, на мой взгляд, слишком хорошо. Когда ваш служащий плохо работает, то наказать его сложно, а выгнать практически невозможно. Мы тратим массу времени на различные рабочие инспекции, рапорты и объяснения, тогда как могли бы его использовать на наших пансионеров. Еще меня раздражает нехватка медсестер — треть необходимых нам квалифицированных сестер временно заменяют люди без нужных дипломов. С работой они справляются неплохо, но команды, способной слушать стариков, не создают, потому что находятся здесь недолго. У нас есть хороший психолог, специалист по психомоторике и затейница, но втроем они со всем справиться не могут. Увеличить количество служащих? Но это увеличит стоимость проживания. Вот и приходится исхитряться, чтобы дать жильцам все необходимое, не выходя из бюджета.
— Распорядок дня пансионеров?
— Утром им приносят завтрак, умывают, помогают одеться. Приходит специалист по психомоторике, вместе они играют в лото, настольные игры, рисуют. Главное — чем-то заняться, не потерять интереса к жизни. Мадам Роландо с четвертого этажа очень плохо видит, но рисует прекрасно. Дарит мне рисунки, видите, я их застеклила — настоящие маленькие шедевры! После обеда постояльцы спят, вечером снова играют или слушают конференцию. В день рождения одного из стариков остальные готовят спектакль. В четверг и пятницу вечером приходит парикмахер, пользующийся колоссальным успехом. Иногда мы устраиваем танцы — танго, вальсы и музыка 1950— 1960-х годов. Дам у нас подавляющее большинство, так что господа в чести. Самый радостный момент — визит родственников.
— Проблема парижских стариков?
— Одиночество. Мой 86-летний папа живет на юге Франции, в деревеньке под Перпиньяном, окруженный родственниками и соседями, а старики в Париже и больших городах очень одиноки. Французские семьи отличаются от испанских или итальянских. В них меньше тепла. Сколько во Франции говорилось о жаре 2003 года? Сколько пожилых в то лето умерло?! Но в Испании-то каждое лето 40 градусов, а повальных смертей среди пожилых нет — за ними присматривают родные и соседи. Несколько моих работников — уроженцы Северной и Центральной Африки. Они всегда подходят ко мне и говорят: «Мадам такая-то сегодня плоха». Они не могут объяснить почему, они это чувствуют. Мои «южане» без всяких дипломов знают, когда старику или старушке надо поднести воды. А высококвалифицированные французские медсестры ничего не замечают. Нам, горожанам, не хватает чувствительности и врожденной наблюдательности. Посмотрите, как парижане водят свои огромные джипы, не глядя вокруг. Как ходят по улицам, не обращая ни на кого внимания, с мобильным телефоном у уха. Мы зашорены. Вопрос воспитания. Вопрос веры, от которой мы за последние четверть века отдалились.
— Вы могли бы отдать вашего папу в дом престарелых?
— Ни за что. Все пансионеры в душе обижены на своих детей и считают их предателями.
— Грустные истории ваших постояльцев.
— Несколько лет назад к нам приехала супружеская чета, и жена попросила поселить ее в отдельном от мужа здании, в паре километров отсюда. Он приловчился останавливать автобусы в неположенном месте и к ней ездить. Очень трогательно. Но через несколько месяцев я стала замечать неладное. Приходя к жене, старик закрывал дверь на ключ, и из комнаты раздавались крики. Оказалось, что он ее избивал. Я вмешалась и пригрозила полицией… Еще у нас жила одна дама, три дочери которой постоянно между собой ссорились из-за оплаты дома престарелых (пенсии старушки не хватало). Она уже задолжала за два месяца, а дочери все ругались. Тогда старушка попросила признать ее недееспособной. Судья позвонила мне: «Зачем ей это нужно? Она же в полном уме!» И я объяснила, что та решила продать свою квартиру и при помощи попечителя заблокировать деньги на счету. Банк оплачивал бы дом престарелых, а остальные деньги достались бы после ее смерти дочерям. «По крайней мере, так девочки не будут постоянно между собой ссориться», — вздыхала старая дама. Через два месяца ее не стало… Но не все грустно в жизни наших постояльцев. Как-то одна пансионерка (85 лет) пришла с озабоченным видом ко мне в кабинет. «Мадам Марти, я влюбилась в месье Н…». (Н. недавно исполнилось 89) — «Поздравляю вас, мадам, это же замечательно!» — «Да?.. А я, право, и не знаю…» — «Что вас тревожит?» — «У меня чувства платонические, а у него — физические. Что делать?!» Еще смешная история. Один пансионер постоянно зазывал меня в соседний ресторанчик на обед. Сперва я объясняла, что это не положено, но он так настаивал, что в конце концов согласилась составить ему компанию. Старичок выпил винца, а после десерта спросил: «Не хотите предаться ласкам, крошка моя?» Когда я отказала, он был страшно разочарован. Два раза в неделю к нему в гости приходили подруги на пятьдесят лет моложе его. Ловеласу стукнуло 96!..
Не все директрисы домов престарелых похожи на мадам Марти. Частные дома нередко становятся доходным делом для непорядочных людей и называются французами mortoires (умиральнями). Чего проще — купил дешево подальше от Парижа замок с дюжиной комнат и открыл заведение с романтичным названием. Декор красив, но необходимого комфорта для пожилых людей нет, лестницы крутые, того и гляди пансионер упадет и сломает шейку бедра. Повар не умеет готовить диетические блюда, у стариков начинаются несварения и отравления. До ближайшего госпиталя час езды, квалифицированных медсестер на работу не взяли, дорого. Директрисы в таких заведениях в костюмах от Шанель и обсыпаны драгоценностями, а у стариков по месяцу не меняется белье. Мама Орелии Буркар, переехав из-за работы мужа в другой конец Франции, поместила 85-летнюю родительницу в дорогущий частный дом престарелых в Нормандии. Вернулась через три месяца ее проведать и ужаснулась. На 100 больных одна медсестра, старушка по два часа сидела на переносном туалете, тщетно звоня в колокольчик, никто не приходил. Ела она мало — тостик с маслом и горячий шоколад, но в доме не хватало то масла, то молока. Старушка похудела, ослабела, попала в госпиталь, подхватила там стафилококк и, больная, вернулась к себе в комнату. Шкаф был забит грязным бельем, горшок под кроватью доверху наполнен мочой. Мама Орелии написала жалобы во все инстанции, и дом скоро закроют. Орелия, рассказывая о бабушке, кусает губы.
