О школе для детей «нарочитыя чади» надо сказать особо. Эта школа недолго просуществовала в Древней Руси, и дело здесь вовсе не в том, что дети боярские, попав в греческую школу и окончив ее, не имели необходимости и охоты «посвящать себя званию учителей так, чтобы последующие учителя явились из них самих»[19], а в том, что греческая школа по существу была чужда русской жизни и не ассимилировалась с той средой, которую обучала. Она не была согрета национальной идеей и быстро утрачивала свое первоначальное назначение - просветительницы детей княжеских и боярских. Она обращалась в обыкновенный частный пансион иностранца, где пребывание ученика обусловливалось только платой за обучение. Отсутствие княжеских и боярских детей побудило ее открыть свои двери для всех желающих, то есть способных платить. Здесь она встретила конкурента в лице русской школы, успевшей приобрести к этому времени довольно широкий размах. К тому же если вспомнить, что греческая школа была только в Киеве, а не по всей Руси, а тяга к грамотности была повсеместной (причины к тому различны, и о них будет сказано ниже), то станет совершенно ясно, что распространителем грамотности на Руси было приходское духовенство. Оно охотно продавало свои знания, то есть обучало грамоте, видя в этом особую статью дохода[20]. Эти учителя были весьма популярны в свое время. Они дорожили знаниями, которые выделяли их из общей среды, и всячески старались закрепить за собой авторитет учителя-наставника, охотно посещали за определенную мзду детей княжеских и боярских, наставляя их книжной мудрости, то есть, попросту говоря, обучали их грамоте. Обучали они и у себя на дому детей разного звания. Это была первая публичная школа, которая быстро распространялась, охватывая самые разнообразные слои старорусского общества. И странно было бы предположить[21], что в период своего расцвета страна оставалась без публичной школы, этого первоэлемента любого культурного созидания, и объяснять всё трудом и одаренностью отдельных личностей. Летописи того времени постоянно свидетельствуют об открытии многих школ, и даже таких, где преподавались латинский и греческий языки, о книжной образованности, об уважении русских людей к ученым Византии и Запада, посещавшим Русь. «Эти известия говорят не о редких, единичных случаях или исключительных явлениях, не оказавших никакого действия на уровень просвещения: сохранились очевидные плоды этих просветительских забот и усилий... образовалась литературная школа, развилась оригинальная литература, и русская летопись XII века по мастерству изложения не уступает лучшим анналам тогдашнего Запада»[22]. К Труды экспедиции профессора А.В. Арциховского убедительно доказали, что грамотность была достоянием не только княжеской и боярской, но и крестьянской среды.
Киевская Русь породила такую профессию, как «мастер», то есть учитель. Факт ее возникновения в высшей степени интересен. Он свидетельствует о том, что желающих учиться было так много, что приходское духовенство, выступавшее в роли учителей, уступало часть своих учеников мастерам, ибо само не могло удовлетворить возросших потребностей. В противном случае оно ни за что бы не уступило свое право получать деньги за обучение. Кто были эти мастера, с достоверностью сказать трудно. Но то, что они были людьми национальной среды, - это бесспорно; то, что они были беднейшими из этой среды, тоже не подлежит сомнению. Мастер вырастал из способного ученика школы, в которой он обучался. Ему становилось ясно, что знания свои он может обратить в профессию, которая в какой-то мере обеспечит ему материальное благополучие. Естественно, возникает вопрос, почему мастера, имея соответствующую подготовку, не пытались освободиться от тяглового положения путем принятия сана? Здесь на их пути стояли четыре препятствия. Первое: принимающий сан должен был предварительно жениться. Но содержать семью человеку, живущему «от псалтыря и указки», было делом нелегким. Второе: в священники посвящались лица, достигшие определенного возраста, а до тех пор они могли кормиться только ремеслом учителя. Третье было связано с выплатой крупной суммы епископу. Русские иерархи, опираясь на пример константинопольской патриархии, ввели в практику взимание платы за посвящение. Это было обусловлено и обилием кандидатов, претендующих на священство: желающих принять сан оказалось значительно больше, чем это требовалось для княжеской и церковной власти. Здесь кончается существование духовной школы как таковой, из школы обучающей она превращается в место проверки знаний для ищущих священнического сана. Многие из этих претендентов надевали суму и шли по миру - собирать на свое посвящение. Мастеру же разумнее и выгоднее было заниматься своим ремеслом, чем нищенствовать. Наконец, четвертое препятствие - конкуренция между священниками. Духовенство выбиралось приходом, и у вновь посвященного не было гарантии, что он когда-нибудь получит место, то есть приход, если он искал священства по собственной инициативе, а не по заручительству прихода. Перспектива же сделаться «крестовым» попом, как их позднее называли в Московской Руси, то есть бесприходным священником, попросту бродягой с требником, никак не могла импонировать человеку, успевшему вкусить радость педагогического труда. Но бесспорно то, что мастер, пообжившись, женившись и обзаведясь хозяйством, настойчиво старался передать профессию своим детям. В старорусских памятниках вплоть до конца XVI века встречается упоминание о мастерах, этих безымянных педагогах Древней Руси.
Так выглядит русская школа в момент своего зарождения; такой она оставалась до исторических потрясении 1223 года.
Начиная с тринадцатого вплоть до шестнадцатого столетия «духовная школа» деградировала, быстро утрачивая свой публичный характер. Под тяжестью событий, переживаемых страной, она исчезла как учреждение. Этот процесс был вполне естественным, ибо ни один социальный организм не обладает такой хрупкостью, как школа, такой способностью быстро реагировать на политические события внутри страны и за ее пределами.
В свете национальной трагедии XIII века ясно ощущается процесс угасания публичной школы. Но это не означало прекращения книжного просвещения. Культурные накопления предыдущих веков были настолько значительны, что на протяжении полутораста лет русская литература жила художественно-эстетическими принципами, сложившимися в Киевской Руси. Для прославления национальной победы 1380 года старорусский книжник не нашел ничего лучшего, как повторить классическую форму книжного эпоса, отлившегося в военно-героическую песню. Он вливал новое вино в старые меха, и в этом была его слабость. Но самый факт обращения к лучшим произведениям литературы XII века свидетельствовал о живучести книжной традиции Киевской Руси. И нет ничего удивительного, что с середины XIV века для прославления Московского государства расцветает богатая панегирическая литература.
Духовная школа в Киевской Руси продержалась очень недолго: она перестает существовать с момента прекращения правительственных наборов в священники. Публичные школы, которыми богата была Киевская Русь, представляли, по существу, светскую школу грамотности, где преподавание велось духовенством, а учебниками являлись культовые, богослужебные книги, приспособленные для учебных целей. Обучавшиеся в ней подростки были далеки от мысли о принятии сана. Основным контингентом этой школы были дети тяглых людей. Естественно, что родители, отдавшие своих детей в школу, преследовали часто утилитарные цели. Семье нужны были
грамотные люди. Тяглый человек, вступая в договорные отношения со своим господином, юридически, то есть письменным договором, закреплял свои обязанности по отношению к нему, а господин в том же договоре указывал свои права и обязанности по отношению к тягловому человеку. Незнание грамоты затрудняло процесс подобной сделки и было крайне невыгодным для человека, не умеющего прочитать то, что написано в договоре. Договоры, писанные на бересте, найденные последней археологической экспедицией профессора Арциховского, объясняют практическое значение грамотности в среде тяглых людей. Угасание публичной школы нужно видеть прежде всего в исчезновении контингента школьников, родители которых были людьми всякого звания. На плечи их и обрушилась вся тяжесть татарского нашествия. В сложившихся условиях важнее всего были рабочие руки, даже детские, нужно было платить дань Орде. Тяглому человеку было не до школы, да и не было нужды в образовании; разумеется, ни о каких договорах не могло быть речи, когда выплачивалась «военная контрибуция» - дань.
Никаких существенных изменений в среде духовенства в этот период не произошло. Дети его, по достижении определенного возраста, наследовали места своих родителей. Правда, теперь они не посещали публичной школы, ибо таковая исчезла и лишь в некоторых областях влачила жалкое существование. Священнику не было смысла отправлять своего сына из дома для того, чтобы тот научился читать и писать. Он легко мог обучиться грамоте дома, у своего же отца. Что касается приобретения навыков отправления церковных служб, то попович, живущий при отце, свободно усваивал таковые. Со временем он становится естественным кандидатом на отцовское место. Таким путем устанавливалась наследственность церковных мест, а это создавало касту духовенства, которое выступало как «учительное сословие»» продолжая удерживать в своих руках монополию на просвещение.
