Примечали малейшие изменения в природе, хозяйстве, своем доме, соседях и родственниках, самих себе. «Первый гром при северном ветре — к холодной весне, при восточном — к сухой и теплой, при западном — к мокрой, при южном — к теплой. Из березы течет много сока — к дождливому лету. Птицы вьют гнездо на солнечной стороне — к холодному лету. Март сухой, да мокрый май — будет каша и каравай. Гром в сентябре предвещает теплую осень. Быть зиме суровой, коли птица дружно в отлет пошла. Снег глубок — хлеб хорош. И так далее.
Существуют приметы и бытового характера. Кто скоро засыпает — недолго проживет. Не играй ножом — ссора будет. Локоть чешется — к горю. Затылок чешется — к печали. Споткнуться — кто-то бранью помянул. Когда сядешь есть, не закрыв книгу, — заешь память. Лоб чешется — спесивому кланяться. Отрыжка — душа с Богом беседует. Правый глаз чешется — к смеху, левый — к слезам. Примет множество, они и сейчас бытуют» (К. К. Салтыкова, 1912).
Человек представлялся сам себе кладезем прогнозов на близкое и дальнее будущее. То есть каждый был для себя лучшим пророком. Такое внимание к своему внутреннему голосу, неосознанным жестам очень полезно. Человек не заглушал и не уничтожал свою самоинтуицию, а чутко к ней прислушивался. Все это сейчас нам кажется нелепым атавизмом, но здесь много здравого смысла. Наблюдай за собой сам!
А. П. Гончарова (1921): «Глаз чешешь — реветь; локоть чешешь — на новом месте спать; бровь — с родным встречаться; правая рука — здороваться; левая — деньги считать; перед ненастьем у старых кости и ноги болят; икает — кто-то вспоминает; нос чешется — к покойнику или вино пить; сера в ушах кипит — к холоду; чих — правду говорят; губы чешутся — к гостинцу; ладонь горит — кого-нибудь бить; девка локоть ушибет — неженатый парень вспоминает; в ушах звенит — кто-то лихом поминает; через правый бок не плюют — там ангел; плюй через левое плечо — дьявол там; на дорогу не шьют; на себе не шьют; коль перешагнул порог — не возвращайся; если поперхнешься — кто-то торопится».
Не имеющий чуткого уха и приметливого глаза был обречен на прозябание и неуспех. Природу надо было чувствовать сердцем. Только в этом случае крестьянин мог выжить.
Поверья, слухи, легенды жили в узком деревенском мирке долгие десятилетия, не вытесняемые волнами новой информации. Одни из самых устойчивых — слухи и предания о кладах. В них, как в капле воды, отразились все особенности крестьянской психологии, мировосприятия. Доверчивость и боязливость, детская запуганность и отчаянная отвага — чего только нет в рассказах о кладах. Вместе с тем они очень типичны. Основные элементы, как правило, повторяются. Мир чудес, мифов, сказок и приключений входил в монотонную крестьянскую жизнь с легендами о кладах. Словно приоткрывалась дверца в совсем иную жизнь, желанную и страшноватую, которая пугала и манила одновременно. Любили рассказывать о кладах в русской деревне. Невдалеке от каждой деревни были или заветная старая сосна, или городище, или тайная пещера, куда вход только по зароку. Чудеса были рядом. Вспоминает Анна Васильевна Зубкова (1918): «На перекрестке улиц Луговая и Городищинска в Первомайском стояла часовня. В 12 часов ночи якобы выходил петух и ходил вокруг этой часовни и никого не подпускал во внеурочный час. Петух этот охранял захороненный в этой часовне клад. Кто подойдет — этот петух налетал и клевал в голову. Все боялись этой часовни, никогда не ходили мимо этого места: даже ребята не бегали туда играть. Это рассказывала нам наша мать, говорила: “Не ходите туда играть” — никогда мы туда и не ходили.
В Первомайском есть курган. Все ровное место — и вздымается гора. На нем растут елки и кедры. На этом кургане всегда было сыро, иначе он называется Городище. На Городище всегда было холодно. На вершине его стояла часовня, в ней молебны правили, потом ее снесли и построили вышку прыгать с парашютом. И вот говорили, что есть в кургане этом потайная дверь, тайный ход, и караулит его нечистая сила. И уже в 8–9 часов боялись ходить мимо этого места, особенно зимой».
Клады не молчали, они манили людей к себе. Считалось, что птица или какое-то животное, стерегущее клад, выходят ночью на поверхность земли. Поймай его — и клад твой. Охотников было немало. Мария Васильевна Пикова (1914) рассказывает: «О кладах в деревне тоже говорили. Вот, дескать, на дороге от Мокрецей до Каринки бегает желтая красивенькая курочка. Если пойдешь по той дороге в 12 часов, то ее непременно увидишь. Кто поймает ее, узнает место, где зарыт клад. Многие видели ту курочку, но поймать боялись, думали, что она превратится в страшное лесное животное. Боялись. Потом по той дороге ездить перестали, и курочка пропала. На городище, говорят, был клад. Все его искали, перерыли всю сопку, но клада не нашли. Многим он казался».
Несомненным признаком клада считали огонь, выходящий ночью на поверхность земли. Клады, как видим, тесно связаны с ночью, ночным миром. «О кладах я чего слыхала. Напротив нашей деревни стояла деревня Чутай. На Чутайской горе каждую ночь горел огонь. Казалось только летом и все на одном месте. Говорили, что там клад зарыт. Как подходили к горе, огонь потухал. Сколько ни копали, так ничего и не нашли» (А. И. Петрова, 1916).
В местах, населенных русскими позднее, колонизированных, считалось, что клады, уходя, зарывали коренные жители. На Вятке из всех деревьев наиболее кладоносной считалась сосна. «У нас за огородом растет сосна. Так под ней, говорили, зарыт клад. Деревни-то когда не было, первыми сюда приехали марийцы, так вот они клады-то прятали. Этот клад казался. Люди видели, как под сосной как будто свечка горит. А дедушка рассказывал, что он там коня золотого видел. Красивый и весь золотом светится. Еще рассказывали, как небо открывается. Я сама-то ни разу ничего этого не видывала. На небе появляется точка, она увеличивается и занимает пол неба. Говорят, кто три раза такое увидит, будет счастливым. Другие говорят, что небо открывается перед концом света» (П. С. Медведева, 1906).
Клады выходили из земли при определенных условиях выполнения зарока. Иногда зарок бывал тяжек. «Один житель Березовских Починок услышал разговор, что на берегу реки Камы зарыт клад с заветом “душу отдать, то есть убить человека, тогда клад легко найдешь”. Этот житель решил убить старушку, которая скоро умрет. Подкараулил старушку, переходящую бродом речку Каму, в церковь в село Георгиево шла, и утопил ее в реке. Долго потом копался с лопатой на берегу, клад не нашел» (В. П. Сюткин, 1903).
Использовать клад на благое дело считалось невозможным. Трудно было его достать — страшно его и расходовать. Кладов боялись — считалось, что они притягивают несчастья.
А вот, что рассказывает Анна Семеновна Гонцова (1912): «Про клад один случай помню. У нас на лугу стояла сосна толстая. Возле нее будто белая баба. Поверье было, если баба будет в положении и ей худо станет, надо к сосне идти — клад будет. Как-то одной баба худо стало, мужик ее и повел к сосне. Она там родила, и — правда — клад вышел — горшочек. Потом милиция приезжала: мужик тот на сплаву утонул. Баба им горшочек и выставила. А там все золото, как нынешние две копейки. А куда потом это золото дели, не знаю. А сосну потом сожгли зачем-то».
По воспоминаниям старожилов, клады порой стерегла и охраняла от людского глаза ночная нечистая сила. Уводила кладоискателей в другую сторону, переносила клады из опасного места. Особенно часто водила она людей по ночному лесу. Степан Андреевич Пыхтеев (1922) рассказывает: «С лешим надо дружить. Он, если повезет, клад найти поможет. Укажет или еще как. Но бывали сельчане, которым он помогал найти. А кладов у нас немало находили. И банды, бывало, схороняли награбленное, и с давних времен оставались или еще откуда. Рассказывали, мужик с Погорного домой по лесу пьяный шел. И заснул ненароком. Просыпается, а перед ним мальчик маленький стоит, белый такой и светится, голенький. Пошел мужик за ним. Долго шел, по корягам, по болотам. А мальчик идет и не оглядывается. Шел, шел и как бы в землю увязать начал. И совсем пропал. Испугался мужик, утром, когда рассвело, пришел он домой и рассказал все. Собрались мужики, взяли лопаты и пошли туда. Далековато то место было. Копать начали. Золота они тогда не нашли, но откопали немалую гору скелетов. Старые, гнилые, ломаные. Великое множество их там было. Неведомо, откуда они там взялись в глуши. Вот сейчас никто не верит ни в леших, ни в чертей, и в Бога люди теперь не верят. Нет для них ничего святого».
Земля была самой надежной сберкассой для мужика, куда он и прятал свои сбережения.
Об огоньке, светящемся по ночам над кладом, вспоминают очень многие рассказчики. Мария Андреевна Колбина (1916): «Богатые мужики имели золото и ставили в поле, копали ямы и закладывали золото в чаны, шкатулки. Клад этот завещали кому-нибудь из родных. А выходил этот клад, словно свечушка горит. Если этот клад завещен тебе, то видишь огонек и сможешь отыскать. А те, на кого он не был завещен, огонек не видят».
