Чтобы пополнить опустевшую в результате многочисленных войн казну, Амангкурат I стал искать новые источники дохода во внешней торговле. Если предшественник Амангкурата I, Агунг, в начале своего правления гордо заявлял голландцам, что он не купец, и разрешал им торговать в своих портах беспошлинно, то теперь в Матараме были введены высокие торговые пошлины. Кроме того, так же как в Сиаме в это время, здесь была установлена государственная монополия на большинство товаров, вывозившихся из страны. Для наблюдения за торговыми интересами государства в матарамские порты были назначены специальные суперинтенданты, подчинявшиеся непосредственно монарху. При Амангкурате I с помощью голландских специалистов на верфях Джапары началось строительство судов европейского типа. Однако, когда новый флот достиг значительных размеров, голландцы внезапно прекратили свою помощь, а среди яванцев не нашлось достаточного количества опытных моряков, чтобы укомплектовать суда нового типа. Англичане, закрывшие свою факторию в Джапаре еще в 1648 г., также не могли оказать профессиональной помощи АмангкуратуI[135, т. I, с. 88, 92, 105; 209, с. 59, 60; 271, с. 104].
Чтобы оказать давление на голландцев, Амангкурат I в 1652 г. заключил мир со своим старинным врагом, султанатом Бантам, но из попытки зажать Батавию между двумя яванскими государствами ничего не вышло. Бывшие соперники слишком мало доверяли друг другу, а голландская Компания в 50-х годах XVII в. уже настолько усилилась, что практически полностью контролировала индонезийские воды. Амангкурату I пришлось выступать в отношении Компании в качестве просителя. Голландцы, однако, очень неохотно выдавали матарамским кораблям пропуска для плавания и обычно отклоняли просьбы предоставить матарамским купцам места на голландских судах, идущих в Индию. В 1655 г. отношения Матарама с Компанией на этой почве обострились настолько, что Амангкурат I закрыл свои порты для голландских судов. Но голландцы уже могли обходиться без яванского риса. Они наладили его подвоз в Батавию и Малакку из Сиама и других мест. Сам же Матарам, отрезанный от моря, стал терять одно за другим свои внешние владения. Так, в 1657 г. князь Сукаданы на Калимантане окончательно отверг матарамский сюзеренитет. В том же году Амангкурат I был вынужден снова открыть свои порты для голландцев. В 1660 г., после того как голландский флот разгромил столицу Палембанга, суматранского вассала Матарама, Амангкурат I снова распорядился закрыть порты. Но эта мера также не принесла пользы Матараму. Занятый вновь вспыхнувшей борьбой с крупными феодалами, матарамский монарх не мог долго поддерживать на должном уровне государственную торговую монополию, и после 1664 г. она пришла в упадок [135, т. I, с. 42, 60, 67, 105; 152, с. 279; 209, с. 57, 60].
На рубеже 50–60-х годов XVII в. внутреннее положение в Матараме снова обострилось. В 1659 г. Амангкурат I заподозрил своего тестя Пангерана Пекика, потомка независимых князей Сурабаи, в покушении на свою жизнь. Пангеран Пекик был казнен вместе со своей семьей, насчитывавшей более 40 человек. Одновременно были истреблены многочисленные сторонники Пангерана Пекика в Сурабае. В 1660 г. был убит по приказу сусухунана еще недавно бывший в большом фаворе губернатор Пати. Он был обвинен в связях с голландцами. Вскоре после этого началось восстание принцев из побочной ветви правящей династии. Войска Амангкурата I подавили восстание, а все повстанцы, попавшие в руки правительства, были казнены. В 1662 г. был казнен губернатор Джапары, обвиненный в самовольном возобновлении переговоров с Батавией [135, т. I, с. 125, 134, 143. т. II, с. 4, 13; 215, т. I, с. 160].
Во второй половине 60-х годов террор продолжался. Всего, по оценке голландских современников, Амангкурат I уничтожил 20 тыс. человек [106, с. 16]. В то же время он чувствовал себя крайне неуверенно и появлялся на людях только в окружении многочисленной стражи из мадурцев (яванским солдатам он не доверял). Большую же часть времени сусухунан проводил в своем дворце, «окруженный 10 тыс. женщин» (в это число входило 1 тыс. жен и наложниц, 6 тыс. служанок и 3-тысячная женская лейб-гвардия). Но и в этом внутреннем дворце Амангкурату I мерещились заговоры. Когда в 1667 г. умерла его любимая наложница Рату Маланг, он, заподозрив, что ее отравили, посадил в железную клетку и уморил голодом 43 наложницы. Отношения сусухунана со своими четырьмя сыновьями от главных жен также были очень натянутыми. Особое его подозрение вызывал старший сын Пангеран Адипати Аном. В конце 60-х годов Амангкурат I лишил его всех владений и сослал на необитаемый остров у южных берегов Явы. В 1672 г. Адипати Аном был помилован, восстановлен в правах наследника престола и получил в управление Сурабайскую область. Впрочем, как и другие крупные феодалы, он только получал от нее доходы, сам же был принужден жить в столице под присмотром шпионов отца. Неустойчивость положения Адипати Анома побудила его искать выхода в заговоре, и он вскоре нашел себе союзников [132, с. 212; 158, с. 281; 209, с. 66–67; 262, с. 101; 263, с. 152].
В это время при матарамском дворе жил князь Раден Трунаджайя, внук последнего независимого правителя Западной Мадуры. Амангкурат I, казнив отца Трунаджайи, назначил губернатором Западной Мадуры его младшего брата Тьякрадининграта II, и Трунаджайя, считавший себя законным претендентом на эту должность, естественно, не испытывал теплых чувств ни по отношению к дяде, ни по отношению к сусухуна-ну. Другой крупный феодал, Раден Каджоран, престарелый потомок духовного правителя Семаранга, также недовольный политикой Амангкурата I, свел Адипати Анома со своим зятем — молодым, энергичным Трунаджайей. Три заговорщика договорились о совместном выступлении в центре, на востоке Явы и на Мадуре. В обычных условиях этот заговор вылился бы в краткосрочный феодальный мятеж, каких уже немало было в истории Матарама. Он кончился бы заменой одного монарха другим, мало от него отличающимся, либо был бы подавлен правительством с большим или меньшим кровопролитием. Но на этот раз заговор трех озлобленных феодалов вызвал к жизни мощную народную войну, охватившую большую часть территории страны, потрясшую основы государства и повлекшую за собой иностранную интервенцию и фактическую утрату независимости Матарама.
Причиной этому было то, что в первой половине 70-х годов Матарам вступил в полосу тяжелейшего кризиса. Предпосылки кризиса накапливались на всем протяжении правления Амангкурата I. Внешнеполитические факторы здесь сложно переплетались с внутриполитическими. Главной внешней причиной была экспансия голландской Ост-Индской компании, стремившейся подавить местное судоходство в индонезийских водах и преуспевшей в этой задаче в 50–60-х годах XVII в. Если в начале XVII в. богатые порты Северной Явы служили перевалочным пунктом в торговле пряностями и были всегда переполнены судами, приходившими сюда со всех концов Юго-Восточной Азии, из Индии и Китая, то теперь они опустели. Многочисленные колонии азиатских купцов, издавна живших на Северной Яве, также пришли в упадок. Многие купцы перебрались б другие страны, не находившиеся в такой опасной близости к Батавии. Традиционный матарамский экспорт на острова Пряностей — рис и грубые местные ткани не находили больше спроса. За ту часть этих товаров, которую голландцы приобретали для своих нужд, они платили смехотворно низкие цены.
Доходы казны резко упали. Для того чтобы поддерживать стабильность матарамского государства, нужны были решительные и гибкие меры. Нельзя сказать, чтобы в этой сложной обстановке Амангкурат I пошел по принципиально неправильному пути. Стремясь восполнить упадок частной торговой инициативы купцов и отдельных приморских феодалов, он противопоставил экспансии голландской Компании государственную торговую монополию и строительство флота по европейскому образцу, о чем уже говорилось выше. Его борьба за укрепление централизации и подавление крупных феодалов также Гыла в принципе правильным и прогрессивным шагом (в Сиаме подобная политика обеспечила стабильность государства более чем на полвека). Тем не менее целый ряд как субъективных, так и объективных факторов привел его политику к краху. Немаловажным субъективным фактором была личность самого монарха. Неустойчивость его внешней политики, резкие перемены курса, когда он то дружил с Бантамом, то снова вел с ним войну (1657–1659), то воинственно бряцал оружием перед голландцами, то искал с ними дружбы, отказываясь от поддержки своего естественного союзника — Макасара, который в эти годы вел упорную борьбу с Компанией (в 1654 г. Амангкурат I обещал выдавать голландцам макасарских «пиратов», после 1659 г. перестал принимать макасарские посольства) [158, с. 279; 209, с. 58],— все это не позволило Матараму создать прочную антиголландскую коалицию, которая в тот момент могла бы еще выбить голландцев из Батавии.
Дегенеративные черты в характере Амангкурата I, о которых так много писали голландцы, посещавшие Матарам, также, несомненно, не были лишь плодом вымысла этих враждебно настроенных свидетелей. Своей тактикой превентивного террора, когда по одному подозрению уничтожались целые феодальные кланы, включая женщин и детей, Амангкурат I создал среди правящего класса атмосферу полной неуверенности в завтрашнем дне. Естественно, что он не мог рассчитывать на симпатию и поддержку подавляющего большинства феодалов в случае серьезного кризиса. Кроме того, каждый феодальный клан состоял не только из одних феодалов. Из-за существовавшего в Матараме многоженства каждый такой клан с течением времени сильно разбухал, достигая нескольких сот, а иногда и нескольких тысяч человек. Младшие ветви феодального рода уже не находили места в феодальной иерархии и по своему материальному положению ничем не отличались от простонародья. Кроме того, к каждому такому клану примыкало множество клиентов, зависимых крестьян и разного рода челядинцев, людей, оторвавшихся от общины и искавших пропитание возле «сильных мира сего». Все они (точно так же, как и при репрессиях Ивана Грозного, монарха во многом похожего на Амангкурата I) уничтожались вместе с главой клана. Так что среди многотысячных жертв террора число людей из угнетенных классов значительно превышало число собственно феодалов. Поэтому народ, обычно равнодушный к личности правящего монарха и, более того, питавший в отношении него царистские иллюзии, в данном случае стал проникаться враждебными чувствами к сусухунану.
