Политические деятели стремятся разработать и поставить на голосование систему обеспечения мира. Очевидно, что такая система вызывает чувство ужаса ещё до начала её разработки. Основные элементы мира и сотрудничества физически присущи естественным трудовым взаимоотношениям между людьми и составляют основу обеспечения гарантий миролюбия. Их невозможно «внедрить», так как они уже существуют. Хороший врач не «внедряет» «новое здоровье» в тяжелобольной организм. Он выявляет здоровые элементы в больном организме и затем использует их в борьбе с болезнью. Это утверждение справедливо и для больного социального организма, если подходить к нему с точки зрения социальной науки, а не с точки зрения политических программ и идей. Существует только одна возможность – развитие реальных, уже существующих условий свободы и устранение препятствий на пути этого развития. Но осуществлять это необходимо органическим путём. Невозможно навязать больному социальному организму гарантируемые законодательством свободы.
Взаимосвязи между массами и государством лучше всего могут быть показаны на примере Советского Союза. Это объясняется тем, что основа для осуществления социальной революции 1917 года была подготовлена социологической теорией, которая подвергалась проверке в течение последних десяти лет. Русская революция воспользовалась этой теорией. Миллионы людей приняли участие в социальном перевороте, вынесли его тяготы и пошли дальше. Что происходило в течение двадцати лет с социологической теорией и массами в «пролетарском государстве»?
При серьёзном подходе к проблеме демократии необходимо учитывать развитие Советского Союза. Какова природа этого развития, возможно ли его реализовать и каким образом можно его реализовать? Различие между рабоче-демократическим преодолением трудностей и формально-демократическим политизированием ясно проявилось в отношении различных политических и экономических организаций к Советскому Союзу.
1936 год: говорите правду, но как и когда?
Началась итало-абиссинская война; одно событие стремительно следовало за другим. Никто не знал и не мог знать, какие изменения произойдут в мире в течение следующих месяцев и лет. Рабочие организации не вмешивались в ход событий. Рабочее движение было расколото на международном уровне и либо хранило молчание, либо бессистемно меняло точки зрения. Следует признать, что, несмотря на полную неудачу в области социальных преобразований, Советский Союз (в лице Литвинова) действительно в Женеве вёл борьбу за мир. Ожидались новые, невиданные потрясения, и необходимо было подготовиться к ним. Потрясения могли привести к новому решению проблемы социального хаоса. В то же время возможности, заложенные в таких потрясениях, могли остаться неиспользованными, как это произошло в Германии в 1918 и 1933 году. Необходимо было объяснить структурную подготовку к социальным переворотам. Ни в коем случае нельзя было ввязываться в «перетягивание каната» между множеством противоречивых точек зрения на злободневные политические вопросы. Необходимо было дистанцироваться от повседневной политической суматохи и в то же время поддерживать связь с социальными процессами. Особую важность теперь приобрела работа над проблемой структуры личности. В первую очередь необходимо было внести ясность в проблему развития Советского Союза. Миллионы трудящихся в Германии, Англии, Америке, Китае и других странах лихорадочно следили за каждым шагом Советского Союза. Лица, сведущие в массовой психологии, знали, что если разочарование в Советском Союзе прибавится к катастрофе в Германии, то научная борьба за ясность составит существенно важную предпосылку выживания в новой войне.
Приближалась европейская война, т. е. вторая мировая война на веку одного поколения. Ещё оставалось время поразмыслить о тех изменениях, к которым может привести вторая мировая война. Человеческая мысль ещё могла вести борьбу с новой бойней и достичь понимания, которое положит конец существованию поджигателей войны. Трудно было сохранить спокойствие и ясность мысли тем, кто знал об этом. Но это необходимо было сделать, так как вторая мировая война, которая началась в Африке и вскоре должна была охватить всю планету, неизбежно должна когда-нибудь закончиться, и тогда народ потребует покончить с поджигателями войны и устранить её причины. Но в то время ещё никто не знал, как осуществить на практике эти требования.
В 1935 году было ясно, что Советский Союз в своём развитии неизбежно столкнётся со значительными трудностями. Хотя политические деятели демократического толка в Германии, Скандинавии и других странах много говорили об этих трудностях, тем не менее они даже не пытались установить их источник. Они не вернулись к подлинно демократическим работам Энгельса и Ленина, чтобы пополнить свои знания об исходных социологических основах советского общества и затем прийти к пониманию его дальнейшего развития. Европейцы не могли игнорировать работы этих первооткрывателей подлинной демократии так же, как подлинные демократы в Америке не могли игнорировать американскую конституцию и основные идеи таких первооткрывателей, как Джефферсон, Линкольн и др. Если Энгельс был выдающимся представителем немецкой демократии, то Ленин был выдающимся представителем русской демократии. Не отвлекаясь на формальности, они устремляли свои помыслы к сути демократии. Их работы не упоминали из боязни попасть в разряд коммунистов или потерять академическое или политическое положение. Энгельс был зажиточным фабрикантом, а Ленин – сыном состоятельного чиновника. В среде «правящего класса» они были диссидентами, стремившимися создать систему подлинной демократии на основе марксистской социальной экономики (которая, между прочим, тоже возникла в «буржуазных кругах»).
Демократические основы идей Энгельса и Ленина были преданы забвению. Они предъявляли к сознательности европейцев слишком высокие требования, которые, как впоследствии выяснилось, оказались не по силам и русским социологам, и политическим деятелям.
В настоящее время (1944 г.) невозможно дать характеристику естественной рабочей демократии без учёта тех форм, которые она приняла в социально-политических идеях Энгельса и Ленина в период с 1850 по 1920 год. Необходимо учитывать также и те формы, которые она приняла на ранних этапах процесса развития в Советском Союзе в годы с 1917 по 1923. Русская революция была актом огромного социального значения. Поэтому с социологической точки зрения имеет существенно важное значение задержка в её развитии. Она должна послужить серьёзным предостережением сторонникам демократических преобразований. Трудно возлагать большие надежды на чисто эмоциональный энтузиазм русских в их героической борьбе с Гитлером. В 1943 году мотивы этого энтузиазма, которые отсутствовали в годы с 1917 по 1923, имеют двойственную природу. Они продиктованы эгоистическими военными интересами в значительно большей степени, чем стремлением к установлению подлинной демократии.
Нижеприведённый анализ развития Советского Союза был сделан в 1935 году. Спрашивается, почему результаты анализа не были опубликованы в то время? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо дать краткое пояснение. В Европе невозможно было вести практическую работу в области массовой психологии вне рамок партий. Тот, кто вёл научные исследования без учёта политических интересов и составлял прогнозы, противоречившие партийной политике, рисковал быть изгнанным из организаций и таким образом лишиться связи с массами. В этом вопросе все партии были единодушны. В своей деятельности политическая партия ориентируется не на истину, а на иллюзии, которые обычно соответствуют иррациональной структуре масс. Научные истины даже мешают партийному деятелю выходить из затруднений с помощью иллюзий. Безусловно, как убедительно показало развитие событий в самой Европе (начиная с 1938 года), иллюзии в конечном счёте не приносят пользы. Научные истины представляют собой единственно надёжные принципы общественной жизни, но применительно к Советскому Союзу они выполняли функцию зародышей, неспособных пробудить общественное мнение и тем более энтузиазм. Они вызывали угрызения совести. Только вторая мировая война смогла повысить восприимчивость к реальным фактам и, что более важно, показать широким кругам трудящихся иррациональную сущность всех форм политики. При установлении какого-либо факта учёного интересует только его применимость, а не желательность. Таким образом, учёный неизбежно вступает в острое противоречие с политикой, которую интересует не применимость факта, а лишь его способность затрагивать интересы той или иной политической группы. Социолог находится в сложном положении, так как, с одной стороны, он должен выполнить свою задачу – открыть и описать реальный процесс, а с другой стороны, ему необходимо сохранить связь с основным социальным движением. Поэтому перед публикацией неудобного фактического материала он должен тщательно взвесить тот эффект, который его точные формулировки произведут на народные массы, находящиеся преимущественно под влиянием политического иррационализма. Научная социальная теория, обладающая определённым интеллектуальным диапазоном, может пробиться через все преграды и превратиться в социальную практику только в том случае, если массы спонтанно претворят её в жизнь. Общее и спонтанное усвоение рациональных взглядов на существенные потребности общества может состояться после того, как будет полностью исчерпан потенциал устарелых систем мысли и враждебных делу свободы институтов. Но устарелость этих систем в институтов должна быть доступна пониманию каждого человека. Например, благодаря суёте политиканов в Соединённых Штатах получило широкое распространение представление о политическом деятеле как раковой опухоли на теле общества. В 1935 году европейцы были далеки от такого представления. Только политический деятель мог определять истинность или ложность того или иного явления.
