привиделось — не имеет значения, если ведьма в душе к этому стремилась. Но подобное совмещение реальности и сна лежит полностью в области абстрактного мышления. И тем не менее, при допросах ведьм многие судьи пользовались именно «Епископским каноном».
Другие книги не существенно расходились с «Епископским каноном». Жан Боден в своей «Демономании колдунов» (1581) сокрушался по поводу нерешительности французских судов и повсеместного роста неверия. Он тоже размышлял о детях, но несколько иначе, чем Реми. Боден обнаружил, что пожилые преступники лучше противостояли пыткам, и поэтому он предпочитал допросы менее стойких подозреваемых. Он настаивал на том, чтобы всех детей, вовлеченных в колдовской процесс, казнили, хотя гуманно допускал удушение перед сожжением. Он, в отличие от других авторов, подметил, что среди духовенства колдовство довольно популярно, поскольку почти у всех ведьм находились сообщники-священники. Словно полемизируя с испанскими судами, он полагал незаменимыми показания соучастников, приводя в качестве доказательств ссылки на «Молот ведьм». Французские суды не всегда соглашались с подобным подходом, и Боден сожалел, что судьи не используют всех возможностей следствия. По мнению Бодена, судья, препятствующий расследованию дел о колдовстве, сам заслуживал костра.
Другой француз, Анри Боге, верховный судья графства Бургундии, примерно в то же время (около 1590–1601) издал «Судебное руководство по наказанию ведьм». В основу книги лег собственный опыт автора. Завершалась она семьюдесятью правилами для судей, ведущих дела, связанные с колдовством. Книга надолго стала для многих судей настольным руководством. В некотором смысле эта работа куда страшнее интеллектуальных построений Дель Рио или его коллег.
Некий мужчина по имени Гийом Вюллермоз был обвинен тремя осужденными ведьмами, девочкой двенадцати лет и его собственным сыном, которому к тому времени исполнилось четырнадцать лет. На суде он то ли не узнал сына, то ли сделал вид, что не узнает, но в конце концов показал, что это действительно его сын Пьер. Мальчик заявил, что отец брал его на шабаш и так далее. Отец закричал: «Ах, сынок, ты же погубишь нас обоих!», и страстно отрицал свою вину. На другом заседании Пьер поклялся, что отец уговаривал его вверить душу дьяволу, но он не соглашался. Боге продолжает: «Это было мучительное зрелище, однако необходимое в расследовании. Отец был истощен долгим заключением, руки и ноги его были скованы, он вопил и по временам бросался на землю. Правда, успокоившись, он вполне по-человечески разговаривал с сыном и уверял, что будет любить его, какие бы напраслины он не возводил на отца. А вот сын его был совершенно спокоен, он казался бесчувственным, словно сама Природа защищала его от понимания ужаса позорной смерти человека, давшего ему жизнь. Но я верю, что в этом следует усмотреть божественную справедливость, поскольку Бог не позволил такому отвратительному преступлению, как колдовство, оставаться безнаказанным. Также я полагаю, что сын не испытывал особенных мучений, раз его отец открыто выступал против Бога и Природы». (Из книги Анри Боге «Discours des Sorciers». )
Отец умер в тюрьме. Мальчик тоже некоторое время пробыл в заключении, затем был освобожден для наставления в вере. Девочке, которая также свидетельствовала против Вюллермоза и других, было приказано присутствовать при казнях, а затем ее изгнали. С ней обошлись в общем-то довольно мягко, если учесть ее собственное признание в посещении шабаша. Здесь, пожалуй, стоит привести основания, по которым, по словам самого Боге, был осужден Вюллермоз. Их было семь: (1) заявления других подозреваемых; (2) общие подозрения в колдовстве; (3) жена Вюллермоза также подозревалась в колдовстве; (4) она не плакала при допросах; (5) он добровольно участвовал в ведьмовских делах (6) на допросах он изрыгал проклятия; (7) он не признал своего сына. С другой стороны, надо отдать должное Боге, — за исключением самых необычных случаев, он не одобрял напрасных обещаний свободы обвиняемому, а также подсадок к заключенному знакомых и друзей с целью добиться от него признания.
Так работали разные судьи в семнадцатом веке. Их методы не принимались безоговорочно, в печати появлялись работы их противников. Одним из них был уже упомянутый Иоганн Вейер, чьи труды подвигли короля Якова на создание своей «Домонологии». Он был учеником знаменитого Агриппы, и, похоже, своим скептицизмом обязан учителю. Агриппа к тому времени становился почти такой же сказочной фигурой, как Фауст, хотя поэтов он не привлекал. Его имя не носило негативной коннотации, поскольку его ученик стал придворным врачом герцога Клевского [130]. Он был протестантом, но в то время подобное разделение еще не соответствовало разделению между Церквями. Вейер не отрицал колдовства как такового, для него важнее был вопрос, существовало ли оно в умах самозваных ведьм или их судей. А еще он предпочитал относить весь предмет исследования более к области медицины, чем богословия. Во всяком случае, рядовые ведьмы, по его мнению, точно должны были проходить по медицинскому ведомству. Он отличал их от великих магов, которые, как он полагал, вели происхождение от Хама, сына Ноя. Он отождествлял Хама с Зороастром, и полагал, что искусство магии пришло в Европу вместе с войсками Ксеркса. Он прослеживал череду магов от Гермеса Трисмегиста, Симона Волхва, Аполлония Тианского, Порфирия и иже с ним, Юлиана Отступника, Роджера Бэкона и так далее. Он осуждал аббата Тритемия, но защищал Корнелия Агриппу, настаивая на уничтожении поддельной четвертой книги Агриппы — «Оккультной философии». Он ввел классификацию видов магического искусства. По Вейеру, существовали: тиромантия (гадание по сыру), гадание по лаврому листу, алекторомантия (наблюдение за белым петухом, клюющим зерна, разбросанные на земле в определенном порядке) и др. Все эти виды магии, как думал Вейер, не обходятся без дьявольского наущения, поскольку речь идет о попытках получить запрещенные знания запрещенными способами. Но в остальном магия — это сплошной обман или заблуждение.
Книга Вейера «Ухищрения демонов» [131] вышла в 1563 году. Похоже, широкого внимания она не привлекла, хотя некоторые юристы и богословы руководствовались ей вплоть до 1631 года, когда появилась книга Фридриха фон Шпее, «Cautio Criminalis» [132]. Шпее был иезуитом и «исповедником ведьм» в Вюрцбурге во время знаменитого процесса. Он отошел от дел в 1629 году, после покушения на его жизнь. Говорили, что он преждевременно поседел из-за тех ужасов, которые ему пришлось наблюдать, и еще более — из-за личного общения с обвиняемыми, большинство из которых он считал невиновными. В какой-то момент за несогласие со следствием он даже оказался в тюрьме, но каким-то образом освободился.
Фон Шпее писал на основании собственного опыта, как, впрочем, и Реми, и Боге. Если его рассказы верны хотя бы отчасти, преследования были еще
