Задуманный мятеж начался в декабре 1660 г. Сторонники Шах-Шуджи подожгли большую часть города и пытались захватить королевский дворец. Однако Шах-Шуджа не принял в расчет личной популярности Сандатудхаммы. Тот сумел собрать достаточное количество войск и довольно быстро подавил мятеж [112, т. I, с. 62; 142, с. 146–147].
Взятый в плен Шах-Шуджа, однако, не был немедленно казнен. Более того, араканский король поместил его не в тюрьму, а во дворец, сохранив при нем часть его прежнего персонала. Сандатудхамме был нужен живой Шах-Шуджа, как постоянная угроза Аурангзебу. Только 7 февраля 1661 г., убедившись, что беспокойный принц снова начал готовить заговор, араканский король приказал атаковать его резиденцию. Во время последовавшей резни Шах-Шуджа пропал без следа. Видимо, ему удалось вырваться из дворца и он погиб на улицах города. Труп же его, как полагали голландские наблюдатели, был изуродован до неузнаваемости [38, с. 279].
Император Аурангзеб, узнав о гибели брата-соперника, видимо, вздохнул с облегчением. Но в плену у араканского короля еще оставались три сына Шах-Шуджи, которые тоже имели, хотя и отдаленные, права на престол. Аурангзеб потребовал их выдачи. Получив отказ, он направил в Мрохаунг своих агентов, чтобы выкрасть принцев. Эта попытка тоже провалилась. Между тем сыновья Шах-Шуджи оказались такими же беспокойными «гостями», как и их отец. В июле 1663 г. они попытались поднять в Мрохаунге новый мятеж, опираясь на местных бенгальцев и других индийцев-мусульман. Мятеж был подавлен, а принцы казнены. Теперь Аурангзебу «стало жалко» погибших родственников, и он использовал их смерть как повод для большой войны против Аракана [107, с. 62; 142, с. 147].
Сандатудхамма предпочел нанести первый удар и в начале 1664 г. совершил набег на Дакку, обратив при этом в бегство могольскую флотилию. Но это был последний успех араканского короля. Укрепивший к этому времени свои позиции в Индии Аурангзеб стянул в Бенгал огромные силы и приказал тамошнему наместнику создать наконец боеспособный флот. Затем обе стороны обратились за помощью к голландцам. Руководство голландской Компании оказалось в затруднительном положении. После долгих размышлений было решено сохранить фактории в Бенгале, пожертвовав ради этого факторией в Аракане. 12 ноября 1665 г. агенты голландской Компании в Мрохаунге под покровом ночи тайно погрузили все имущество фактории на четыре корабля и бежали. Король Сандатудхамма послал им вслед скорее ироническое, чем гневное, письмо: почему, мол, голландцы так испугались моголов. «Я всегда думал, что Голландия и голландцы ни от кого не зависят, — писал он, — а теперь из-за посольства Норомсита (губернатора Бенгала. — Э. Б.) они так испугались, что убрали факторию из моей страны… Норомсит говорит, что он нас завоюет. Много легче опрокинуть Вавилонскую башню, чем захватить мое королевство. Пусть об этом знает генерал-губернатор. Он человек осмотрительный и мудрый. Больше мне нечего сказать» [прил., док. 67]. Действительно, несмотря на срочную постройку нового флота, победить маленький Аракан моголам было не под силу. Тогда наместник Бенгалии Шаиста-хан прибег к простому и более дешевому средству. Он подкупил португальцев, находившихся на араканской службе, и они со всеми своими судами перебежали в Дакку, где им были выделены места для поселения. Теперь баланс сил резко изменился. В конце 1665 г. могольский флот захватил остров Сандвип, в феврале 1666 г. — Диангу. Несколько месяцев спустя пал Читтагонг — последний опорный пункт Аракана в Восточном Бенгале. В глубь собственно Аракана могольские войска прорваться не смогли, но теперь, когда его морское могущество было сломлено, Аракан начал постепенно приходить в упадок.
Сиам в третьей четверти XVII в
После смерти Прасат Тонга и продолжавшейся более года борьбы за трон, в ходе которой было убито два короля, престол захватил младший сын Прасат Тонга Нарай (1656–1688).
Подобно отцу, Нарай покровительствовал развитию внешней торговли и всемерно расширял государственную торговлю внутри и вне страны. В области внешней политики он, однако, в отличие от Прасат Тонга, стремившегося опереться на союз с азиатскими странами (индийскими и индонезийскими государствами) в первую очередь, предпочитал использовать одни европейские страны в борьбе с другими.
В области внутренней политики Нарай продолжал политику отца. «В начале его правления, — пишет иезуит Ташар, — некоторые гранды восстали, открыто поддержанные тремя королями, государства которых окружают Сиам, но он атаковал их так энергично, что они были вынуждены оставить мятежников его гневу» [247, с. 315]. Раскрывая секрет быстрых успехов Нарая, миссионер Жерве писал: «Семена гражданской войны, которая ему угрожала, он уничтожил в зародыше, соблазнив горожан обещанием новых привилегий» [127, с. 252–253][46].
После подавления феодального мятежа Нарай взял еще более решительный курс на «истребление наиболее могущественных губернаторов» [161, т. I, с. 251]. Систему заместителей или «временных губернаторов» он распространил почти на всю страну. При этом теперь рядом с «временным губернатором», как правило, не было никакого постоянного. Основное отличие «временного губернатора» (пурана) от «постоянного губернатора» (чао мыанга) заключалось в том, что пуран не мог быть назначен на срок более трех лет. Кроме того, его жалованье (т. е. доля налогов, конфискаций, штрафов и т. п., собираемых в данной провинции) было вдвое меньше, чем у чао мыанга. Такой чиновник, как правило переброшенный из другого района, не мог иметь прочных связей в местной среде и поэтому гораздо больше зависел от правительства.
Не ограничившись этим, Нарай создал специальный институт прокуроров (чакрапатов), которые должны были контролировать деятельность губернаторов на местах. Главный чакрапат находился в столице и следил за деятельностью министров. Наряду с постоянными чакрапатами Нарай назначал часто экстраординарных ревизоров, облеченных чрезвычайными полномочиями, вплоть до права казнить губернатора на месте [127, с. 85; 165, т. I, с. 255].
В последние годы своего правления Нарай практически упразднил должность первого министра (чакри), оставляя ее в течение ряда лет незамещенной, и взял на себя большую часть функций, которые исполнял чакри [127, с. 79, 81].
В итоге деятельности Прасат Тонга и Нарая могущество крупных светских феодалов было серьезно подорвано. Те из них, которые уцелели от казней и опал, превратились в чиновников короля не только по названию, но и на самом деле.
Но истребление крупных светских феодалов поставило Нарая лицом к лицу с другим крупным феодальным владельцем Сиама — буддийской церковью. Взаимоотношения Нарая и буддийского духовенства носили сложный характер. В начале его правления монахи оказывали ему значительную поддержку, видя в нем продолжателя дела Прасат Тонга, боровшегося за централизацию страны и ликвидацию крупных светских феодалов, которые соперничали с духовными. Более того, как признают даже католические миссионеры, самим троном Нарай в очень большой мере был обязан именно буддийским монахам [60, с. 35]. Поэтому в первые годы своего правления Нарай щедро одарял буддийские монастыри землями и крепостными и находился в самом добром согласии с верхушкой буддийского духовенства.
Но довольно скоро наступило охлаждение. В первую очередь здесь, видимо, сыграло роль то обстоятельство, что после ликвидации крупных светских феодалов буддийская церковь оказалась единственной организованной и могущественной силой, противостоящей королевской власти. Несмотря на внешний отказ от мирской суеты, буддийская церковь всегда принимала очень активное участие в политической жизни страны, и ее стремление руководить деятельностью короля, естественно, должно было вызывать с его стороны отпор. Наряду с этим огромные богатства и земли монастырей, пользовавшиеся налоговым иммунитетом, сами по себе не могли не вызывать соблазна у Нарая, постоянно нуждавшегося в деньгах для борьбы с Голландией.
Главная же причина конфликта заключалась в том, что задавленное непрерывно растущими налогами крестьянство стало массами уходить в монастыри, где эксплуатация была относительно меньшей. А в специфических условиях Сиама, при изобилии плодородной земли и относительной редкости населения, рабочая сила представляла собой еще большее богатство, чем рисовые поля. Видимо, поэтому в источниках нет сведений о конфискации правительством Нарая монашеских земель, но довольно часто встречаются свидетельства, показывающие, что при Нарае проводилась весьма энергичная «чистка» монашеского сословия, т. е. попросту возвращение беглых крестьян и ремесленников в их прежнее состояние.
Практически такая «чистка» проводилась в форме ежегодных экзаменов, которые монахи должны были сдавать комиссии из специально назначенных правительственных чиновников. Естественно, что простой земледелец или ремесленник, не искушенный в тонкостях буддийской казуистики и не владеющий священными языками (пали и санскритом), не мог выдержать подобный экзамен, и его, лишив монашеского сана, возвращали в податное сословие.
