Реформирование стабильности
Внутренняя политика, в отличие от внешней, очень интересует многих американцев, я бы даже сказал, подавляющее большинство из них. Они очень внимательно следят за своими местными политиками и с удовольствием читают про различные разоблачения, скандалы или предвыборную борьбу на любом уровне политической системы Соединенных Штатов. Конечно, у разных американцев разный уровень интереса к внутренней политике, однако в среднем он гораздо выше, чем у россиян. Американские журналисты с несравнимо большим удовольствием пишут про своих национальных политиков или государственные институты США, нежели про внешнеполитические дела. В электронных средствах массовой информации ситуация еще более разительная: внутренняя политика почти целиком затмевает внешнюю. Пулитцеровские и другие высокие журналистские премии чаще всего получаются авторами расследований тех или иных аспектов внутренней политики, а журналисты, раскопавшие скандалы типа Уотергейта или «Моникагейта», становятся национальными героями и попадают в учебники по истории журналистики. Все плохое, что мир знает про внутреннюю кухню США – от превышения власти полицейскими и пыток в американских военных тюрьмах до случаев коррупции в вашингтонских коридорах власти и педофилии в католической церкви США, – он знает именно от американских журналистов из американских средств массовой информации, включая, кстати, Голливуд.
Нечасто, но бывают, конечно, случаи, когда американский обыватель узнавал что-то новое про свою страну от иностранных СМИ, как, скажем, в случае с бывшим сотрудником Агентства национальной безопасности Робертом Сноуденом, рассказавшим о незаконной прослушке. Но и тогда это были исключительно англоязычные средства массовой информации, типа «Гардиан» или «Таймс». Другими словами, при всей своей аполитичности американцы в среднем в чем-то более «по-местному» политизированы, чем россияне, более информированы о своей «местной политике». Но, как я сказал уже, их интерес охватывает только внутреннюю политику, при этом он более системный и, если хотите, менее протестный.
Конечно, в США всегда можно встретить людей, помимо дипломатов, журналистов-международников и экспертов, способных серьезно поговорить на международные темы или обсудить мировую культуру, но это, как правило, будут или американцы, имеющие корни в других странах, или жители больших городов, например Нью-Йорка, Вашингтона или Чикаго, или представители американской академической среды. Отчасти это естественно. Во-первых, Америка находится слишком далеко от всех международных новостных событий, а, во-вторых, внешние события оказывают на ситуацию в стране гораздо меньшее воздействие, чем, скажем, действия Америки на ситуацию в мире. Поэтому, может быть, американцы и правы, когда обращают основное внимание на внутренний политический процесс в собственной стране. Мне кажется, это здоровый подход к делу. Даже подход к произведениям мировой культуры и искусства у американцев преувеличенно эгоистический. Они знают, что музеи США – богатейшие в мире. Америка скупает по всей планете произведения искусства и никогда ничего не продает. Поэтому простой американец рассуждает так: если есть что-то выдающееся в мире, чего нет в американских музеях, – то нам сюда это обязательно привезут и покажут. Выдающуюся книгу иностранного автора обязательно переведут и издадут на английском языке. Зачем мне лететь куда-то за тридевять земель? А для американца почти везде и есть «тридевять земель».
Но понять взгляды американцев на внутренний политический процесс, как и на факторы, которые в той или иной степени влияют на него, нельзя без хотя бы формального понимания всего политического устройства Соединенных Штатов. Повторю то, что говорил уже не раз: американцы относятся к себе со значительной долей иронии и скептицизма. Они не считают, скажем, себя самой умной или самой образованной нацией на Земле, не считают себя самыми трудолюбивыми или креативными людьми, не называют себя самым одаренным или самым продвинутым народом и т.д. Всего, что они достигли, считают сами американцы, они сумели достичь благодаря целому ряду других факторов, которые связаны не с качествами человека, а с качеством системы, которая существует в стране. В частности, системы политической. Американцы обожают устройство своей страны и верят в заложенные в него способности решать почти все проблемы, возникающие на пути прогресса США. Они, как когда-то фанатичные коммунисты, верят в абсолютный политический гений отцов-основателей своего государства, которые сумели создать систему, позволившую Америке не только выжить и просуществовать почти два с половиной века, не только стать сверхдержавой, но и продержаться в этом качестве уже три четверти столетия, при этом не подвергшись никаким серьезным изменениям или угрозам. На самом деле это феноменальное достижение в наш стремительный, быстро меняющийся политический век. Не признать этого просто невозможно.
Были ли отцы-основатели США политическими гениями или нет – вопрос отдельный и, мягко выражаясь, дискуссионный. Однако их детище до сих пор живет и процветает, успешно неся знамя самой продвинутой демократии мира, с которой все остальные демократии должны брать пример – по крайней мере сравнение всегда будет в пользу американской. Конечно, она далеко не идеальна, однако она, на мой взгляд, действительно лучше, чем любые иные национальные системы власти, в том числе власти демократической.
Эта вера в замечательность своей системы является одним из краеугольных камней всего американского политического здания. Действительно, надо признать, что американская система власти со всеми ее сдержками и противовесами, ограничениями и прозрачностью, с упором на выборность и конкуренцию, с приоритетом компетенции местной власти по подавляющему большинству вопросов, непосредственно касающихся жизни человека и т.д., представляет собой замечательный феномен. Хотя, повторю, эта система далека от идеала, о чем сами американцы тоже никогда не забывают. Кстати, именно неограниченная вера американцев в превосходство системы над человеческими качествами приводит порой к тому, что они гораздо меньше внимания обращают на человеческий фактор, который сплошь и рядом проявляет себя. Например, после рассуждений о том, что тот или иной политик – слабый, пассивный боец, «не тянет», не выражает интересы избирателей или, напротив, делает много ошибок в силу своей неуемной политической активности, обычный американец, как правило, всего лишь скажет: «Ну да ладно, на следующих выборах проголосую за другого».
Американская система власти действительно имеет мощную защиту от субъективного фактора, то есть, как говорят в России, «защиту от дурака» – хотя, как показывает история, сами американцы частенько преувеличивают возможности этой защиты. Однако наличие такого большого числа выборов, на которых можно сменить личности во власти, сохранив в неприкосновенности саму политическую систему, является не только «защитой от дурака», но и не дает политическим конфликтам в Америке даже близко подойти к революционному накалу. Американцы верят в то, что изменения – это хорошо, а постоянные изменения во власти делают эту власть крайне устойчивой. Иными словами, американцу не так важно, какую фамилию носит президент страны или губернатор того или иного штата, какую именно партию они представляют. Главное заключается в том, что они неизбежно будут заменены другими на выборах – и так бесконечно. При этом ему очень трудно представить, что, например, можно внести изменения в Конституцию США. Последняя на сегодня поправка была ратифицирована в 1992 году, и в ней говорилось о том, что в случае принятия решения о повышении зарплаты сенаторам это повышение вступает в силу только после следующих выборов, то есть для следующего состава сенаторов Соединенных Штатов. История этой поправки показывает, как серьезно американцы относятся к Конституции. Поправка была внесена еще будущим четвертым президентом страны Джеймсом Мэдисоном вместе с Биллем о правах в 1789 году, но на ее ратификацию необходимым количеством (38 из 50) штатов ушло целых 203 года.
Формальная структура иерархии власти в США, как известно, сводится к простой комбинации, состоящей из пяти частей: из законодательной ветви федеральной власти; исполнительной ветви федеральной власти; судебной ветви федеральной власти; властей штатов; местной власти. Я бы сказал, что при всей важности принципа разделения властей надо очень четко понимать, что в США не менее, а то и более важно иерархическое разделение полномочий федеральных и местных властей, а также властей штата и графств, входящих в тот или иной штат. Помните – «вся политика в США только местная»? Только из местной политики рождается политика федеральная, а не наоборот. Лишь очень долго пожив в Америке или очень хорошо ее изучив, начинаешь понимать колоссальную зависимость федеральной власти от местной повестки дня, от местной политики. Особенно отчетливо это видно в период, предшествующий началу очередной избирательной кампании, когда потенциальные кандидаты практически безостановочно ездят по стране, изучая настроения избирателей с тем, чтобы наиболее эффективно вписать их в свои избирательные программы. Поскольку выборы в Америке происходят почти постоянно, даже, по мнению некоторых зарубежных политиков, слишком часто, то улавливание настроений избирателей в США носит достаточно стабильный характер.
