обоснование.
Итак, Ибн-аль-Азрак утверждает, что невзрачность и презренность человека не должны быть препятствием для того, кто ищет совета, основанного на правильном мнении. «Придурковатая прислужница» – воплощенная невзрачность и презренность, именно поэтому, наверное, о ней зашла речь, если не объяснять трансформации значений только ошибками переписчиков. Ибн-аль-Азрак приводит в этой связи слова́ Пророка, являющиеся в сущности очень удачно построенным каламбуром: «Мудрость – предмет стремлений (да́лля, другое значение – заблудившаяся скотина) верующего. Где бы она ни обнаружилась, пусть он её уразумеет (а́каля, другое значение – „стреножит“)» [488].
Не представляет для него препятствия к испрашиванию совета и малый возраст вопрошаемого. «Знакомьтесь с мнениями юных и советуйтесь с молодыми. У них такие умы, что и полову перемелют, и черепашьи панцири пробьют», – такую пословицу обнаружил и привёл ат-Тартуши. Он излагает также сообщение об одном из Праведных халифов – Омаре, который, обращаясь к собранию за советом, говорил: «Пусть юный возраст не препятствует кому-то из вас выступить с советом. Правильное мнение не зависит ни от молодости, ни от старости». И заканчивались его слова важной мыслью, которая, собственно, и представляет собой обоснование рассматриваемой позиции: «Сие (т. е. правильное мнение. – А. И.) есть вещь, которую Аллах вкладывает, куда пожелает» [489].
Но думается, что Ибн-аль-Азраком руководило скорее стремление к фиксации всех нюансов каждой проблемы (его «Чудеса на пути» – тяжёлый фолиант объёмом под тысячу страниц), чем незамутнённая вера в приведённое выше утверждение. Ведь сведе́ние правильности совета к Божьей воле означало бы, что в этой области господствует полная неопределённость и истинный совет можно услышать от кого угодно. Но можно и не сподобиться этой милости Аллаха.
Опыт подсказывал, что есть люди, чьи советы истинны всегда или в большинстве случаев. Именно по пути выделения критериев хорошего советчика шли все авторы «княжьих зерцал». Кстати сказать, Ибн-аль-Азрак не был здесь исключением.
Приведённое выше обоснование допустимости спрашивать совета у любого и каждого можно расценивать как религиозно-идеологическое, ибо возможность получить истинный совет от любого человека возводится в конечном счёте к всесильной Божественной воле.
Но была и иная тенденция – условно назовём её «демократической» – в доказательстве того, что совет можно получить у всякого человека. Эта тенденция обнаруживается, например, у аль-Маварди. Им осуждается «высокомерный отказ от чужой помощи» [490]. Он подчёркивает, что совет испрашивается не для того, чтобы с гордостью похваляться им как чем-то ценным, стремясь возвыситься над другими. Совета ищут ради той пользы, которую он приносит. Поэтому совсем не обязательно, чтобы советчиком был человек значительный, благородный, занимающий высокую должность. (В этом случае хвастун мог бы всем говорить: «Мне дал совет Такой-то!») Ведь таланты, считает аль-Маварди, – суть сокровища, которыми награждаются разные по своему социальному положению люди – и большие, и малые. Да и то сказать: ведь никто, украшаясь драгоценной жемчужиной, не сожалеет, что её выловил бедный и ничтожный ловец жемчуга.
Оттого-то, повторяет аль-Маварди, если ты действуешь в соответствии с каким-то советом, то пусть тебя не сбивает с толку, что он дан низким (в социальном отношении) человеком. Важно лишь то, что этот совет верен и, последовав ему, ты достигаешь желаемую цель [491]. «В каждом разуме есть сокровище – правильное мнение» [492]. Так лапидарно выражает аль-Маварди свою позицию, возвеличивая тем самым человеческий разум, которым награждён каждый – и благородный, и презренный. Здесь, как видим, акцент иной по сравнению с приведённой ранее позицией Ибн-аль-Азрака. Сразу скажу, что позиция, выраженная аль-Маварди, являлась господствующей в «княжьих зерцалах». Всякий человек, наделённый разумом (а именно это и делает его человеком), годится на роль советчика.
Идея благородная, но, признаться, не очень ценная в практическом отношении: наличие разума – общий знаменатель всех существ, именуемых людьми. Но опять-таки из опыта известно, что чьи-то советы разумны и гарантируют успех, а чьи-то – не более чем сотрясение воздуха. И в этом случае возникала потребность выработать какие-то дифференцирующие черты, чтобы потенциальными советчиками не оказывались все без исключения люди. Так и происходило в «зерцалах»: разум (акль) превращался в ум (тоже акль), противопоставлялся глупости, неразумию. Он становился необходимым, но не достаточным условием хорошего советчика. К этому условию добавлялись другие.
И ещё одно. Конечно, прав был автор «Тайны тайн», когда писал, что «испытания и долгий опыт покажут тебе, кто высказывает правильные мнения» [493]. Но прагматическая ценность этого соображения довольно низка. Растягивать во времени отбор советчиков опасно: многие, очень многие ситуации требуют быстрой (и, естественно, правильной) реакции. Также в этих условиях человек должен располагать операциональной, достаточно чёткой инструкцией, отвечающей на вопрос: кто может быть хорошим советчиком? Такие инструкции в «княжьих зерцалах» наличествуют. Они во многом сходны, кое в чём разнятся. Именно к рассмотрению этих «условий» – так они и назывались в «зерцалах» – как цельной системы требований, предъявляемых к идеальному советчику, мы и переходим.
Все авторы «зерцал» едины в том, что ум – первейшая черта человека, к которому можно и нужно обращаться за советом. Формулировки несколько разнятся между собой: «ум и проницательность» (аль-Муради), «ум, достигший совершенства от обильного опыта и обогащённый проницательностью и сообразительностью» (Ибн-аль-Азрак) [494].
Эта идея представлялась настолько очевидной, что никак и не обосновывалась, если не считать обращения к авторитету Пророка. Он сказал: «Наставляйтесь у разумного – пойдёте прямым путём. Но не противьтесь ему – не то пожалеете» [495].
Ум увязан с опытом, когда речь идёт об определении критериев хорошего советчика. Так, вероятнее всего, получилось потому, что средневековые ученые разделяли ум (разум) человека на врождённый, получаемый им при рождении как некую предрасположенность, и приобретённый, возникающий по мере накопления и переработки жизненного опыта. «Всякая вещь нуждается в уме (т. е. ко всякой вещи нужно подходить с умом. – А. И.), а ум нуждается в опыте» [496]. Поэтому, по логике средневековых арабов, ум и опытность оказываются первым двойным критерием идеального советчика.
Но опытность выделялась некоторыми авторами (порой – одними и теми же) в самостоятельный пункт. Недостаток опыта у юношей не позволял им, по оценке многих авторов «зерцал», быть достойными советчиками. Своего рода «избыток» опыта, образовавшийся у стариков, был сигналом того, что они уже утрачивают способность здраво мыслить и давать правильные советы. Именно этим объясняется предупреждение, которое встречается у разных авторов именно в первом пункте перечисления черт идеального советчика – о разуме. «Не советуйся с двумя – с юношей, самодовольным и малоопытным, и с мужем преклонного возраста, у которого время нанесло ущерб уму, как оно нанесло ущерб телу» [497].
Аль-Маварди призывает: «Положись на совет того,
