Настоящая паника началась, когда стало известно о проблемах с атомной станцией в Фукусиме. На ток-шоу в одном из университетов, готовящих журналистов, куда я попал с группой японоведов, на нас вылили ушат «свежей информации о Японии»: «Страна разрушена. Десятки городов смыты цунами, Токио пал жертвой землетрясения. Остатки японской нации ожидают конца от мучительной радиации». Откуда бралась такая информация, для меня не загадка.
С самого начала я каждый день общался с нашими физиками, сейсмологами, спасателями, метеорологами – всеми, кто мог иметь хоть какое-то отношение к происходящим в Японии событиям. Каждый день они рассказывали мне, как и всем желающим российским журналистам, правду: Фукусима – не Чернобыль, характер аварий принципиально различен, опасности нет не только для России, но и для большей части Японии. Каждый день журналисты, в том числе японские, требовали ответа на два вопроса: в чем разница между Фукусимой и Чернобылем и что произойдет при самом негативном варианте развития событий? Каждый день и я задавал эти вопросы всем, кто хоть какое-то отношение мог иметь к ядерной физике, начиная от директора Курчатовского института академика Е. Велихова и главы Росатома С. Кириенко и заканчивая командиром отряда спасателей, только что вернувшихся из «радиационного ада», А. Легошиным. Все они отвечали примерно одно и то же: в Чернобыле произошел взрыв, выбросивший на огромную территорию – вплоть до Норвегии – чудовищную массу радиоактивных веществ. В Японии происходит их постепенная утечка в относительно небольших количествах, не опасных для окружающих в радиусе более 30 километров от станции.
Никого – ни российских, ни японских журналистов – это не устраивало. И каждый день в эфир выходили репортажи тех, с кем я сидел вместе на пресс-конференциях и брифингах, которые в обработанном редакторами виде вещали совсем иное: катастрофа пойдет по худшему сценарию и будет ужасной! Бороться с этим мы не могли никак: помимо воли редакторов, сообразно своим представлениям о мире правивших поступавшую к ним информацию, в головах наших сограждан крепко сидит память о Чернобыльской аварии, 25-летие которой пришлось как раз на эти дни. Специалист по работе в зоне отчуждения в Чернобыле жаловалась мне тогда, что просто не успевает принимать группы японских журналистов, желавших не только посмотреть на четвертый энергоблок, но даже «пожить там несколько дней»!
Сравнение с Чернобылем было на слуху каждый день, и каждый день, общаясь с чернобыльцами, я все больше понимал, в каком мифологизированном мире мы живем. Директор Института проблем безопасного развития атомной энергетики РАН, чернобылец, профессор Леонид Большов на одной из встреч говорил о том, насколько преувеличены реальные последствия Чернобыльской аварии. Его институтом проводились опросы населения, которые выявили полное незнание истинной ситуации. Количество жертв Чернобыля многими респондентами оценивалось в тысячи и даже десятки тысяч человек, хотя на самом деле оно не превышает 150 человек. Своеобразный «коэффициент незнания» превышает, таким образом, 1000 условных единиц. В случае с аварией на «Фукусиме-1» он зашкаливает за 10 000, вызывая к жизни анекдотичные ситуации.
В Москве всю весну и лето активно обсуждался вопрос о японских ресторанах: можно или нет есть в них «суши»? Никто даже не задумывался о том, какова реальная возможность выловить в Тихом океане радиоактивную рыбу, как она попадет в Россию и сколько такая рыба могла бы стоить в Москве? И вообще: каков уровень опасности в этой самой рыбе? Фактически началась неконтролируемая японофобская паника, ударившая и по ресторанам, и по туризму.
МИД России, порекомендовавший в марте воздержаться от туров в Японию, 20 апреля это предупреждение дезавуировал, при том что многие страны такого предупреждения и не объявляли. У нас же потенциальными туристами предупреждение было прочитано как запрещение, равно как и предупреждение Ростуризма, и туризм в Японию из России не просто понес колоссальные убытки – он умер. Люди, заплатившие за туры от трех тысяч долларов за неделю, забирали документы и требовали возврата денег, большая часть которых уже была израсходована и в Японии, и России. Думаю, наши компании, работавшие на этом направлении, еще очень не скоро смогут вернуться к нормальной деятельности.
Апофеозом этого информационного афтершока в марте 2011 стала запущенная кем-то в Интернет статья о том, что в апреле 1986 года японские газеты публиковали крайне оскорбительные для русских статьи в связи с аварией в Чернобыле. Нет сомнений в том, что японские журналисты весьма далеки в массе своей от каких-либо симпатий к нашей стране, но то, что описывалось в той статье, явно находилось за границей добра и зла. Шеф токийского бюро ИТАР-ТАСС Василий Головнин на всякий случай проверил эту информацию: «У нас утверждали, что в Японии тогда якобы имели место следующие заголовки (цитирую по блогу Владимира Варфоломеева):
– Дикарей нельзя подпускать к ядерным техноло гиям!
– Сценарий, подобный Чернобыльскому, в Японии невозможен в принцип– е!
– Коммунистическая диктатура лжет о положении в Чернобыле!
– Миллионы рабов с помощью КГБ загоняют на устранение аварии с помощью пулеметов!
– Половина СССР превратилось в радиоактивную пустыню».
Так вот, никаких «дикарей», «миллионов рабов», конечно, в заголовках нет и в помине. Как и про радиоактивную пустыню и пулеметы. В текстах статей такой чуши не было тоже.
Типичные заголовки просто сообщают о фактах. Например: «Авария на советской АЭС. Погибли более 2 тыс. человек? Ядро реактора расплавилось, дело идет к крупнейшей катастрофе» («Майнити», 30 апреля 1986).
Про советскую закрытость и нехватку информации о Чернобыле, конечно, писали много. Но другими словами. «Правительство Японии призывает СССР открыть информацию» («Иомиури», вечерняя, 2 мая 1986). «Мир выражает недовольство советской секретностью» (там же, 30 апреля 1986). Таких заголовков немало.
Теперь по поводу того, что «в Японии это невозможно в принципе!»
Заголовок в «Майнити» от 30 апреля: «Когда-то это может быть и в Японии». «В порядке ли наши АЭС?» – «Иомиури» от 1 мая 1986 года.
Справедливости ради надо признать, что некий анонимный источник в Министерстве торговли и промышленности Японии сообщил газете «Асахи» 29 апреля, что «в нашей атомной энергетике невозможно то, что произошло в Чернобыле, у нас реакторы другого типа». Думаю, этот чиновник сейчас раскаивается, но и он, в сущности, не соврал. Авария на АЭС «Фукусима-1» ни в коей мере не похожа на чернобыльскую. Нет такого разлета радиации.
Фукусима – не Чернобыль, какую бы степень опасности ей ни присваивали японские чиновники (между прочим, станция застрахована). Пока серьезной дозы облучения, если верить имеющейся информации, не досталось никому. Восемь человек получили больше 250 миллизивертов – годовой дозы для работников АЭС в чрезвычайных обстоятельствах. И тем более, пока никто не погиб от радиации.
Этот и подобный ему инциденты, наложенные на элементарную безграмотность нашего населения и «эффект Чернобыля», быстро довели ситуацию до абсурда, а информационная паника начала давать неожиданные последствия. Мои знакомые отменили июньскую поездку в Таиланд, мотивируя это тем, что «там же рядом Фукусима». Съемочная группа одного из каналов, собиравшаяся снимать в Киото – на расстоянии примерно тысячи километров от злосчастной станции, – репортаж о гейшах, отказалась от поездки – «чтобы не схватить рак щитовидки». Такое впечатление, что рак щитовидки в Японии летает в воздухе и передается, как насморк! Музей изобразительных искусств имени Пушкина решил не везти в Иокогаму картины французских импрессионистов, выставка которых планировалась в рамках Фестиваля русской культуры в Японии, – не такое, дескать, время. Уже в июне от гастролей отказалась оперная певица Анна Нетребко – все по той же причине. Театр заплатит японцам неустойку, это понятно. Непонятно только, какими теперь будут имиджевые счеты между нашими странами.
В России сразу после землетрясения были развернуты несколько программ материальной помощи японцам, пострадавшим от катастрофы. Хуже всего – с путаницей фондов, счетов и путей направлений – осуществляли эту программу уполномоченные государства. Собирали деньги и частные фонды, и маленькие организации, вроде клубов будо или традиционных японских искусств, и церковь, перечисляли отдельные люди. Собрали и отправили в Японию сотни тысяч долларов.
В корреспондентских пунктах японских газет звонили телефоны: русские физики-ядерщики, чернобыльцы безвозмездно предлагали свои услуги по помощи пострадавшим и по ликвидации аварии. Японских журналистов такие предложения не интересовали. Физики, спасатели, волонтеры – все они вежливо отсылались… обратно. Никакие советы, просьбы передать помощь, послать специалистов не были востребованы – все это оказалось не нужно официальной Японии. «На ура» принимались только странные предложения типа идеи расселить японцев в Сибири: об этом можно писать, это ярко и прикольно. Такие предложения хорошо иллюстрировали низкий уровень понимания русскими ситуации в Японии в после аварии и вообще – понимания Японии и японцев. Своеобразный подход к подбору информации из России японскими медиа стал заметен начиная с самого первого дня, с 11 марта. Тогда, сразу после катастрофы, президент Медведев, как и подобает в таких случаях, выразил «глубокое соболезнование японскому народу» – буквально через несколько часов после того, как стало известно о землетрясении и цунами. Весь день 11 марта японские каналы показывали… президента США Обаму, сказавшего то же самое, хоть и чуть позже. Безусловно, американцы много сделали в той ситуации для Японии. Но и наша группа спасателей была одной из самых больших и профессиональных. Но японских журналистов интересовало другое: не мешали ли власти работе русской команды?
