Намеченную линию цивилизационной самоидентификационной традиции, связанную с классическим утопическим проектом, увенчал своими книгами уже во втором десятилетия XX в. мексиканец Хосе Васконселос («Космическая раса», 1925, «Индология», 1926). Согласно его концепции «космической», или «пятой» расы, латиноамериканский «род человеческий» явит собой гармонизированную всемирную этнорасовую и социальную симфонию.
В XX в. после первоначального периода формирования, изобиловавшего «разрывами» и «скачками», художественная культура Латинской Америки все более ясно обнаруживает внутреннюю логику и последовательность развития. Особенно в литературе, которая дает новые импульсы философской и самоидентификационной рефлексии. Становясь субъектом мировой культуры, Латинская Америка по-новому оценивает свой генезис, свою «сущность», т. е. свою онтологию, свои Смыслы, принесенные в большой, всеобщий мир.
На протяжении XX в. от осмысления протокультурных факторов самоидентификация все более трансформируется в новый тип рефлексии. Этнорасовая проблема, естественно, не исчезает, но начинает занимать иное положение в системе идей, приближаясь к культурологии и философии, в то же время традиционная самоидентификационная эссеистика, развивающаяся на разных методологических основах, становится все более «плотной» в интеллектуальном отношении («Лабиринт одиночества» Октавио Паса, «Калибан» Роберто Фернандеса Ретамара и др.).
Сдвиги во многом связаны с изменением состава латиноамериканской культуры – происходит распад первоначального творческого синкретизма, ветви культурного дискурса дифференцируются. Идет размежевание литературы, идеологии и самоидентификационной философской мысли.
Зарождение теоретической культурологии, хотя она все-таки еще эссеистична, можно связать с творчеством Фернандо Ортиса, кубинского музыковеда, мыслителя (он первым написал о «транскультурации», которая в Латинской Америке приводит к возникновению новой культурной «субстанции»), перуанца Виктора Рауля Айя де ла Торре (в его концепции «Индоамерики», имеющей общеконтинентальное значение, поставлен вопрос о существовании особого, присущего Латинской Америке типа пространства-времени, те. хронотопа) и др. Одновременно художественная литература переводит осмысление латиноамериканской «сущности» на уровень новой художественности, создает картины мира Латинской Америки, выявляющие инаковость континента в самой художественной структуре произведений (от А. Карпентьера, М. А. Астуриаса, Х. Л. Борхеса до Г. Гарсиа Маркеса, М. Варгаса Льосы).
Не стану перечислять всех выдающихся писателей, художников, архитекторов, композиторов Латинской Америки, без творчества которых уже давно немыслима мировая культура. Их имена общеизвестны. Достижения латиноамериканской художественной культуры, особенно литературы, гораздо значительней успехов, скажем, политологической, экономической мысли. Такова особенность латиноамериканской литературоцентричной культуры – именно литература создает отчасти в XIX в. (в Аргентине, например), но главным образом в XX столетии такие художественные картины мира, в которых проявляется латиноамериканская идентичность, определяются основные цивилизационные Смыслы. Это неоднократно отмечали наиболее проницательные культурологи.
Крупнейший литературовед и культуролог Латинской Америки XX в., уругваец Фернандо Аинса, автор фундаментального труда «Культурная идентичность Ибероамерики в ее прозе» (1986)[280], писал о том, что в значительной мере культурная идентичность Латинской Америки определилась благодаря литературе. Рассказ и роман, окрещенный «освободительным жанром», завершили труд, начатый эссеистами и философами, активно способствуя определению собственных опознавательных знаков и кристаллизуя архетипы, символы и приметы специфичности континента с гораздо большей эффективностью, чем это делалось в сфере политического дискурса, подвергающегося идеологическому давлению и манипуляциям, или в антропологических и социологических исследованиях, зависящих от той или иной идеологической или теоретической модели. На его взгляд, важно не только вновь и вновь открывать различные образы идентичности, как они предстают в культуре той или иной страны, но и выявить общую базовую основу всех культур, общие константы проблематики и общность художественно-выразительного арсенала. И при этом учесть все великое разнообразие «латиноамериканского», противопоставив сциентистскому и унифицированному западничеству «новый универсальный гуманизм», признающий все многообразие и различие человеческих миров.
В своем фундаментальном труде в результате конкретного анализа основных образцов «нового романа» Ф. Аинса выявил базовый субстрат и общность художественно-выразительных констант в воссоздании мира Латинской Америки. Эти выводы были подтверждены в отечественных трудах литературоведчески-культурологического направления[281].
Близкие идеи о роли латиноамериканской литературы высказывались и другими литературоведами и культурологами. В 1980-х годах мексиканец Х. Л. Гомес-Мартинес писал: «Единство в разнообразии латиноамериканских литератур является опережающей тенденцией (курсив мой. – В.Б.) в сравнении с процессами в иных областях культуры; подобная интеграция выявилась на других уровнях латиноамериканской реальности лишь в форме общих устремлений, в виде ряда континентальных политических, социально-экономических, идеологических проектов»[282]. А философ Франсиско Миро Кесада (Перу), видевший в «новом романе» своего рода «близнеца» философской мысли Латинской Америки, считал, что именно литература сыграла решающую роль в выработке общелатиноамериканского сознания как новой мировой реальности.
Знаменательно, что и после очередного кризиса идей латиноамериканской общности, под знаком которых прошли 1980—1990-е годы, латиноамериканская мысль вступила в XXI век, вернувшись к интеграционным надеждам. И именно в культуре наблюдаются объединительные процессы в большей мере, чем в любой иной области. Приведем относящееся уже к новому веку суждение Эстелы Моралес Кампос (Мехико), которая пишет о том, что и в условиях глобализации, несмотря на определенные успехи в создании ряда внутрирегиональных объединительных проектов, до сих пор именно гуманитарная культура в разных ее проявлениях выполняет авангардную, «держащую» роль. «Глобализация, – пишет она, – вызывает появление групп стран, которые объединяют силы, чтобы утвердить свою значимость наряду с другими мировыми центрами социального и экономического развития. Наш регион, рассматриваемый как общность, движется различными путями по направлению к этим объединениям. Латинская Америка и Карибы основывались и основываются на своей творческой художественной энергии и социальных идеях, на гуманитарных и культурных силах, с их помощью компенсируя отставание в научной и технологической областях… В настоящее время в центре внимания находятся поиски возможностей и условий полного самовыражения каждого из субрегионов, независимо от того, какой компонент там преобладает: испанский, португальский, английский, французский, голландский, итальянский, африканский или индейский.»[283]. Суждение взято из книги «Леопольдо Сеа и культура», вышедшей к XII конгрессу Международной федерации по изучению Латинской Америки (FIEALC, Рим, 2005) и посвященной памяти мексиканского философа (1912–2004), который, вместе с продолжателями его дела, увенчал самоидентификационные поиски XX в. и вошел в век XXI.
Л. Сеа поднял рефлексию о Латинской Америке на новый, высокий универсальный уровень. В своей философии латиноамериканской «сущности» он сконцентрировал и переосмыслил прошлый опыт и вывел самоидентификационную рефлексию в поле философского дискурса. По сути предложенные Л. Сеа идеи и концепты восходят к положениям тех, кто стоял у истоков самоидентификационной мысли. Как отметил А. Ардао, велика была его роль в возникновении общелатиноамериканского дискуссионного поля, в создании, во времена отсутствия технологий быстрой связи, общелатиноамериканской сети исследований культурфилософского направления.
В сущности, именно философское направление, созданное Л. Сеа, и было тем «близнецом» «нового романа», о котором говорил Ф. Миро Кесада.
Т. Медин в упомянутой книге о Леопольдо Сеа определяет основу теории Л. Сеа как концепцию «сущностного гуманизма», противопоставляемого западной абстрактно-универсалистской феноменологии, для которой европоцентризм, европейский образ мышления – это единственный образец универсализма[284]. Л. Сеа утверждает «универсальность конкретного», т. е. переносит акцент на конкретную человеческую реальность, всегда гетерогенную, многозначную и многоликую, образующую своего рода «радугу» – положение, заставляющее вспомнить классическую латиноамериканскую традицию от Боливара до Васконселоса. Из упомянутого положения вытекает другая ключевая идея: «равенство различий»[285].
