Никогда не забуду чудесные дни, проведенные в Финляндии. Там мы с мамой были гостями бургомистра Хельсинки господина фон Френкелля, который нашел время, чтобы лично показать нам красоты своей родины. Какая великолепная страна!
В столице Финляндии произошло самое необычайное событие за все мои зарубежные поездки. В день торжественной демонстрации фильма я посетила чемпионат страны по легкой атлетике, который для финнов был чем-то вроде национального праздника. Расположившись на трибуне, я следила за соревнованиями, как вдруг ко мне подошел один из спортивных чиновников и попросил пройти с ним. Он вывел меня на арену стадиона, взял рупор и что-то прокричал в него по-фински — в произнесенных с энтузиазмом словах я уловила свое имя. Соревнования прервались, зрители на переполненном стадионе поднялись с мест и запели финский национальный гимн. Такая честь — это уж слишком, мне не удалось сдержать слез. Когда гимн отзвучал, я все еще в полной растерянности стояла посреди стадиона и совершенно растрогалась, получив большой букет красных роз.
На следующий день мы попрощались с финскими друзьями и уже собирались садиться в самолет, когда в самую последнюю минуту один спортсмен, запыхавшись от бега, вручил мне прощальный подарок, который я храню по сей день, — книгу в кожаном переплете с официальным отчетом финнов об Олимпийских играх в Берлине. За время моего короткого пребывания в Хельсинки в ней расписались все финские участники Олимпиады, в том числе и те, что жили на крайнем севере страны. Свою подпись поставил даже чудо-бегун Нурми.
Последней нашей остановкой в Скандинавских странах был Осло. Конечно, от сдержанных норвежцев вряд ли следовало ожидать столь же сильного воодушевления, как в Финляндии. Такого же мнения придерживались и на фирме «Тобис» и потому вновь рекомендовали мне не ехать на премьеру. Норвегия, говорили они, несмотря на высокую популярность короля, слишком «красная», да и от норвежского правительства можно ожидать чего угодно, только не дружелюбного отношения к немцам. Я было заколебалась, но мой оптимизм опять победил. Что значит «красная»? У меня нет предубеждения к политическим инакомыслящим.
Свой фильм я старалась сделать таким, чтобы его можно было показывать во всех странах, — не напирала на множество неожиданных побед немцев и даже не упомянула о том, что Германия завоевала наибольшее число медалей. Мне не хотелось, чтобы мы как хозяева-устроители Игр чванились нашими успехами и тем самым принижали другие страны, чьим атлетам повезло меньше. Потому-то я и показывала прежде всего медалистов из небольших стран, например, единственного новозеландца Лавлока.
Немецкое посольство в Осло не слишком обрадовалось моему приезду, но я была уверена в успехе. Еще в поезде, на пути к норвежской столице, меня посетил репортер газеты «Афтенпостен». Сейчас, читая его статью, я понимаю, что ошибалась, думая, будто норвежцы — народ сдержанный. Это настоящее «стихотворение в прозе». После такой «увертюры» я ощущала себя в некоторой степени подготовленной к возможным нападкам.
Но опасения и здесь оказались напрасными. Уже в первый день меня, к величайшему изумлению немецкого посла, пригласили на аудиенцию к норвежскому королю Хокону.[287] С ним я беседовала значительно дольше, чем с другими скандинавскими монархами. Король оказал мне честь, присутствуя со своей семьей на праздничной премьере фильма в «Колизее». Там он сидел в окружении почетных немецких гостей, что поразило даже самих норвежцев.
Показ ленты, как всегда, сопровождался овациями. В Осло, как до этого во всех европейских столицах, при появлении на экране Гитлера раздавались аплодисменты. Кто не хочет этому верить, может убедиться, полистав подшивки старых газет. Позднее я часто размышляла, почему в Европе всего за год до начала войны так симпатизировали Гитлеру.
В Осло я почувствовала огромную терпимость норвежцев. Премьер-министр за день до показа фильма устроил в мою честь ужин в празднично украшенном зале в стиле рококо. Этот раут, на котором присутствовали все министры и представители правительства — около трехсот персон, — был довольно необычным. За роскошным столом сидели только мужчины во фраках, единственными женщинами оказались моя мать и я.
Некоторые присутствующие высказались за культурное сотрудничество с Германией, а премьер-министр похвалил мою работу и назвал картину «Олимпия» «посланцем мира». Крупнейшая газета Норвегии «Афтенпостен» писала: «Фильм об Олимпиаде — это произведение, которое, несмотря на все то, что с нами происходит, позволяет верить в лучшее будущее человечества».
Венецианский кинофестиваль
После утомительных поездок на премьеры фильма перед фестивалем мне хотелось немного отдохнуть. Я решила провести отпуск на море вместе с моим другом Германом Шторром, которому из-за чрезвычайной занятости уделяла слишком мало внимания. Недалеко от Венеции, близ Лидо, есть небольшая рыбацкая деревушка, где мы и уединились.
Всего в нескольких километрах от нас уже начало свою работу жюри, мы же с Германом продолжали наслаждаться жизнью в местечке, где меня никто не знал и можно было без помех принимать солнечные ванны в песчаных дюнах. В здании, где проводился фестиваль, я появилась в самый последний момент. В немецкой делегации и оргкомитете фестиваля уже сильно волновались, ведь ни у кого не было ни малейшего представления о том, где же я нахожусь. «Олимпия» входила в число главных претендентов на получение премии. Нашими конкурентами были «Белоснежка и семь гномов»[288] Уолта Диснея, английская лента «Пигмалион»[289] и «Набережная туманов» Марселя Карне.[290]
Ко всеобщему изумлению и недовольству, итальянский губернатор Ливии маршал Бальбо,[291] друг дуче и министр авиации, неожиданно прилетел в Венецию и изъявил желание на торжественных мероприятиях сидеть рядом со мной. Руководство фестиваля отказало ему, поскольку по протоколу я должна была сесть рядом с итальянским министром Альфьери и немецким послом фон Маккензеном.[292] Бальбо был оскорблен и в тот же день покинул Лидо. Меня огорчил этот инцидент, поскольку из-за него было поставлено под вопрос фантастическое предложение, сделанное маршалом. Для съемок запланированной мною «Пентесилеи» он обещал предоставить тысячу белых коней с всадниками-ливийцами для сцен с битвами — сражения между амазонками и греками намечалось снимать в пустыне Ливии.
В Венеции успех «Олимпии» достиг своей кульминации. Картина получила «Золотого льва», оставив позади фильмы Уолта Диснея и Марселя Карне.
На вручении премии я встретила своего старого знакомого, Карла Фолльмёллера, пятнадцать лет назад открывшего меня как танцовщицу для Макса Рейнхардта. Фолльмёллер жил теперь в Венеции в палаццо Вендрамин, в котором провел последние дни Рихард Вагнер. В этот старинный дворец на Большом канале[293] Карл пригласил меня на ужин. Здесь при свечах за бокалом великолепного вина я провела свой последний вечер в Венеции.
Перед съемками «Пентесилеи» мне хотелось сделать большой перерыв. Я должна была снова собраться с силами после огромного напряжения, связанного с «Олимпией». Работа над этим фильмом отняла у меня три года жизни.
Лучшим отдыхом я считала скалолазание, которым тогда была просто одержима. Лишь тот, кто занимается этим видом спорта и любит его, способен понять, насколько страстно им можно увлечься.
Ганс Штегер уже выбрал интересные маршруты, а под конец хотел вместе со мной совершить второе восхождение по маршруту Диретгиссима на восточной стенке Розенгартена. Когда-то Ганс поднялся по ней первым вместе с бельгийским королем Альбертом, отцом Леопольда III. Я часто стояла в восхищении перед этой гигантской стеной, вздымающейся в высоту на тысячу метров, и не представляла себе, что смогу когда-нибудь вскарабкаться на нее. Тогда это казалось невыполнимой задачей.
Предварительные тренировочные восхождения становились все труднее. Когда я снова набрала хорошую форму, Штегер предложил сначала, в качестве испытания, покорить северную стенку Розенгартена. Эта мрачная, почти черная отвесная стенка, расположенная напротив башен Вайолетт, выглядела неприступной. Штегер размышлял, какую трассу выбрать — Пиаца или Золледера. Остановились на втором варианте.
Мы прошли стенку за рекордное время — три часа, несмотря на то что нас неожиданно застала начинающаяся вьюга. До этого мне еще никогда не приходилось преодолевать столь длинные траверсы. Потом в хижине Вайолетт мы отогревались горячим молоком и коньяком.
Моя мать Берта Рифеншталь (урожд. Шерлах)
и отец Альфред Рифеншталь, 1902 г. — год моего рождения. С моим братом Гейнцем. Ему здесь шесть лет, мне — девять. Четырехлетним ребенком я начала записывать свои первые стихотворения.
Макс Рейнхардт пригласил меня в свой Немецкий театр выступить с вечерами танца. 20 декабря 1923 г. я впервые танцевала на этой всемирно известной сцене. «Сказочный цветок» — так назвала я этот танец.
«Этюд под гавот» — один из самых удачных из придуманных мною танцев. После более чем семидесяти выступлений на родине и за рубежом травма колена вынудила меня отказаться от успешной карьеры танцовщицы. В роли танцовщицы Диотимы в фильме «Святая гора». 1926 г.
В роли танцовщицы Диотимы в фильме «Святая гора». 1925–1926 гг.
Кадр из фильма «Святая гора». Сказочное видение изо льда, созданное режиссером А. Фанком на замерзшем озере в Ленцерхайде Снявшись в своей второй главной роли — цыганской пастушки Гиты — в фильме А. Фанка «Большой прыжок», я окончательно решаю отказаться от карьеры танцовщицы и стать киноактрисой
С «партнершей» по фильму «Большой прыжок» — козой Пиппой. 1927 г.
В роли Марии в картине режиссеров А. Фанка и Г.-В. Пабсга «Белый ад Пиц-Палю». 1929 г.
Густав Диссль — мой партнер по фильму «Белый ад Пиц-Палю» — в роли альпиниста Крафта.
С партнером Эрнстом Петерсеном в фильме «Белый ад Пиц-Палю». Ночные съемки.
Неделями работали мы над этим фильмом при температуре ниже 30 градусов по Цельсию, получая тяжелые обморожения. Но и картина пользовалась успехом во всем мире.
