дилеммы см. в [Stocker 1976:453–466].
О понятии мотивационного интернализма (иногда называемого «интернализмом суждения») см. [Brink 1989].
Дилемму Смита можно рассматривать как вариант влиятельного «аргумента от необычности» Дж. Л. Мэки, согласно которому, если бы ценности были частью «ткани мира», они бы представляли собой сущности или свойства очень необычного типа, совершенно непохожие на что-либо другое во вселенной, потому что одним тем, что о них известно, они заставляли бы знающего о них поступать определенным образом, тем самым преодолевая пропасть между когнитивной оценкой и дезидеративной мотивацией [Mackie 1977: 38]. Вслед за ним и другие философы делали изощренные попытки преодолеть разрыв между познанием и мотивацией. С одной стороны, Смит [Smith 1994:177–180] предполагает, обладание нормативным разумом означает, что, будь мы абсолютно рациональны, мы бы желали действовать исходя из своего разума, а мы рациональны лишь в той степени, в какой наши желания соответствуют тому, чего требует моральная нормативность с рациональной точки зрения. Он пытается преодолеть разделение, утверждая, что (абсолютная) рациональность влечет за собой наличие у человека мотивирующих желаний, которые совпадают с правильным этическим познанием. С другой стороны, Д. Веллеман [Velleman 1989, гл. 7] полагает, что определяющим компонентом человеческой деятельности как раз и является наличие мотива подчиняться тем оценкам, которые дает разум; он пытается преодолеть разделение, утверждая, что человеческая деятельность влечет за собой подчинение желаний познанию. На эту тему см. [Helm 2001].
Конечно, мотивационное состояние не обязательно приводит к соответствующим действиям: оно может быть подавлено другими мотивационными состояниями, условием акрасии («слабоволия») и т. п.
О «плотных понятиях» («thick concepts») см. [Williams 1985].
Об эмоциях как нераздельном сплаве когнитивного, конативного и аффективного измерений см. также [Goldie 2004:249–267; Hanna, Maiese 2009, гл. 5].
См. «Никомахова этика» 1144аЗО-1144Ь1 [Аристотель 1983, 3: 188].
Термин «теория чувствительности» был введен в употребление в статье [Darwall 1992] для описания теорий, выдвинутых Дж. Макдауэллом [McDowell 1998: 131–150], Д. Уиггинсом [Wiggins 1998: 185–214] и Д. Макнотоном, утверждающим, что «сама точка зрения на ситуацию может быть формой неравнодушия или чувства» [McNaughton 1988: 113].
Варианты этического интуиционизма приписываются Г. Э. Муру и X. А. Причарду. Мур утверждал, что «ценности – это метафизически независимые, но внутренне мотивирующие качества», тогда как, согласно Причарду, постичь свой долг – значит сразу же признать абсолютную нравственную истину и быть побужденным ею к действию. Таким образом, интуиционизм выдвигает два сомнительных условных утверждения: что существуют неестественные качества, непосредственно доступные «нравственному чувству», и что эти качества являются внутренне мотивирующими (мотивационный интернализм).
Это объяснение охватывает как теорию моральных ошибок Дж. Л. Мэкки, так и некогнитивистские / экспрессивистские теории ценностей (экспрессивизм нормы А. Гиббарда и квазиреализм С. Блэкберна). Первый утверждает, что все ценностные суждения ложны, поскольку они не соответствуют никакому фактическому положению дел. Второй рассматривает ценностные суждения скорее как директивные или экспрессивные, чем ассерторические, следовательно они не имеют истинностного значения, – таким образом, ценностные суждения больше похожи на команды или увещевания, чем на утверждения факта. См. об этом [D’Arms, Jacobson 2006: 186–218].
О внутреннем реализме см. [Putnam 1980]: то, что книга зеленого цвета, или то, что кто-то поступил жестоко, – это факты, но эти факты связаны с тем, что мы воспринимаем цвет книги как зеленый, а поступок человека – как жестокий. Внутренний реализм – это фактуализм, определяющийся сознанием.
О разногласиях по поводу понятий и свойств, определяющихся реакцией, см. [Casati, Tappolet 1998].
Таким образом, определение цвета должно звучать так: “X является зеленым в том и только в том случае, если X выглядит зеленым для обычного человека, наблюдающего X в стандартных условиях». Это определение содержит логический круг (понятие «зеленый» присутствует по обе стороны двусторонней импликации), но этот круг не порочен, поскольку оно дает субстанциональное (нетавтологическое) объяснение «зелености»: определяет расширение предиката «зеленый», апеллируя к частному виду качественного состояния («видеть зеленое»). В этом отношении перцептивные суждения подобны обычным предикациям: счесть что-либо зеленым – значит просто приписать ему свойство зелености.
Здесь есть тонкий, но важный нюанс. Можно было бы утверждать, что ценностные или оценочные свойства, такие как «смешной» или «жестокий», супервентны по отношению к неоценочным или природным / физическим свойствам, и тем самым подтолкнуть приверженца теории чувствительности к модели нравственной отзывчивости как восприятия первичных качеств. Так, можно утверждать, что «смешное» супервентно относительно качеств «несообразности» или «неожиданного сопоставления», а «жестокое» супервентно относительно «неоправданного вреда». Но наши паттерны реагирования слишком разнообразны, чтобы их можно было свести к предлагаемому отношению супервентности. Либо неоценочные свойства слишком разнообразны, чтобы поддаваться какой-либо категоризации (например, собачьи зубы и налоговая проверка «опасны»), либо категоризация нелегально «протаскивает» с собой человеческие реакции и поэтому ведет к порочному кругу Таким образом, представляется, что реакция и свойство являются коррелятивными понятиями, взаимно зависимыми в своих определениях. Ср. у Уиггинса: «часто невозможно точно сказать, какую реакцию вызовет предмет с сопутствующим свойством без прямого или косвенного намека на само свойство. Например, веселье – это реакция, которую мы должны характеризовать, ссылаясь на ее собственный объект, через нечто воспринимаемое как смешное (или несообразное, или комичное, или какое-то еще). Для веселья не существует объяснения, независимого от объекта и от свойств, “чисто феноменологического” или “чисто интроспективного” объяснения» [Wiggins 1990: 195]. То есть нет никакого первенства между эмоциональными реакциями (такими, как веселье, стыд и негодование) и их сопутствующими свойствами / понятиями (смешное, постыдное, безнравственное), – скорее, эти оценочные свойства / понятия и реакции возникают вместе, парно, посредством коэволюции, при которой характер реакции и расширение предиката влияют друг на друга. Следовательно, без логического круга невозможно дать определение ни понятию, ни реакции, так как одно из них по сути своей определяется через другое. Сходные соображения содержатся в [McDowell 1998: 158]. Критику этой круговой природы см. в [Gibbard 1990: 148].
То есть, как и восприятие, нравственная реакция в своем когнитивном измерении (как суждение, оценка, истолкование и т. д.) имеет направление «разум подгоняется к миру»; но в
