[16]
В стиле «Витико» неправильно было бы видеть воздействие фольклорно-песенной традиции, как то может показаться по одному, к тому же переводному отрывку из романа. Стиль «Витико» — прямой результат стилистического развития в творчестве Штифтера; это отстой существенного, как понимал существенность поздний Штифтер, это каркас смысла. Сходство с эпосом или песней — внешнее, не интонационное, хотя стремление вернуть роман к эпосу играет здесь свою роль; зато тем большее сходство с квадратными построениями, упорно сохраняемыми в музыке Брукнера.
Stifter A. Op. cit. S. 752 753.
Но очень важно заметить, как упрямо сохраняет Штифтер логические связи. Если оперный дуэт сокращает предполагаемый разговор до ключевых слов и ослабляет логику смысла, то у Штифтера скорее дается логическая схема возможного диалога, это крайнее отстранение жизненного, окаменение разговора в угловатых глыбах смысла. Штифтеровский «лирический герой» никогда не мог бы сказать, что не знает, почему любит, — он знает: «Ты был мне люб, потому что ты был мне люб» («Du bist mir lieb gewesen, weil du mir lieb gewesen bist», — к сожалению, сейчас невозможно дать стилистическую оценку этого, казалось бы, столь формального, а на деле по-штифтеровски великолепного неожиданного перфекта); эта подчеркнуто логическая форма тавтологии, которая придана «беспричинности» чувства, по-настоящему потрясает воображение читателя, и для этого есть основания. Ведь в штифтеровском дуэте есть свое ключевое слово, — это «быть любым» (lieb sein); оба героя заняты тем, что вспоминают о своей давней встрече, когда их взаимное чувство не было ими понято и высказано, — теперь они перебирают отдельные моменты прежней встречи и каждый такой момент соотносят со своим чувством, подчиняют ему и объясняют им; «быть любым» — это предикат, который относят они друг к другу в каждый отдельный момент своего поведения; они, по сути дела, занимаются логическим разбором ситуации прошлого и так, что их чувство выявляется через свое прошлое. Но одновременно ситуация прошлого погружается ими (логично, до крайности последовательно!) в чувство любви, в особое «бытие любви» (они не могли бы сказать друг другу: «Я люблю тебя»), и логическое членение диалога дает в итоге именно небывалое лирическое нарастание: вот почему такое сильное впечатление производят кульминационные слова «дуэта» — «Ты был мне люб, потому что ты был мне люб», вместе с ними завершается (и логически оформляется) погружение всего бытия героев внутрь любви; залогом любви становится не субъективное чувство любви, а нерушимое бытие любви, которое шире и мощнее всякого субъекта, всякого «я», шире, изначальнее его знания своих чувств…
Stifter A. Der Nachsommer. Leipzig, 1961. S. 608.
Ibid.
Ibid. S. 609.
ibid. S. 610: «Wie hatte seit einigen Augenblicken alles sich um mich verändert, und wie hatten die Dinge eine Gestalt gewonnen, die ihnen sonst nicht eigen war. Nataliens Augen, in welche ich schauen konnte, standen in einer Schimmer, wie ich sie nie, seit ich sie kenne, gesehen hatte. Das unermüdlich fliessende Wasser, die Alabasterschale, der Marmor waren verjüngt; die weißen Flimmer auf der Gestalt und die wunderbar im Schatten blitzenden l ichter waren anders; die Flüssigkeit rann, plätscherte oder pipple oder tonte im einzelnen Fall anders; das sonnenglänzende Grün von draussen sah als ein neues freundlich herein, und selbst das Hämmern, mit welchem man die Tünche von den Mauern des Hauses herabschlug, tonte jetzt als ein ganz verschiedenes in die Grotte von dem, das ich gehört hatte, als ich aus dem Hause war».
Adalbert Stifters Leben und Wferk in Briefen und Dokumenten / Hrsg. von K. G. Fischer. Fr. a.M., 1962. S.297 — 298.
Ibid. S. 299, курсив Штифтера.
Ibid. S. 364. (Слова из 1 Посл. Иоанна 5, 19).
Ibid.
Ibid. S. 365.
Ibid. S. 364: «С тех пор, как он молчит, все безобразие и началось по-настоящему».
Ibid. S. 476.
Fontane Th. Aufzeichnungen zur Literatur / Hrsg. von H. H. Reuter. Berlin; Weimar, 1969. S. 198.
Fontane Th. Schriften zur Literatur / Hrsg. von H, H. Reuter. B., 1960. S. 217.
См. та μ же (S. XLVIII) предисловие.
«Пазенов, или Романтизм (1888)», «Эш, или Анархия (1903)», «Югено, или Деловитость (1918)».
von Doderer H. Tangenten: Aus dem Tagebuch eines Schriftstellers 1940–1950/ Hrsg. von H. brmweg. München, 1968. S. 307.
В коротких прозаических жанрах Додерера (им трудно дать жанровое определение) трагическое ощутимо, недвусмысленно присутствует в жизни и оказывает на нее свое влияние, но оно неуловимо и скрывает свои истоки в сплетении ситуаций — таковы психологически глубокий «Дивертисмент № 7: Иерихонские трубы» (1951) и особенно рассказ «Под черными звездами» (1961–1963), где мрачная действительность истории — фон и настроение, которое в конечном счете мало задевает героев повествования: исторический поток льется, но персонажи и, главное, рассказчик-наблюдатель скорее смотрят на нею со стороны не столько происходящее поражает их (ранит), сколько они поражаются (удивляются) происходящему. Единственное у Додерера произведение, в котором он пытался передать резко выраженную трагическую ситуацию, — довольно ранний опыт «Дважды ложь, или Деревенская трагедия на античный лад» («Zwei Lugen oder Eine antikische Tragödie auf dem Dorfe», 1931 — переиздан в СССР в сборнике «Österreichisches Erlebnis», 1973) остался экспериментом.
Характерно, что в то время как Гофмансталь и Шницлер, Краус и Музиль и другие австрийские писатели при всей своей несовместимости одинаково болезненно переживали итоги Первой мировой войны, падение «старой Европы» и гибель австро-венгерской монархии, Додерер и его герои гораздо легче, органичнее и «беспроблемнее» осваиваются с новыми историческими условиями; можно сказать так: Додерер и его герои слишком привязаны к вещественному, житейскому, бытовому слою жизни, чтобы перемены социально-политического порядка могли больно задевать их; они прилепились к стихийности вещей, к их малоподвижности, к запечатлевшемуся в бытовом укладе и уюте «венскому духу», они привыкли впитывать в себя вкус и запах этих привычных для себя вещей, погружаться в поднимающийся от вещей — словно пар над кастрюлей с вкусным кушаньем — поток ассоциаций, импрессионистически растворяться в рождаемых сладкими испарениями воспоминаниях и возбуждаемых ими ожиданиях, — их существование протекает ниже истории, и это объясняет неожиданность перспективы в романах Додерера со дна жизни, то есть от стихийно-вещной ее праосновы, от ее «бесцельного многообразия» (Die Dämonen. München, 1962. S. 486); для Додерера и его героев в конце концов все одинаково, все равно — великое и малое, далекое и близкое, все одинаково спроецировано на экран апперцепции, все пробуется на вкус и на ощупь, все в итоге одобряется. «Романист, — писал Додерер, это не историк своего времени, скажем en detail или через микроскоп, но он документально удостоверяет, что и, несмотря на историю, в его эпоху тоже были жизнь и наглядность» (von Doderer IL Tangenten. S. 81).
См., например: Ibid. S. 14, 64 ff., 96–98, 276, 282, 289, 294 u. a.
Cm.: Erinnerungen an Heimito von Doderer,/ Hrsg. von X.Schaffgotsch. München, 1972.
von Doderer IL Die Dämonen. S. 942.
von Doderer H. Tangenten. S. 317.
«Безграничность апперцепции за счет пропадающего эгоцентризма» // Ibid. S. 294).
«Анатомия мгновения» учит «постигать каждое волокно, ни одного не скрывая от себя, как тою нам всегда хочется» (Ibid.). «Па самой глубине жизни всегда царит мягкое животворное тепло, в котором прорастают зародыши ситуации, несмотря на то, что жизненные положения, в которых побывал человек в прошлом, оставили после себя в поверхностных слоях мертвую листву и сухостой» (Ibid. S. 286). И: «глубина снаружи. Кто ищет ее в колодезной скважине своего душевного мира (des eignen Innern), тот поступает слишком прямолинейно, и жизненные воды отступят перед ним. А что, если всего достигать изображением лишь реального, причем уже одно такое намерение еще дальше затолкнет сюжет и композицию в многолюдную толпу резвящихся и дерущихся между собою фактов?» (Ibid. S. 285).
von Doderer Я. Die Dämonen. S. 71.
Ibid. S. 1325; cp. S. 452.
Ibid. S. 1324.
Ibid. S. 1324.
Ibid. S. 345.
См. краткую и точную характеристику писателя: Weber D. Heimito von Doderer // Deutsche Literatur seit 1945 in Einzeldarstellungen. Stuttgart, 1970. S. 102–117.
