Помимо контактов с наиболее прогрессивными клубами Нью-Йорка, сцена Северной Англии могла бы похвастаться близким музыкальным родством с Чикаго и Детройтом. Отношения с ними завязались еще в эпоху северного соула, а позднее электронные команды из промышленных городов севера Англии (Human League, Cabaret Voltaire, ABC, New Order) вдохновляли пионеров хауса и техно. Это движение «новых романтиков» ныне стало объектом насмешек из-за хронического нарциссизма и злоупотребления косметикой Max Factor, однако многие его пластинки до сих пор впечатляют своим мрачновато-загадочным электронным футуризмом. Продюсеры Ричард Бёрджес (Richard Burgess), Тревор Хорн, Зевс Хельд (Zeus B. Held) и основатель лейбла Mute Дэниел Миллер (Daniel Miller) придавали форму протохаусу и блестящему фанку с помощью исполинских машин, рядом с которыми современные синтезаторы кажутся карманными калькуляторами. Среди художественных экспериментов и поп-лакомств отметим проекты Майка Пикеринга Quando Quango и T-Coy и деятелей вроде Fashion, Soft Cell и Life Force. Возглавляд эту компанию, что несколько странно, Роб Дэвис (Rob Davis) — экс-гитарист глэм-рокеров Mud. В результате на севере, где в основном и делался этот электронный поп, новая музыка, которую лондонцы не слушали, обрела логичность и преемственность. С точки зрения клабберов Манчестера и Шеффилда хаус замкнул круг. Он представлял собой родную им музыку с добавлением черного фанка. Для сравнения: на юге страны rare groove, хип-хоп и мимолетный гоу-гоу практически свели на нет симпатию к синти-поп-группам начала восьмидесятых.
К 1986 году вечеринки Nude в Haçienda (начавшиеся двумя годами раньше) переключились на плей-лист с большой долей чикагского хауса. Фитиль зажегся с приходом местного паренька Джона Гилберта (John Hilbert), он же Jon Da Silva, и Грэма Парка из Ноттингема, а также благодаря поставкам экстази от банды из Солфорда. Большую роль сыграла и вечеринка Hot, пусть и проводившаяся всего лишь несколько месяцев в 1988 году. Угрюмые студенты, заполнявшие Haçienda в ранние годы, уступили место огнеопасному «коктейлю» танцоров, многие из которых «заправлялись» новым и странным эмпатическим наркотиком, вызывавшим всплеск дружеских объятий.
Даже после того как эсид-хаус пронесся по Великобритании, Манчестер не утратил своеобразие подхода к этому стилю. Именно здесь на закате восьмидесятых родился «инди-данс», когда местные команды, возглавляемые Happy Mondays, смешали гитарный рок с новой танцпольной эстетикой. Фронтмен Шон Райдер (Shaun Ryder) признался, что вопреки обычной последовательности событий Happy Mondays сформировались как музыкальное увлечение на почве серьезной наркозависимости, что как раз и подтверждает их безыскусный психоделический рок-фанк. В 1990 году их резкая интерпретация песни Джона Конгоса (John Kongos) ‘Step On’, ремикшированная лондонским диджеем Полом Оукенфолдом, стала их первым хитом, попавшим в британский чарт Top 10. За ними последовали The Stone Roses, сплавлявшие манчестерский рок с ритмами Джеймса Брауна, а также группы Charlatans (Small Faces без лиц), The Inspiral Carpets и невозможно безнадежные Northside. «Все группы Манчестера зазвучали, словно ‘Funky Drummer’ в исполнении Velvet Underground», — отмечал один комментатор. Манчестер прозвали Мэдчестером[199], на город налетели стаи специалистов по артистам и репертуару, а характерный саунд распространился на всю страну. Диджей из Boy’s Own Эндрю Уэзеролл (Andrew Weatherall) разобрал на части песню шотландской группы Primal Scream ‘I’m Losin More Than I’ll ever Have’ и спродюсировал на нее превосходный запутанный ремикс ‘Loaded’. Это еще одна ключевая инди-данс-пластинка.
После эсид-хауса этот саунд отмечали как недолгое возрождение музыки, исполняемой группами, хотя в действительности он был изящной реконструкцией рока, имевшей целью сделать его приемлемым для научившейся танцевать аудитории. Тот факт, что даже гитарный рок склонился перед танцевальной революцией, свидетельствовал о выделении огромного количества энергии при реакции между американской радикально-новой диджейской музыкой и давно сформировавшейся британской клубной сценой.
Революция будет синтезирована
Попав в Великобританию, хип-хоп, а за ним и хаус не только разделили людей по предпочтениям, но и познакомили их с собой абсолютно новыми методами производства музыки. Они даже научили их по-другому мыслить о ней. Хип-хоп развивал идею сэмплирования, пошива пестрого «лоскутного одеяла», то есть воровства вместо подражания. Хаус тоже поддерживал эту идею, а также показал (весьма убедительно), что результат использования ритм-машин и синтезаторов может быть не менее сексуальным, фанковым и откровенно танцевальным, чем любая музыка, добытая из дерева, латуни и стали.
Учитывая, что эти новые формы, наследовавшие диско, создали диджеи, они же, естественно, имели все шансы для их применения. И хаус, и хип-хоп возникли как ответ диск-жокея на требования танцпола, основывались на его особом понимании музыки и делались средствами, доступными большинству диджеев. Революционность хип-хопа и хауса проявилась в той свежей струе и возбуждении, которые они дали британской клубной сцене, но одинаково важным можно считать и то, что они сделали неизбежным переход диск-жокея к продюсированию. Когда тон задавал rare groove, мало кто пробовал свои силы в студии. Если диджей, любивший старый соул или изысканный джаз-фанк, не был талантливым музыкантом или опытным продюсером, ему не стоило и думать о сочинении собственных композиций. А вот диджей, восхищенный звуковыми коллажами хип-хопа или заряженный синтетическим битом хауса, вполне мог надеяться изготовить нечто подобное. В результате целое поколение британских диджеев превратилось в ремикшеров и продюсеров, а в высокопроизводительном музыкальном «плавильном котле» городов Великобритании началась новая эпоха танцевальной музыки.
Тут нам не обойтись без краткого пояснения. Поскольку ранний настоящий хип-хоп казался большинству людей, грубо говоря, траханьем мозгов, его необычность была слишком пугающей, чтобы вдохновить вереницу подражателей в Великобритании. Эта роль досталась пластинкам нью-йоркского звукоинженера Дугласа Ди Франко (Douglas DiFranco) и рекламщика-копирайтера Стива Стейна, назвавшихся Double Dee and Steinski и доказавших, что хип-хоп вполне можно делать и без сверхъестественного турнтаблистского мастерства, обычно оттачиваемого годами.
Стейн, к тому времени уже ставший одержимым коллекционером винила, понял, что может сымитировать быстрый микс диджея-скрэтчера при помощи студийной техники, на которой он монтировал рекламные объявления для радио. «Мне не очень улыбалось заниматься скрэтчингом, как турнтаблисту. Чтобы овладеть им, явно требовалась уйма времени, а я ведь работал». Вместо этого в конце 1983 года они принесли в студию шесть коробок с пластинками, подключили восьмидорожечный магнитофон, заперли дверь и уселись за ‘Lesson One’ (он же The Payoff Mix) — яростный шедевр, эдакий минометный обстрел из мелко нашинкованных чужих пластинок: фрагменты ‘Adventures On The Wheels Of Steel’ и вещей Джеймса Брауна, сэмплы из ‘Buffalo Gals’ и ‘That’s The Joint’ Funky Four, немного Culture Club, Supremes, кусочки трека ‘Rockit’, щепотка Хамфри Богарта плюс сотни других ингредиентов.
Катализатором этого проекта послужил конкурс ремиксов, спонсировавшийся фирмой грамзаписи Tommy Boy Records. Лучший ремикс на тему команды G.L.O.B.E. and Wiz Kid ‘Play The Beat Mr DJ’ удостаивался выхода в радиоэфир.
«Через шесть недель, после какой-то встречи в агентстве, секретарь сказала мне: «Эй, звонил Томми Бой собственной персоной». Я спрашиваю: «Да ну? Чего хотел?» «Вы конкурс выиграли». «Мы выиграли???»
Не успели Стейн и Ди Франко оглянуться, как оказались в хип-хоп тусовке и встретились со всеми своими героями-диджеями (которые как один восклицали: «…они же белые!») и записали еще несколько треков: ‘Lesson Two’ — мегамикс на Джеймса Брауна, ‘Lesson Three (History of Hip-Hop)’ — сплав наиболее широко распространенных брейков старой школы, а также сольный проект Steinski ‘The Motorcade Sped On’ — сатирическая нарезка из саундтрека новостного сюжета об убийстве Кеннеди. Хотя коммерческое издание этих записей исключалось по причине большого объема нелегально использованных в нем сэмплов, Томми Бой напечатал множество рекламных синглов. Единицы тех, что добрались до Лондона, ценились на вес золота.
