Вместе с тем статус самозащиты в составе вышеуказанного института остается неясным. Среди ученых по данному вопросу не наблюдается единодушия: большинство предлагает относить самозащиту к формам защиты гражданских прав[231], но некоторые авторы по-прежнему считают ее способом защиты гражданских прав[232]. В ряде работ понятия способа и формы применительно к самозащите не имеют между собой четкого разграничения[233]. Встречаются даже предложения выделять самозащиту в качестве самостоятельного вида охраны права наряду с защитой[234]. Дискуссия по данному вопросу была вызвана, во-первых, смешением понятий формы, способа и средства защиты права в литературе, связанным с неоднозначностью их толкования, а во-вторых, с разнообразием взглядов на формы и способы защиты гражданских прав. Актуальность дискуссии в настоящее время обусловлена упоминанием самозащиты в перечне способов защиты гражданских прав (ст. 12 ГК РФ), внесшим неоднозначность в понимание роли самозащиты в современном гражданском праве.
Как уже отмечалось, в юридической литературе было дано, как минимум, три различных определения способов защиты гражданских прав. Утверждалось, что они представляют собой: 1) материально-правовые меры принудительного характера, посредством которых производятся восстановление (признание) нарушенных (оспариваемых) прав и воздействие на правонарушителя[235]; 2) предусмотренные законодательством средства, с помощью которых могут быть реализованы пресечение, предотвращение, устранение нарушений права, его восстановление и (или) компенсация потерь, вызванных нарушением права[236], и 3) закрепленные охранительной нормой закона или договора допустимые действия или бездействие (или их совокупность), направленные на предупреждение, пресечение нарушения прав, а также на их восстановление[237].
Под формой защиты ряд ученых понимают определенный порядок принудительного осуществления права тем или иным юрисдикционным органом в зависимости от его природы[238]. Другие цивилисты предлагают рассматривать ее как вид родового понятия юридической охранительной процедуры[239], механизм реализации охранительных норм гражданского права, комплекс согласованных мероприятий по защите субъективных гражданских прав, протекающих в рамках единого правового режима[240]. Обобщая сказанное, форму защиты права можно определить как основанное на норме права или договоре воздействие на нарушителя, протекающее либо в рамках правовой процедуры, либо без нее, направленное на предупреждение, пресечение нарушения прав и их восстановление, осуществляемое специальным юрисдикционным органом или самим правообладателем.
М. К. Треушников, разделяя категории способа и формы, указывает, что способ – это категория материального (регулятивного) права, а форма – определенная законом деятельность компетентных органов по защите права, т. е. по установлению фактических обстоятельств, применению норм права, определению способа защиты права и вынесению решения[241].
Поскольку сущность самозащиты как гражданско-правового средства состоит в совершении правомерных действий, направленных на обеспечение неприкосновенности субъективных гражданских прав, она представляет собой не столько совокупность правовых инструментов (средств самозащиты), сколько деятельность по их применению посредством различных по содержанию действий (способов самозащиты). Ученые, называющие самозащиту способом защиты гражданских прав, не учитывают динамическую составляющую ее правовой природы и многообразие способов самозащиты прав.
Неоднозначная и противоречивая трактовка самозащиты в законодательстве дала почву для продолжения дискуссии, начатой еще в советский период на совершенно ином правовом материале. С одной стороны, упоминание самозащиты в числе способов защиты гражданских прав (ст. 12 ГК РФ) вооружает довольно весомым аргументом сторонников концепции самозащиты как способа. С другой стороны, использованное в ст. 14 ГК РФ выражение «способы самозащиты» дает основания утверждать, что самозащита является одной из форм защиты, поскольку все способы защиты гражданских прав, в том числе и способы самозащиты, реализуются в рамках определенных форм, и следовательно, законодатель ошибочно причислил родовую категорию самозащиты прав к видовым (способам защиты). Рассматриваемый вопрос осложняется тем, что законодатель не оперирует понятием «форма защиты» как таковым, используя вместо него термины «порядок защиты» и «способ защиты», поскольку «действующий ГК РФ отказался от классификации способов защиты по критерию управомоченного на их применение»[242]. Но даже на основе столь противоречивого нормативного материала представляется возможным логически доказать, что самозащита является формой защиты гражданских прав.
Во-первых, самозащита не может являться способом защиты права, поскольку способ – это система, состоящая из определенных действий, осуществляемых в заранее установленной последовательности. Действия по самозащите гражданских прав могут осуществляться самыми различными способами. При этом самозащита гражданских прав может осуществляться некоторыми из способов, указанных в ст. 12 ГК РФ (пресечение действий, нарушающих право, прекращение или изменение правоотношения, пресечение действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения[243], взыскание неустойки), и потому не может быть поставлена с ними в один ряд. В процессе самозащиты могут быть выработаны новые ее способы, не известные юридической науке и практике.
Во-вторых, судебная и административная формы защиты имеют собственный порядок реализации (процесс). Если самозащита является способом, она должна осуществляться в рамках одной из указанных форм, подчиняясь ее процессуальным особенностям. Однако, как справедливо заметил В. П. Воложанин, самостоятельное осуществление права производится в непроцессуальном порядке и потому характеризуется отсутствием контроля со стороны юрисдикционного органа[244]. Следовательно, самозащита осуществляется в иной, неюрисдикционной форме. Исходя из вышеизложенного, представляется, что самозащита гражданских прав является самостоятельной формой защиты.
Поскольку взгляды ученых на формы защиты гражданских прав отличаются чрезвычайным разнообразием, автор считает необходимым привести их краткий обзор и на основе критического анализа определить место самозащиты среди других форм защиты гражданских прав. Беря за основу своей классификации форм защиты гражданских прав круг субъектов, управомоченных осуществлять защиту. Г. П. Арефьев выделяет государственную, общественную, смешанную и третейскую формы защиты прав, а также самозащиту[245]. С. В. Курылев классифицирует формы защиты по характеру связи юрисдикционного органа со спорящими сторонами[246]. В. П. Воложанин называет три формы защиты: самостоятельную защиту права, защиту, осуществляемую юрисдикционными органами, общественную защиту. Последнюю форму защиты автор подразделяет на защиту в спорном и бесспорном порядке[247]. Д. М. Чечот выделял судебную, арбитражную, административную, нотариальную и общественную формы защиты[248]. Сходную позицию отстаивает Ю. К. Осипов[249]. По мнению М. С. Шакарян, законодательством предусмотрены судебная, общественная и административная формы защиты субъективных гражданских прав[250].
В связи с изменениями, произошедшими в законодательстве за последнее десятилетие, далеко не все указанные концепции сохраняют свою актуальность в настоящее время. Следует признать, что разделение форм защиты гражданских прав исключительно на административную и судебную, и поныне отстаиваемое некоторыми учеными[251], является устаревшим, поскольку не учитывает появления в законодательстве норм о самозащите гражданских прав. Между тем некоторые представители советской цивилистики (О. А. Красавчиков) уже рассматривали самозащиту наравне с юрисдикционными формами защиты права[252].
В наибольшей степени соответствует потребностям современного гражданского оборота позиция В. П. Воложанина и Т. Е. Абовой, впервые предложивших выделить самозащиту среди других форм защиты гражданских прав. Так, согласно Т. Е. Абовой, право на защиту осуществляется не только в юрисдикционных формах (административной и судебной), но и самим управомоченным лицом – в форме самозащиты[253]. В настоящее время такой позиции придерживается А. П. Сергеев[254].
