В числе внешних причин, т. е. не в самих реформах заключающихся, первенствующее место принадлежит, несомненно, тому самому явлению, господством которого с удивительной последовательностью ознаменовывается всё историческое развитие русской полиции, начиная с момента возникновения ее в 1718 г. и кончая началом эпохи реформ. Явление это заключается в признании за полицией значения не столько учреждения с определенной задачей[50], сколько известной формы действия, которой приписывается такое огромное положительное значение, что, с одной стороны, ей постоянно отдается предпочтение перед всеми другими формами действия, с другой же – на нее уполномочивается возможно большее число органов не только полиции, но и администрации и даже судебного ведомства. Полицейскому предупреждению и пресечению и, в особенности, полицейской репрессии неизменно отдается преимущество перед всеми другими средствами борьбы со злом, и чем интенсивнее зло, тем большее значение придается полицейской форме действия – именно полицейской, а не судебной или какой-либо другой, причем вера в безусловную целесообразность этой формы и во все преимущества ее до того незыблема, что никакие указания опыта не могут поколебать ее. Обнаруживается зло: тотчас же ему противопоставляется полицейская форма действия – полицейские предупреждение и пресечение и полицейская репрессия; зло не исчезает, а усиливается: усиливается та же форма действия; зло делается еще интенсивнее и экстенсивнее: то же делается и с полицейской формой действия и т. д., как бы упуская из виду, что есть еще другие, несравненно более действенные и менее опасные средства борьбы со злом, и что самое усиление последнего могло быть вызвано именно преимущественным применением этого обоюдоострого орудия борьбы.
[…]
Указанное резкое и неотступное предпочтение, оказываемое полицейской форме действия перед всеми другими средствами борьбы со злом, разумеется, не могло остаться безрезультатным и не отразиться на общих ходе дел и на развитии реформ, требовавших, в особенности на первых порах, особенно бережного отношения к ним. Результат же этот в данную эпоху, как и во все предшествующие, был отрицательный, так как от полиции требовали и требуют большего, чем она может дать. Правительство тщетно возлагает свои упования на полицейскую практику, бессильную оправдать эти упования, полиция же должна рано или поздно сознать свое неловкое положение пигмея, которому поручают двигать каменные горы. Бессилие пигмеев приходиться возмещать увеличением личного состава их и снабжением их тяжеловесным оружием, которое нередко бывает им не по силам. В данном случае как бы упускается из виду, что против зла можно бороться не одними только отрицательными мерами, но и положительными, и что в числе первых из них полицейские меры суть не только не единственные, но даже и не главнейшие. При оценке практического значения полицейской формы действия следовало бы вспоминать иногда о той палке, о которой пишет в своих мемуарах Гейне, что хотя она была желтой, но когда ею били, то она оставляла на теле следы сине-багровые. Полицейская форма действия обладает совершенно таким же свойством, а потому пользование ею требует значительной осторожности, тем более, что в данном случае удары наносятся всему общественному организму, врачевание которого одной лишь полицейской омнипотенцией, не только не приноровленной, но даже прямо враждебной успешному росту этого организма, не менее ошибочно и опасно, чем врачевание физического организма, при заведомом невнимании к гигиене, одними лишь героическими средствами.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Положение и значение 1-го департамента правительствующего сената, в качестве высшего в империи административного судилища, было как бы упущено из виду судебной реформой, не коснувшейся этого чрезвычайно важного судебно-административного учреждения.
Сенатор Я. А. Соловьев свидетельствует в своих интересных записках о крестьянском деле в 1858–1859 гг. о том сильном возбуждении общественного внимания, которое вызвано было всяческими предложениями об уездных управлении и полиции.
Преобразование полиции снизу, с уезда, предпринято было правительством после предварительного обсуждения вопроса о том, в какой мере такое преобразование выполнимо до реформы губернских учреждений? На этот вопрос последовал утвердительный ответ, с указанием, между прочим, на опыт: уездная полиция была преобразована в 1838 г., а губернское правление – в 1845 г. Лица, решавшие этот вопрос, полагали, что скорее трудно сделать наоборот, равно как невозможно преобразование полиции без реформы судебной части, и обратно.
Не отрицая необходимости сосредоточения личной власти в полиции больше, нежели в прочих частях администрации, некоторые полагали однако, что и тут коллегиальный элемент может быть не бесполезен, и в деле полиции следовало бы воспользоваться общественными силами и частью даже выборным началом, так как «не надо упускать из виду то важное соображение, что полиция существует и в интересе общества вообще и каждого частного лица в особенности, и что учреждается она для оказания им в нужных случаях защиты и исполнения их законных требований».
До какой степени преимущественное внимание к данному вопросу было основательно, можно судить, например, по следующему факту: Ростовская городская дума, по просьбе самих жителей, сознавших весь вред для них от полицейских неурядиц, предоставила им избрать из своей среды старшин и на них возложила обязанность наблюдать за общественным порядком. Такое распоряжение думы генерал-губернатор оставил, в виде временной меры, впредь до полного устройства в г. Ростове полицейского управления.
Раньше еще указывалось на пользу замены вольнонаемных письмоводителей у становых приставов канцелярскими служителями, в видах привлечения к исполнению этих обязанностей людей более достаточных и образованных. Кроме того, указывалось на то, что вольнонаемные письмоводители не могут служить благонадежными помощниками, «так как они не имеют распорядительной власти и, не пользуясь правами государственной службы, не несут никакой законной ответственности. В случае смерти, болезни или отпуска станового пристава не имеется лиц для командирования к исправлению его должности. Поэтому еще лучше дать становым штатных помощников».
Как уже упомянуто было выше, могилевский губернатор Беклемишев называл сотских «отребьем всего населения»; в менее резкой форме, но также неодобрительно, отозвались об этих должностных лицах уездной полиции псковский губернатор граф Пален и мн. др. В другой записке также указывалось, что сельское население смотрит на эту должность как на тягостную повинность. Сознавая, что с нею сопряжены хлопоты, ответственность перед начальством и упущения в хозяйстве, крестьяне выбирают в сотские не лучших и достаточных людей, а, напротив, худших хозяев, неисправных плательщиков, часто бездомных пройдох. «И вот, эти-то люди, неграмотные, нетрезвые и неимущие, являются не только непосредственными и единственными исполнителями приказаний становых приставов, но и ближайшими на местах представителями полицейской власти, охраняющей общественный порядок и предупреждающей преступления».
Прежде не было надобности в таких избирательных собраниях, так как «сотский назначается почти везде тем же порядком, каким отправляется всякая натуральная повинность; притом выбор, если и случался, то обыкновенно производился только жителями очередного селения сотни, а прочие в нем не участвовали, да и не имели охоты участвовать».
Кроме того, неоднократно подвергались изменению обмундирование и вооружение нижних полицейских чинов, причем отменены были уродливые и крайне непрактичные алебарды, входившие в состав вооружения «будочников».
По поводу вопроса о вычетах из жалованья 15 декабря 1882 г. было сделано противоречащее этому постановление, в котором околоточные надзиратели, служащие по вольному найму, приравнены к лицам, состоящим на частной, а не на государственной службе.
