Рассмотрим вкратце отдельные стороны кодекса Хаммурапи, прибегая для удобства к систематической группировке его постановлений.
Семейное право в древности было сурово. Сохранились, независимо от кодекса Хаммурапи, следующие так называемые сумерийские семейные законы: а)«если (приемный) сын скажет своему отцу: «ты мне не отец» – да будет заклеймен, обращен в рабы и продан»; б)«Если (приемный) сын скажет своей матери: «ты мне не мать» – да будет заклеймен и выгнан на улицу; в)«если отец скажет (приемному)сыну: «ты мне не сын», – да оставит он (отец) дом и двор», и г)«если мать скажет приемному сыну «ты мне не сын» – да уйдет она (мать) из дому и его обстановки». «Если жена скажет мужу: «ты мне не муж» (т. е. захочет разводиться), – да ввергнут ее в реку». «Если муж скажет «ты мне нежена», – то должен заплатить полмины серебра». В кодексе Хаммурапи семейное право уже несколько смягчено. Брак заключается после контракта между женихом, или его отцом, и отцом невесты, причем первый дает взнос и подарки, а последний дает дочери приданное. Из документов видно, что для брака требовалось решение родителей, несогласие одной матери могло служить препятствием. Брак без контракта не признается законным. Взнос и подарки теряются женихом в случае отказа с его стороны, но возвращаются вдвойне – в случае отказа отца невесты; возвращаются они и в случае смерти бездетной жены. В идее господствует моногамия; только в случае бездетности или болезни законной (главной) жены, муж может взять наложницу, которая находится в подчинении и даже услужении у жены, или жена может ему дать рабыню; если у такой рабыни будут дети, она уже не может быть продана, но если она перестает понимать свое положение, закон предписывает ее заклеймить и снова обратить в рабыни; если при этом у нее нет детей, госпожа может ее продать. Допускались смешанные браки между рабами и свободными; в таких случаях рабыня возвышалась до свободной, а свободная сохраняла свое социальное положение; дети в обоих случаях были свободны. Приданное оставалось собственностью жены: оно вообще признавалось принадлежащим «дому отца ее», и только находилось в пользовании у мужа. Долги жены, сделанные до брака, не связывали мужа; жена также могла в брачном договоре отказаться от ответственности за добрачные долги мужа. Развод был не труден и стеснен для мужа только денежными соображениями, для жены – судебными формальностями. Если муж отвергал жену, от которой имел детей, то обязан был выплатить ей приданное и «сыновнюю часть». Бездетная жена могла быть отпущена с приданным и взносом, сделанным при браке мужем. Без всяких условий могла быть прогнана расточительная или неверная жена; муж имел даже право обратить ее в рабыню. Больная жена должна была оставаться на попечении мужа или могла уйти, получив назад приданное. Если муж попадал в плен, жена могла в его отсутствие выйти замуж только в том случае, если ей нечем жить; по возвращении из плена мужа она обязана была к нему вернуться, даже если успела вторично выйти замуж. Этого не было, если муж самовольно покидал дом и отечество, а также, если муж отказывался жить с женой. За нарушение верности наказывалась гораздо строже жена: как и в других законодательствах, на поведение мужа обращается и здесь меньше внимания. Еще Урукагина хвалится: «прежде женщины беззаконно жили с двумя мужчинами, теперь их за это бросят в воду». В то время, как виновная вместе с участником подвергалась утоплению, на неверного мужа можно было только жаловаться в суд в ожидании развода; клевета мужа на жену влекла за собой развод, клевета жены на мужа, в случае ее обличения и самостоятельного ухода жены, влекла за собой утопление; обвинение замужней женщины со стороны кого бы то ни было требовало суду божия; жена прыгала в реку, и невинность ее могла быть доказана только тем, что «река ее охватывала», и она оставалась невредима. За несправедливое обвинение клеветник наказывался по суду обстрижением височных волос. Особенно жестоко наказывалось убийство мужа: несчастную сажали на кол. Закон предусматривал также различные случаи кровосмешений и строго карал за них.
Отец мог отдать дочь в храм в качестве иеродулы или посвященной Мардуку, т. е. с пренесением божеству в жертву целомудрия. Тогда по закону она не могла иметь детей, но считалась свободной и пользовалась известными правами, отец мог дать ей в пользование приданное, или она сохраняла право на известную долю наследства, опять-таки в пользование. Родители могли продавать детей; документы доказывают, что такие случаи, вероятно, обусловленные нищетой, бывали. Кроме родных детей, вавилонская семья знала еще усыновленных, заменяюших при мальчисленности в Древнем Вавилоне рабов, наемных работников, а также необходимых для культа бездетных после их смерти. Новые родители давали усыновленным свое имя и обязаны были их воспитывать и обучать какому-нибудь ремеслу. Если усыновленный не чтил своих приемных родителей, он должен был вернуться домой; он имел на это право, если приемный отец не заботился о нем и не ровнял его со своими детьми. Приемный отец мог после рождения собственных детей отослать домой усыновленных; в таком случае он обязан был выплатить треть доли родного, но не недвижимого имущества. Если усыновленный, будучи сыном иеродулы или проститутки, захотел бы искать своих родителей, то подвергался жестокому наказанию: у него выкалывали глаз. Родители могли лишить детей наследства не иначе, как после судебной процедуры: суд устанавливал тяжесть проступка; отец обязывался простить, если сын совершил проступок в первый раз. За злословие на родителей резали язык, за побои – отрубали руку.
Весьма обстоятельны законы о наследстве. Муж ничего не получает из приданного жены – оно принадлежит детям; напротив, вдова получает целиком свое приданное и подарок мужа и вместе с детьми пользуется оставленным имуществом, без права отчуждения; если подарка мужа нет, то она вместо него получает равную с детьми часть наследства. Закон ограждает ее от притеснений взрослых детей, равно как и последних на тот случай, если мать их вступит во второй брак; при существовании несовершеннолетних детей, даже самое вступление в этот брак должно быть разрешено судом, который налагает опеку над имуществом детей: составляет инвентарь, и управление поручается второму мужу со строгим запрещением отчуждать что-либо. Сыновья, независимо от происхождения от разных матерей, наследуют поровну, но отец мог при жизни завещать любому сыну недвижимое имущество. Женатые сыновья, получившие при жизни отца взносы для отцов своих невест, обязаны были выделить такие же своим несовершеннолетним братьям, чтобы те могли вступить в брак. Приданное матери делят все сыновья поровну; но подарок мужа (в браке) мать может завещать одному из них. Дети от двух браков матери делят ее приданное поровну; в случае бездетности второго брака вдовы, ее приданное получают дети от первого брака. Дочери, получившие приданное, отстраняются от наследства; остальные получают равную с братом часть для пожизненного пользования; наследниками их являются братья. Впрочем отец при жизни мог выделить им часть и документально разрешить им завещать кому угодно. В таком случае «братья не могут предъявлять никаких претензий». Узаконенные сыновья наложницы наследуют вместе с законными, но последние пользуются преимуществом; не узаконенные должны довольствоваться получением свободы; дочь наложницы получает от братьев подарок для приданого. Особенно характерен следующий закон: «если отец иеродулы, выделил ей часть и составил об этом документ, не упомянув в последнем, что она может завещать ее кому угодно, то, в случае смерти отца, ее поле и сад получают братья и обязываются удовлетворять ее, сообразно размеру ее части, зерном, елеем и молоком. Если же они не дают ей этого, сообразно ее части, и не удовлетворяют ее, то ее поле и сад должны быть переданы хозяину, которого она укажет, и тот должен содержать ее. Полем, садом и всем, что она получила от отца, она должна пользоваться пожизненно, но не продавать и не уступать никому. Ее же детская доля в наследстве принадлежит братьям». Особый закон существовал для посвященной Мардуку: если отец при жизни ей ничего не отказал, она получала треть детской доли, но не могла сама распоряжаться ею, зато имела право кому угодно завещать ее. Мы видим здесь, как я думаю, стремление оградить интересы семьи не только от ущерба при переходе имущества в другой род, но и от поглощения частной собственности храмами: характерно, что нигде храм, в который посвящена дочь, не имеет права наследования, и везде имущество посвященной, так или иначе, связано с ее семьей. Нельзя в этом не видеть одного из проявлений заботы государства о семье и семейной собственности. Другие документы сообщают нам, что закон разрешил продавать поземельное имущество того или другого лица не иначе, как по соглашению всех членов рода и при подписи их на купчей крепости.
