В литературе при рассмотрении проблемы ценности правовых норм выделялась так называемая мнимая ценность, когда норма фактически не вызвана общественными закономерностями[244]. В связи с этим интересной представляется проблема мнимой эффективности норм законодательства. Такая мнимая эффективность основывается на угрозе государственного принуждения и не сопровождается психологическим принятием нормы, солидаризацией с ней.
Согласно Ю. Х. Калмыкову существуют не только недостаточно эффективные, но и полностью неэффективные правовые предписания. В последнем случае речь идет о тех правилах, которые либо совсем не применяются, либо применяются чрезвычайно редко. По его мнению, регулирующее воздействие норм права может проявляться не только при их применении, некоторые из них рассчитаны, прежде всего, на общую превенцию и могут признаваться эффективными независимо от частоты применения. Но если юридическое предписание, предназначенное для применения к конкретным общественным отношениям, не реализуется в деятельности правоприменительных органов, признать его достаточно результативным нельзя[245]. В данном контексте хотелось бы возразить, что далеко не всегда степень эффективности нормы будет определяться частотой ее применения. Во-первых, регулируемые правом общественные отношения различаются по степени распространения, поэтому целый ряд дел подлежит применению крайне редко, другие же нормы применяются часто в силу распространенности самих отношений. Во-вторых, применение необходимо, прежде всего, тогда, когда стороны сами не могут определить свои права и обязанности, когда имеются препятствия в реализации субъективного права или исполнении юридической обязанности либо когда совершено правонарушение или имеется угроза его совершения. Все перечисленные моменты характеризуют соответствующие нормы, регулирующие данные отношения отнюдь не с положительной стороны. Частое применение ряда норм будет свидетельствовать как раз об их неэффективности. В-третьих, далеко не все нормы вообще подлежат применению.
Интерес представляет классификация видов эффективности норм законодательства в зависимости от характера стоящих перед ними целей. Например, П. М. Рабинович выделяет перспективные цели, закрепленные в нормативных актах, но не имеющие правового значения, поскольку их достижение не может являться юридической обязанностью субъекта, осуществляющего право в настоящий момент.
Их воздействие носит, скорее, идеологический характер, стимулирующий регулируемую деятельность людей в нужном направлении. Другой разновидностью целей он считает ближайшие цели, которые обеспечиваются необходимыми средствами для осуществления в данный период времени[246].
Ближайшие цели, закрепляемые в правовых актах, в литературе разделяются на нормы-задачи и нормы-направления. Нормы-задачи рассчитаны на достижение определенных количественных и качественных показателей, отражающих изменение степени развития объекта в пределах конкретного времени. Получение намеченных результатов как бы исчерпывает цель. Нормы-направления рассматриваются как задачи длительного действия, выступающие ориентирами последовательно осуществляемой деятельности субъектов и объектов управления. К таким нормам Ю. А. Тихомиров относит нормы, определяющие предметы ведения и полномочия различных звеньев управления[247].
Естественно, что эффективность в достижении данных качественно различных целей будет принципиально различной.
Эффективность норм позитивного права (законодательства) может быть разграничена на виды в зависимости от распространения эффекта в пространстве, во времени и по кругу лиц. По типу правового регулирования эффективность может быть дозволительного и запретительного типа, различается также эффективность дозволений, запретов, обязываний.
По распространению в пространстве может быть выделена общегосударственная (общая) и региональная эффективность. Выделение последней необходимо в связи с тем, что норма может иметь принципиально различную эффективность применительно к разным регионам, территориальным единицам одного и того же государства.
По действию во времени эффективность норм законодательства разделяется на непосредственную (первичную), отдаленную (перспективную) и ретроспективную (обратную). В отношении последней хотелось бы отметить, что ожидание тех или иных изменений в правовом регулировании общественных отношений порой дает гораздо больший эффект, нежели действие уже принятых норм. Такую эффективность можно было бы назвать предварительной, или превентивной. При этом следует различать предварительное воздействие поощрений и запретов, обязываний. В литературе отмечается, что представление о нежелательных юридических последствиях поведения включает по меньшей мере три основных элемента: 1) знание о том, что за данный поступок установлена ответственность; 2) знание о степени строгости этой ответственности; 3) предвидение реальности (неотвратимости) этой ответственности. Соответственно в случае действия поощрительных норм в представление субъекта о последствиях его поведения входят: а) знание о том, что данное действие поощряется; б) знание меры поощрения и в) понимание того, что это поощрение твердо гарантировано законом[248]. Таким образом, можно говорить о том, что и превентивное действие поощрений и наказаний различно. Спецификой будет отличаться и предварительное действие рекомендательных норм, диспозитивных норм.
Эффективность нормативных предписаний в зависимости от методов регулирования может носить кратковременный (чрезвычайный) и длительный характер. В литературе отмечается, что страх и принуждение на определенном этапе развития общества являются эффективными и способствуют сплочению общества и мобилизации всех его членов на выполнение общезначимых задач (как правило, чрезвычайного характера). Являясь по своей сути чрезвычайными, они оправданны (даже с точки зрения государственной целесообразности) в течение строго определенного периода, после окончания которого эффективность их воздействия ослабевает[249].
По действию по кругу лиц, социальной направленности эффективность может носить общий характер либо распространяться на определенные социальные группы в соответствии с направленностью законодательства.
В соответствии с делением норм законодательства на регулятивные и охранительные и исходя из различной роли соответствующих норм в правовом регулировании, представляется возможным говорить о регулятивной и охранительной эффективности. Эффект от норм, обладающих регулятивной эффективностью, выражается в беспрепятственном, эффективном, социально признаваемом обслуживании правовыми средствами социальных процессов, беспрепятственной реализации статусов в обществе, оптимальном и взаимовыгодном осуществлении прав и добровольном исполнении обязанностей.
Охранительная эффективность выражается в уменьшении числа актов правонарушающего поведения, снижении рецидива по нарушению конкретных норм. В уголовно-правовой науке выделяется общепревентивная эффективность уголовно-правовых норм, являющихся запрещающими. Так, Н. Ф. Кузнецова отмечает, что положительная сфера действия уголовного закона может проявиться в том, что самый факт издания нормы оказывается достаточным средством предупреждения соответствующих преступлений. Позитивное действие уголовного закона – это в основном его общепревентивная эффективность[250]. В литературе говорится также о так называемом принуждающем эффекте применительно к социальному контролю в целом[251].
В контексте нашего исследования важнейшую роль должно играть рассмотрение выделенной нами психологической эффективности тех или иных конкретных правовых норм. Ж. Карбонье писал о «невидимой эффективности» закона благодаря его психологическому влиянию на людей[252]. Как указывается в литературе, право может действовать не только посредством соблюдения, использования и применения правовых установлений, но и путем иного влияния на индивидуальное, групповое, общественное сознание и поведение. Действие права в рассматриваемом качестве далеко не всегда может быть зафиксировано через его реализацию. Как отмечает норвежский ученый Торстейн Экхоф, закон может иметь определенную латентную функцию. Если закон и не ведет к реальным изменениям, то он может удовлетворять определенные немаловажные потребности путем официального выражения некоторых идеалов. Такого рода действие закона автор называет «символическим эффектом»[253].
Думается, что психологическую эффективность норм законодательства можно сравнить с их убедительностью, авторитетностью для субъектов правового общения. Следует согласиться с тезисом Ф. Боаса о том, что право должно превалировать над силой и принуждением, иметь условием своей эффективности внутреннее убеждение[254]. Еще Л. И. Петражицкий писал: «Ошибочно думать, будто право регулирует исключительно внешнее поведение или довольствуется чисто внешним поведением, признавая для исполнения достаточным известный внешний эффект, независимо от явлений внутреннего мира»[255]. Именно на необходимость изменения внутреннего мира человека, его мировоззрения, идеалов, установок, ожиданий должно обратить внимание современное Российское государство. Без изменения личности человека, ее соответствующих структур расчеты на изменения в поведении людей, на реформирование общественных отношений оказываются совершенно необоснованными.
