Очевидно, что в зависимости от того, какие задачи решают соответствующие нормы, их эффективность может существенно различаться не только количественно, но и качественно.
Рассмотрим имеющиеся в отечественной науке классификации видов эффективности конкретных правовых норм (фактически они представляют собой классификации видов эффективности норм законодательства). По нашему мнению, данные классификации нуждаются в расширении и дополнении.
Заслуживающим внимания представляется разграничение инструментальной эффективности и эффективности социальноэкономической. Так, В. Ф. Прозоров приводит пример, когда на протяжении десятилетий с помощью хозяйственного законодательства весьма эффективно сужалась сфера действия товарно-денежных отношений[221]. Представляется, что социально-экономическая эффективность будет в данном случае социальной ценностью, полезностью. Вместе с тем следует помнить, что далеко не каждая норма законодательства вызывает прямые и даже косвенные экономические эффекты.
В ряде работ выделяются юридическая и социальная эффективность правовых норм[222]. В некоторых трудах юридическая и социальная эффективность рассматриваются не как виды, а как уровни эффективности норм права; в других – отмечается условность разграничения юридической и социальной эффективности, так как юридическая эффективность является в то же время и социальной, а социальная эффективность представляет собой более широкое понятие[223]. Юридическая эффективность правовой нормы понимается при этом как соответствие поведения субъектов правоотношения требованиям, закрепленным нормой права[224]. Аналогичные конструкции разрабатываются и в частных юридических науках. Так, С. Ю. Марочкин отмечает, что большинство норм международного права имеют две непосредственные цели: юридическую и социальную. Первая предполагает точную реализацию правового предписания, полное исполнение предоставленных прав и предписанных обязанностей. Вторая охватывает результаты, находящиеся вне правовой сферы. Осуществление юридической цели служит важным этапом на пути достижения социальной цели и, следовательно, эффективности нормы[225]. Он также отмечает существование норм, непосредственным объектом которых является точное исполнение самого правового предписания. Такие нормы имеют не две, а одну непосредственную цель – юридическую. Если в большинстве случаев юридическая цель занимает второстепенное положение и ее достижение есть, в свою очередь, лишь потенциальная возможность достижения цели социальной, то в этих нормах она является основной и единственной непосредственной целью. Соответственно эффективность подобных норм измеряется по степени реализации именно юридических целей. К ним можно отнести, например, многочисленные нормы юридико-технического характера, которые устанавливают сферу и время применения актов, порядок употребления терминов, подписания и вступления в силу договоров и т. д.[226]
Однако в таком случае юридическая эффективность нормы законодательства фактически отождествляется с ее реализацией, ее претворением в жизнь. Думается, что тогда сам термин «юридическая эффективность норм права» теряет смысл, так как просто дублирует другой юридический термин.
Для социальной эффективности простого исполнения нормы законодательства оказывается недостаточно. Она характеризует глубинные процессы правового регулирования – степень достижения социальных целей, находящихся вне непосредственной сферы правового регулирования[227]. В литературе справедливо указывается, что даже самая точно исполняемая норма может быть неэффективной. Все зависит от того, достигнута ли ее социальная цель. Нормы, в которых юридические и социальные цели различны, составляют в любой правовой системе довольно значительную часть[228].
Разграничение юридической и социальной эффективности норм законодательства, по сути, снимает противоречие между пониманием эффективности как соотношения цели и результата и новой трактовкой эффективности как меры сбалансированности социальных интересов и обеспечения максимально возможной меры свободы. Соответствие результатов целям законодателя будет характеризовать юридическую (инструментальную) эффективность, а обеспечение баланса социальных интересов, снижение уровня правового принуждения в обществе – социальную эффективность. С позиций своей значимости для духовного и социального развития социальная эффективность норм права и их групп гораздо выше юридической, поскольку относится к содержательным аспектам соответствующих предписаний, их социальному назначению и его осуществлению, в то время как юридическая эффективность отражает формальное следование правовым предписаниям, которые могут носить социально вредный и даже по сути антиправовой, несправедливый и негуманный характер. Следует отметить, что далеко не каждая норма может быть охарактеризована и оценена с позиций своей социальной эффективности.
Представляется, что в соответствии с теми факторами (экономическими, социальными, юридическими и т. д.), оказывающими влияние на достижение эффекта, планируемого законодателем, а также сферами, в которых достигается эффект, данную классификацию можно было бы расширить. В данном контексте можно было бы выделить следующие виды эффективности норм позитивного права (норм законодательства).
1. Социальная эффективность – вытекает из соответствия юридических предписаний социальным потребностям. Это и потребности общественного развития в целом, и потребности отдельных социальных групп.
2. Политическая эффективность – зависит от того, насколько конкретные нормы законодательства способствуют достижению целей и задач государства, насколько они обеспечивают выполнение государством своих функций.
3. Специально-юридическая эффективность – выражается, прежде всего, в неуклонном соблюдении и исполнении данной нормы либо в ее широком использовании. Специально-юридические факторы, влияющие на эффективность юридических норм, означают и реальную обеспеченность соответствующих предписаний санкциями либо поощрениями, и правильный выбор предмета регулирования, и соблюдение требований юридической техники в правотворчестве и правоприменении. Особую роль играет обеспеченность реализации закона соответствующим «юридическим инструментарием». В литературе указывалось, что закон должен предусматривать уже «в самом себе» четкий механизм реализации декларированных в нем норм, то есть содержать нормы, которые обращены прямо к государственным и общественным органам, должностным лицам и гражданам, и непосредственно применяться на практике. При этом чем конструктивнее сама идея закона, чем конкретнее и объективнее его законоположения, тем легче такой закон воплощается в жизнь, тем эффективнее действует[229].
4. Психологическая эффективность норм законодательства – связана с характером и степенью воздействия нормы на личность людей, ее структуры, на психические процессы. Психологическая эффективность нормы может рассматриваться и как степень ее психологического принятия, степень ее восприятия и солидаризации с ней.
5. В ряде работ, касающихся эффективности правоприменительных актов, выделяется воспитательная эффективность этих актов[230]. Думается, что такой эффективностью обладают не только индивидуальные, но и общие предписания. На наш взгляд, воспитательному воздействию права в целом и конкретных норм законодательства в отечественной науке последних лет уделяется недостаточно внимания. В то же время именно успех воспитательного воздействия права, в конечном итоге, определяет эффективность его регулятивного, охранительного воздействия, эффективность конкретных норм законодательства.
Следующей проблемой, касающейся видов эффективности правовых норм, является их разграничение в соответствии с разграничением сфер правотворчества и правореализации. Каждое правовое предписание есть лишь возможность, которой предстоит реализоваться в той или иной мере. М. Д. Шаргородский указывал, что «эффективность – это не особенность правового регулирования, а объективная возможность, которая для своего превращения в действительность требует соблюдения ряда правил»[231].
Представляется, что в процессе правотворчества можно говорить лишь о прогнозируемой, потенциальной эффективности. Такую эффективность В. Ф. Прозоров назвал «эффективностью ожидаемого регулирования»[232]. В других работах используются термины «расчетная эффективность», «прогнозируемая эффективность»[233]. Как отмечает И. А. Иконицкая, для того чтобы динамическая правовая система оказала должное воздействие на регулируемые общественные отношения, она должна быть соответствующим образом запрограммирована в своем статическом состоянии[234]. В. В. Лазарев писал, что, выражаясь в способности нормы удовлетворять лежащую в ее основе и отраженную в ее цели социальную потребность, эффективность в самой норме существует лишь в возможности (потенциальная эффективность). Свое реальное бытие она получает в процессе реализации нормы, в ее взаимодействии с реальными общественными отношениями. Вне общественной практики эффективность правовой нормы не проявляется[235]. Думается, что эффективность правовой нормы может выражаться и вне общественной практики, например, в ее идеологическом, информационном, предварительно-ориентирующем воздействии на сознание людей, однако такое воздействие не поддается точному измерению.
