Вы, вероятно, хотите сказать, что у потерпевшего был синяк под глазом?
Ученый эксперт:
Вот именно, милорд. Барон Брамвель:
Может быть, если бы вы сказали это простым английским языком, г-да присяжные скорее бы поняли вас.
Именно, милорд,— сказал ученый врач, видимо, восхищенный тем, что судья понял его слова, и принимая укор за похвалу.
Если вы смотрите на простой факт сквозь призму научной терминологии, он обыкновенно представляется в извращенном виде. На синяк, поставленный под глазом, можно взглянуть, как на незначительное зло, и присяжные могут оправдать; когда им говорят, что у пострадавшего найден «экстравазат крови под левой глазной впадиной», они смотрят на виновника этого ужаса, как на чудовище, не заслуживающее ни малейшего снисхождения.
О несомненном в медицине
Один известный адвокат, говоря о легкости, с которой врачи иногда делают свои заключения, рассказал мне случай, бывший несколько лет тому назад в Англии. Одна женщина, состоявшая в сожительстве с неким торговцем, неожиданно исчезла из своего села. Ее любовник заявил, что она уехала в Америку. Спустя некоторое время в саду ее дома нашли человеческий скелет. Кости были подвергнуты медицинскому освидетельствованию, и врач немедленно признал в них останки пропавшей женщины. Вывод его был основан на том, что у найденного скелета не хватало одного зуба и что он несколько лет тому назад выдернул такой же зуб у пропавшей. Ввиду этого заключения против сожителя ее было возбуждено уголовное преследование, и он был предан суду. К счастью, еще до суда место находки скелета было подвергнуто новому осмотру, были произведены раскопки, и в том же саду вырыли еще скелет, другой, потом и третий, и еще несколько. Это вызвало сомнение в том, кому принадлежали первые найденные останки, а дальнейшее расследование выяснило, что сад раньше служил кладбищем. Нечего прибавлять, что уголовное преследование, возбужденное властями с большой решительностью, было столь же решительно прекращено.
Мне припоминается случай, когда показание одной учительницы было уничтожено одним вопросом, предложенным при перекрестном допросе. Это была несомненно правдивая женщина, пришедшая в суд для вполне добросовестного рассказа о том, что ей было известно. Ее дочь, возбудившая уголовное преследование, обвиняла подсудимого в изнасиловании. Показание этой девушки по некоторым случайным обстоятельствам представлялось неопровержимым или по крайней мере слишком внушительным, чтобы можно было подорвать доверие к ней. Она отрицала все, что могло набросить невыгодную тень па ее поведение, и настаивала на всех обстоятельствах, говоривших против подсудимого. Мать ее была вызвана в удостоверение того, что девушка заявила обвинение против подсудимого тотчас после происшествия. Ее спросили, не заявляла ли в прежнее время дочь таких же жалоб против других мужчин. Свидетельница ответила: «Как же нет! (Она постоянно жаловалась то на одного, то на другого, что ее изнасиловали; я потому и заявила на этого, чтобы был пример другим; чтобы не смели больше ее трогать». Чтобы получить столь счастливый для защиты ответ, надо было знать не только какими словами, но и каким тоном задать вопрос свидетельнице.
В другом деле при таком же обвинении мать спросили, что именно сказала ей дочь о происшедшем; она передала обстоятельства, при которых обвинительница подверглась насилию (подсудимый был ее хозяином). При перекрестном допросе ее спросили: «А вы что сказали?»
Я-то? — возразила свидетельница.— А что было говорить?
Вы очень рассердились, вероятно?
Конечно, рассердилась.
И что же вы сказали?
Я спросила, дал ли ей что хозяин.
Денег?
Разумеется.
А она что?
Она говорит: нет.
Ну а вы?
А я говорю: срамник! Посадить его за это надо.— И послала за полицейским.
Я мог бы привести еще немало примеров того, как много можно сделать одним умело рассчитанным вопросом, но, полагаю, сказанного достаточно, чтобы показать, что, как маленький ключ открывает большую дверь, так и самое незначительное обстоятельство (хотя бы только неосмотрительный ответ) иной раз разрешает самую запутанную задачу, созданную сплетением фактов на суде.
17. ЩЕТИНИСТЫЙ СВИДЕТЕЛЬ
«За этого свидетеля мне придется взяться самому,— говорит старший,— с ним надо быть осторожным». Почтенный адвокат, как видно, знает, кто перед ним стоит. Может быть, ему пришлось допрашивать его по другому случаю и проиграть дело.
С ним «мудрено» потому, главным образом, что он инстинктивно предрасположен перечить каждому на каждый вопрос. Соседи скажут вам, что он ни разу в жизни ни с кем и ни в чем не соглашался, если только была малейшая возможность спорить. Скажите ему: «Славная погода, г-н Рычало»,— он ответит далеко не ласково: «Дождь собирается». Заметьте вы в самом дружественном тоне, что на дворе тепло, он язвительно скажет: «Не так уж тепло; вчера куда теплее было-».
Как подойти к нему, никто не знает. Не удивительно, что приходится старшему приняться за допрос: надо действовать очень тонко. В заметках стряпчего значится что-то о споре между побережными владельцами; а может быть, между каким-нибудь водяным и местными общинными властями. Может быть, это выяснится из показаний свидетеля.
Он поднимается к решетке, стуча подошвами сапог, подбитых подковными гвоздями; над присяжными возвышается большая голова с плоским красным лицом и малым заостренным носом. Он оглядывается вокруг себя с таким видом, как будто ищет, с кем бы завязать драку, потом выпяливает глаза в сторону председателя.
В эту минуту до слуха его доносится мягкий, грустный голос: «Вы, кажется, уже много лет знаете этот водосток, г-н Рычало?» Это голос старшего.
В тоне этого вопроса слышится неотразимо трогательная убедительность; на лице спрашивающего играет почти ангельская улыбка — почти.
Г-н Рычало поворачивается в сторону спрашивающего; его громкое ворчанье звучит еще грубее после ласкающего тона вопроса; он опускает кулак на решетку и отвечает:
Вовсе нет!
Вслед за тем он делает полуоборот в сторону присяжных, как бы говоря: «Раз!» За этим предполагаемым возгласом следует предполагаемое предостережение в сторону почтенного адвоката:
У меня с этими штуками далеко не уедешь, будьте покойны!
Мне казалось, что вы должны его знать,— кротко произносит старший с уже покрасневшим лицом.
Мне кажется, ваши сведения не совсем точны,— немедленно вставляет поверенный противной стороны. Поощренный этим, Рычало начинает мотать головой с таким видом, как будто собирается ею лягнуть.
Старший заглядывает в свои заметки и шепотом спрашивает вручившего их ему стряпчего.
Это и есть Рычало?
Стряпчий вскакивает в сильном волнении, делает несколько судорожных движений и с невероятной быстротой произносит:
Он самый, он; осторожно; я вам говорил; страшно трудно, необычно трудно; как можно осторожней, как можно мягче; единственный свидетель.
Тише, тише, не волнуйтесь,— успокаивает его старший.
Ему разъяснили, что это действительно Рычало; теперь надо разъяснить это самому Рычало. Старший говорит:
Так вы — г-н Рычало?
Я-то? — произносит тот с некоторым сомнением в голосе.
Ну да, вы или нет? — спрашивает старший, на этот раз не без некоторой иронии, потому что в зале стоит хохот, хотя смеяться нечему; но председатель сам подал пример.
Допустим, что я. Что ж из этого будет?
Свидетель, предлагаю вам отвечать на вопросы г-на поверенного. Мы так никогда не кончим,— говорит председатель.— Пойдем дальше, г-н Рычало; я надеюсь, что мы скоро поймем друг друга.
Это говорится таким вкрадчивым голосом, какого вы никогда не слыхали; почтенный адвокат достиг совершенства в этом обращении во дни давно, давно минувшие и в более сладкие минуты.
Что же? Я готов,— произносит свидетель, хватаясь за решетку с таким видом, как будто следующий выстрел угрожает сбить его с ног.
Вы знаете этот водосток с некоторого времени, не правда ли?
Знаю, да не весь.
Не весь? — повторяет старший. Судья разъясняет недоразумение:
Видите ли, м-р, этот свидетель в высшей степени точный свидетель; вы спрашиваете, знает ли он этот водосток, и он естественным образом предполагает, что вы разумеете все его протяжение, потому он и говорит: «Нет, не знаю»; «Знаю, да не весь».
Рычало кивает головой и скалит зубы с торжествующим видом.
Ну хорошо, г-н Рычало; но ту часть, которая вам знакома, вы ее очень давно знаете?
Нет, не очень давно,— говорит Рычало,— лет двад цать, а может, и двадцать два; еще мальчишкой знал.
Ну, вот видите,— говорит старший; в нем опять проснулись надежды.— Вот мы и добрались, куда надо. Теперь все пойдет ладно.
А этого я не знаю,— возражает свидетель.— Я прав ду должен говорить.
