– каждый теоретический вывод в своем обосновании должен иметь доводы и аргументы (в этой связи уместно вспомнить высказывание Леонардо да Винчи, который утверждал: «Кто в борьбе мнений ссылается на авторитет, тот работает своей памятью вместо того, чтобы работать своим умом»). В связи с этим ссылка на авторитет может в борьбе мнений использоваться лишь как иллюстрация позиции авторитета по конкретному вопросу, а не как аргумент или довод, если в цитате нет доводов и аргументов в пользу занятой автором позиции;
– все в мире относительно.
1.2. Соотношение права, свободы, равенства и справедливости
В основу либертарной концепции положены рассуждения о таких важных социальных понятиях, как свобода, равенство, справедливость. Вместе с тем создается впечатление, что «либертарная абстрактная конструкция или схема права» (О. В. Мартышин), хотя и подана в привлекательном сочетании равенства, свободы, справедливости, тем не менее содержит в себе искусственную интерпретацию перечисленных базовых доминант, подстраиваемую под необходимые автору либертарной концепции выводы. Чтобы убедиться в этом, обратимся к либертарно-юридической трактовке понятий «равенство», «свобода» и «справедливость»[16].
Право как формальное равенство — «это лишь правоспособность, абстрактная свободная возможность приобрести – в согласии с общим масштабом и равной мерой правовой регуляции – свое, индивидуально-определенное право на данный объект»[17]. В качестве иллюстрации В. С. Нерсесянц приводит пример с абстрактным правом приобретения в индивидуальную собственность земли или мастерской (средств производства) в докапиталистической ситуации (когда такое право имеют лишь некоторые), в капиталистической ситуации (когда такое право имеют все) и в социалистической ситуации (когда такого права не имеет никто в отдельности).
Здесь следует уточнить один вопрос. Если в обоснование отсутствия при социализме формального равенства предлагается довод о том, что никто в отдельности не имеет права на приобретение в индивидуальную собственность средств производства, то в общей посылке необходимо говорить об абстрактной свободной возможности приобрести – в согласии с общим масштабом и равной мерой правовой регуляции – свое, индивидуально-определенное право не на «данный объект», а на «средства производства», поскольку понятие «данный объект» значительно шире понятия «средства производства».
В частности, если под «данным объектом» понимать, например, движимое или недвижимое (дом, гараж, квартиру) имущество, то правоспособность как абстрактная свободная возможность граждан социалистического государства приобрести свое индивидуально-определенное право на данный объект все же существовала. Но тогда получается, что формальное равенство индивидов в обществе обосновывается лишь возможностью приобретения средств производства, но не распространяется на другие объекты гражданского оборота, что исключает всеобщее значение сделанного вывода. По аналогии можно прийти и к другому выводу: если в конкретном общественном образовании есть объект, на приобретение которого никто в отдельности не имеет права, то в этом обществе нет права как формального равенства. Тут очень просто дойти до абсурда и доказать, что право как формальное равенство (в обозначенном либертарной концепцией смысле) не существует нигде, ведь в любом обществе имеются объекты, изъятые из гражданского оборота, например ядерное оружие. И для того чтобы смогла существовать данная логико-философско-правовая конструкция, в нее требуется ввести элемент «в согласии с общим масштабом и равной мерой правовой регуляции». Если говорить об общем масштабе и равной мере правовой регуляции для конкретного социума, то в СССР был и общий масштаб, и равная мера (никто в отдельности не владел средствами производства, во всяком случае, теоретически). Если говорить об общем масштабе в размерах планеты, то таковым будет лишь божественное откровение, но никак не абстрактная правовая возможность индивида приобрести в собственность какой-либо объект, поскольку «формы проявления равенства как специфического принципа правовой регуляции носят социально-исторический характер»[18], т. е. не кричала конкретны по отношению к конкретно-историческим условиям. И здесь не меняет положения вещей утверждение о том, что данный принцип универсален для всех исторических типов и форм права, поскольку данное утверждение о другом, а не об общем масштабе и равной мере правовой регуляции.
Кроме того, определение права через меру правовой регуляции отличается известной схоластичностью, поскольку определение явления через самое себя не позволяет раскрыть его сути. Все в мире относительно.
Право как свобода. Характеристика права через категории «свобода» и «равенство» не нова в философии права. Давая философское определение праву, Гегель, в частности, отмечал, что «идея права есть свобода». Русский философ В. С. Соловьев определял право как «свободу, обусловленную равенством».
Но как определить уровень свободы индивида в конкретном обществе на том или ином историческом отрезке времени и чем обусловлен этот уровень индивидуальной свободы?
На любом историческом отрезке уровень свободы индивида в обществе будет находиться между абсолютной свободой и абсолютной несвободой. Под абсолютной свободой человека в обществе следует понимать такую возможность выбирать способы своего поведения в отношении окружающих, средства и методы воздействия на них, которая ограничена только его физической силой. Однако, как известно, жить в обществе и быть свободным от общества невозможно. Суть любого человеческого общества – это отношения между людьми, его составляющими. Для того чтобы конкретное общественное образование существовало, необходимо равновесие[19] (принцип равновесия в живой и социальной природе является жизнеобеспечивающим). Оно должно возникнуть между стремлением каждого к «абсолютному» проявлению своей свободы и стремлением общества ограничить свободу каждого совокупною волей свободы всех. Эти тенденции имели место уже на заре человечества, так как представляли собой явление живой природы[20]. Они существовали, существуют и будут существовать как реальность, данная нам природой. Вся человеческая история служит убедительным доказательством непрекращающейся борьбы двух названных сил в любом обществе. Недооценка этого феномена может привести к идеализации общества и к тому, что при создании конституционной схемы законодатели забудут, что «хорошая конституционная схема должна быть рассчитана на средний для общества уровень обычных, достаточно мелких страстей и помыслов заурядных людей с поправкой на быструю потерю у них реальной самооценки и возможности самокритики»[21]. Но, с другой стороны, по мысли И. Канта, в постоянной борьбе индивидуального и общего, в стремлении каждого к «абсолютной» свободе и подавлении этого стремления совокупной волей таких же «каждых» кроется одна из внутренних пружин развития человеческого общества[22].
В свете сказанного становится понятным, почему принцип «право есть свобода» Кант понимал как свободу, гарантируемую правом: это предполагает ограничение индивидуальной свободы свободой всех других лиц и ограничение свободы всех других лиц индивидуальной свободой. Однако точно определить границы, в которых сохраняется социальное равновесие между индивидуальной свободой и свободой всех других лиц, невозможно, поскольку эти границы находятся в некотором диапазоне между чертой, за которой наступает анархия, и чертой, за которой личность низводится до нуля (что, в принципе, для общества одно и то же, поскольку «крайности сходятся»). Для каждого общества определение этого диапазона индивидуально, свою роль играет не только уровень его экономического и духовного развития, но и исторические особенности его возникновения, развития, самосознания, самоопределения и многие другие факторы. Как говорили мудрецы древности, «лучшая дорога – средняя», и центральная линия «диапазона равенства или равновесия» – это идеал, к которому постоянно стремится любое общество. Но как только этот диапазон равенства свобод нарушается, в обществе происходит социальный взрыв. Формы проявления таких взрывов самые разнообразные (от физического уничтожения узурпатора свобод личности до развала общества и прекращения его существования; от порабощения данной социальной организации другой, более сильной в смысле равновесия свобод (история знает примеры завоеваний экономически болеще чуть бы плачущая повисела вернулся ее развитых государств менее развитыми) до внутренних беспорядков и бунтов). Безусловно, не только существенное нарушение соотношения индивидуальной свободы и совокупной общественной свободы приводит к социальным взрывам и катастрофическим последствиям для конкретного социального образования, но при любом социальном катаклизме в конкретном обществе наблюдается явное несоответствие (перевес в ту или иную сторону) соотношения индивидуальной свободы каждого и совокупной свободы всех.
