§ 3. Свободное воспроизведение в личных целях: старое понятие и новые проблемы
Знаете, господа, какой бы святой ни была собственность, у нее все же есть границы. Я вам скажу одну очевидную вещь: нельзя владеть домом так же, как владеют рудником, лесом, так же, как владеют морским побережьем, рекой или полем. Собственность – здесь присутствуют юристы, которые меня понимают, – ограничена в зависимости от того, большее или меньшее значение для общих интересов имеет ее объект. Так вот, литературная собственность более, чем какая-либо иная собственность, имеет отношение к общим интересам; она также должна быть обременена ограничениями.
Виктор Гюго[450]
Случаи свободного использования произведений без необходимости получать согласие автора и без выплаты автору вознаграждения устанавливают границы «монополии» автора на произведение. В определенном смысле речь идет о признании приоритета прав пользователя над правами автора, что имеет непосредственное отношение к установлению баланса интересов между данными субъектами права.
В России норма о свободном воспроизведении в личных целях впервые была закреплена в законе об авторском праве от 20 марта 1911 года, которым были внесены изменения и дополнения в различные законодательные акты (Законы гражданские, Устав гражданского судопроизводства, Устав уголовного судопроизводства), а также утверждено новое Положение об авторском праве. Статья 3 Закона содержала следующее положение: «Не считается нарушением авторского права пользование чужим произведением для создания нового произведения, существенно от него отличающегося, а равно снятие копий с чужого произведения исключительно для личного употребления и без помещения притом в копиях художественного произведения подписи или монограммы автора подлинника»[451]. Копия произведения, выпущенного в свет, сделанная без цели последующей продажи, а для личного употребления, как полагала редакционная комиссия, не может нанести вреда ни имущественным, ни тем более «нравственным» интересам автора. В Объяснительной записке Министерства юстиции специально разъяснялся вопрос об отсутствии необходимости ограничивать число копий, поскольку достаточной защитой прав автора служит ограничение использования таких копий личными целями.
Хотя копирование произведений в личных целях уже в то время вызывало споры, появление данной нормы в Положении об авторском праве нельзя считать случайным. Здесь следует учитывать как то, что работа над законом велась почти 18 лет, так и тот факт, что российский закон был разработан с учетом европейского законодательства и, прежде всего, германского[452].
По вопросу свободного копирования в личных целях между дореволюционным, советским, а затем и российским законодательством наблюдается очевидная преемственность. Постановление ЦИК и СНК СССР от 30 января 1925 года «Об основах авторского права» содержало норму, разрешающую «снятие копии с чужого произведения исключительно для личных целей и без помещения при этом на копии художественного или фотографического произведения подписи или монограммы» (пп. 12 п. 4). В Гражданский кодекс РСФСР 1964 года была включена специальная ст. 493 «Использование произведения для удовлетворения личных потребностей», в соответствии с которой допускалось без согласия автора и без уплаты авторского вознаграждения воспроизведение или иное использование чужого выпущенного в свет произведения для удовлетворения личных потребностей.
Вопрос о законности и свободного копирования для личных нужд долгое время просто не возникал, поскольку частная жизнь индивида полагалась само собой разумеющимися границами, внутри которых авторское право уже не действует. Оба права – право автора и право на частную жизнь – являются конституционными и закреплены в основных законах большинства государств. Обеспечение их одновременного соблюдения правовыми средствами является непростой задачей, поскольку взвешивать и учитывать приходится не только гуманитарное измерение (собственно «общественные блага»), но и технологические достижения, в зависимости от которых оказывается работоспособность избранных правовых механизмов.
«Современный подход» или необходимая корреляция между свободным воспроизведением в личных целях и вознаграждением авторов
Новый этап в развитии проблемы был обусловлен началом массового производства в начале 50-х годов 20 века первых магнитофонов[453]. В те же годы начинают разворачиваться дискуссии о пределах использования произведения в личных целях. Одним из основных аргументов сторонников ограничения «частных копий» стала отсылка к тому факту, что первоначально исключение было рассчитано на определенные возможности пользователя переписать или перепечатать один или несколько экземпляров произведения. Соответственно, потенциально неограниченное копирование изменило ситуацию в целом и потребовало законодательного вмешательства.
Действительно, в доинформационную эпоху копирование было единичным и не влекло за собой последующего распространения. Информационные технологии резко изменили ситуацию: появление массовых и дешевых способов копирования способствует размыванию границы между частным и публичным. Именно это обусловило актуальность вопросов о контроле над частным использованием и о вознаграждении за свободное воспроизведение фонограмм и аудиовизуальных произведений в личных целях.
В последние десятилетия вопрос о свободе «копирования в личных целях» становится все больше связан с темой вознаграждения авторов, которое собирают общества по коллективному управлению правами с производителей оборудования и материальных носителей.
Как и само исключение о копировании для использования в личных целях, плата за такое копирование в форме «справедливого вознаграждения» была впервые введена в Германии в 1965 году Законом об авторском праве и смежных правах[454]. Плата взималась с производителей звуко– и видеозаписывающего оборудования и не распространялась на чистые носители. Дело в том, что судебный комитет при парламенте Германии, который готовил обоснование поправок, отказался распространять оплату на чистые носители (в те годы – магнитофонные ленты) из-за невозможности разграничить использование последних для записи голоса их обладателя или для записи охраняемых произведений.
Немецкая система 1965 года стала моделью для законодательства большинства стран континентальной Европы. Аналогичная система, если следовать хронологическому порядку, была введена в 1980 году в Австрии, в 1984 – в Финляндии, в 1985 – во Франции, в 1992 – в Голландии, в 1992 – в Испании, Дании и Италии, в 1994 – в Бельгии и Греции, в 1998 – в Португалии, в 1999 году – в Швеции. На Мальте и в Люксембурге действует исключение для копирования в личных целях, но до сих пор не введена система вознаграждения для правообладателей. В Великобритании, Ирландии и на Кипре нет ни исключения для «частного копирования», ни соответственно и системы вознаграждения.
В США исключение для записи фонограмм для личных нужд является частью доктрины «справедливого использования» (fair use) и было введено Законом о домашних звукозаписях (Audio Home Recording Act) 1992 года в отношении цифровых записей музыки, вознаграждение за воспроизведение которых уплачивается со стоимости оборудования (параграфы 1008 и 1003 раздела 17 Кодекса США). Прецедентное право предоставляет широкие возможности для судебной интерпретации, поэтому не удивительно, что все попытки использовать нормы и доктрину «справедливого использования» для легализации скачиваний музыкальных произведений посредством пиринговых сетей оказались безуспешными.
Несмотря на широкое распространение практики сбора вознаграждения с производителей оборудования и носителей информации, целый ряд проблем остаются нерешенными. Особенно очевидно их наличие на европейском пространстве.
На общеевропейском уровне вознаграждение за копирование в личных целях было введено Директивой 2001/29/ЕС Европейского парламента и Совета от 22 мая 2001 года о гармонизации некоторых аспектов авторского права и смежных прав в информационном обществе. К вопросу о частном копировании Директива подошла крайне гибко: на усмотрение стран-участниц был оставлено как само введение исключения для частного копирования, так и, в случае положительного решения, выбор системы вознаграждения правообладателей. Несмотря на расплывчатые формулировки, за которые Директиву неоднократно критиковали[455], установленные ею правила обязательны для имплементации в национальное законодательство стран Европейского союза и уже поэтому заслуживают анализа.