Поскольку закон чтит каждого из вас как личность, я знаю, что вы будете уважать мнение друг друга. Вы должны предлагать идеи, но не оказывать излишнее давление на своих коллег. Когда вас выбирали в состав присяжных, вы обещали, что будете уважать мнение остальных, даже если оно не соответствует вашему, и – более того – обещали защищать право любого присяжного заседателя не соглашаться с мнением большинства. И мы благодарны вам за это».
Обвиняемый не вышел давать свидетельские показания. Я уже говорил, что редко вызываю обвиняемого на свидетельское место. Я так объясняю это присяжным: «Мы знаем, что закон не требует от Джимми выходить на свидетельское место и давать показания в свою пользу. И мы знаем почему. Конституция Соединенных Штатов защищает тех, кого обвинили в преступлении, и разрешает им не свидетельствовать в свою пользу. В законе говорится, что отказ Джимми от дачи показаний ничего не доказывает и не будет рассматриваться вами при определении его виновности или невиновности.
Почему наши отцы-основатели предусмотрели такую защиту? Почему человек, которого обвиняют в преступлении и который его не совершал, не хочет занять свидетельское место и дать показания? Мне бы захотелось. Вероятно, вам тоже. Но наши отцы-основатели понимали, что с человеком, обвиненным в преступлении, происходит нечто страшное. Это ужасно, когда невиновному человеку предъявляют обвинение. Он не может себя защищать. Он должен во всеуслышание объявить о своей невиновности. Но если такой человек будет слишком сильно протестовать, всем покажется, что он виновен. Если он сердится, его считают виновным. Если в пылу обсуждения этого дела он забывает какой-нибудь факт, его считают виновным. Люди часто не верят обвиняемым, которые дают показания. Они думают, что он не только совершил вменяемое ему преступление, но к тому же лжет – лжесвидетельствует под присягой, чтобы избежать обвинительного приговора. Его не оправдает ничто, что бы он ни сказал на этом свидетельском месте, и наши отцы-основатели знали об этом.
Более того, подзащитный всего лишь обычный человек. У него нет навыков общения с господами прокурорами, которым нравится засыпать свидетелей хитроумными вопросами и которые могут заставить самого невинного человека выглядеть злодеем и поставить его в тупик. Как может Джимми с восемью классами образования соперничать с прокурором, мастерски владеющим искусством перекрестного допроса? Именно по этой причине наши отцы-основатели защитили нас. Как адвокат я посоветовал Джимми позволить мне говорить от его имени. По крайней мере в этом случае соперничество будет справедливым».
А при соответствующем случае я могу добавить: «Так или иначе почему Джимми должен давать показания, если обвинению не удалось доказать его вину? Какие улики он должен опровергнуть? Невозможно представлять контрдоказательства на предположения и допущения обвинения, которые целиком и полностью основаны на косвенных доказательствах. Но господин прокурор сидит, напрягшись, как кот при виде мыши, полный страстного желания наброситься на Джимми, загнать его в тупик, сбить с толку, заставить разозлиться, чтобы мы поверили, что мой подзащитный виновен. Я не собираюсь давать господину прокурору этот шанс построить свои доказательства дела на свидетельствах Джимми».
Нуллификация закона присяжными. Мы часто слышим вопросы относительно нуллификации закона присяжными, то есть их полномочий аннулировать правовой акт и вынести справедливый вердикт, несмотря на закон. Нуллификация закона присяжными была частью нашей юридической системы, пока судьи не осознали, что присяжные слишком часто выносят оправдательный приговор людям, которых обвиняют в преступлении по несправедливым законам. Сегодня суды или законодательные органы почти всех штатов ликвидировали нуллификацию закона присяжными, несмотря на конституцию многих штатов, которая предусматривает такие полномочия. Можно поговорить об этом праве с присяжными, пусть даже его у них отобрали. Этот вопрос я обсудил бы следующим способом: «Цель закона – обеспечить правосудие. Законы нашей страны предположительно разрабатывались ради справедливости. Но что, если применение закона не обеспечивает справедливость? Что делать тогда?
Присяжные – это судьи. Вы оцениваете факты, судья следит за соблюдением закона. Но факты бесполезны, если закон несправедлив и не предназначен для того, чтобы наказывать невиновных. Иногда он не соответствует фактам. Иногда применение закона ведет к ужасной несправедливости. Закон нельзя изменить. Его честь даст вам указание соблюдать закон. И все же в вашей власти, и только в вашей, вынести справедливое решение».
Это наш последний шанс обратиться к присяжным. Почти во всех судебных округах обвинение наделено правом закрыть судебный процесс – правом на последнее слово. Вот что можно сказать присяжным по этому поводу: «Когда я сяду, господин прокурор имеет право выступить с заключительным словом. Я обязан не перебивать его. Больше вы не услышите от меня ни одного довода по этому делу. По закону я должен молчать. Логика закона, если он вообще логичен, такова, что, поскольку бремя доказывания лежит на обвинении, прокурору предоставляется последняя возможность убедить вас опровергнуть то, что мы говорили в свою защиту, и оставить вас, присяжных, под впечатлением его слов.
Это закон. Мы не можем его изменить. Хотя я должен молчать во время выступления обвинителя, вы увидите, как я морщусь, – не от того, что он говорит, а от того, что не могу встать и указать на противоречия в его словах. У меня одно утешение – ваша хорошая, крепкая и честная память о том, что здесь происходило. И я знаю, что вы примете справедливое решение. Поэтому вот о чем я вас прошу: когда прокурор завершит свою речь, знайте, что я мог бы возразить на каждый вопрос, о котором он говорил. На каждый. Но не ждите от меня ответа на это выступление – вы сами ответите на него, удалившись в совещательную комнату. Веря в это, я буду чувствовать себя увереннее, храня молчание, в то время как господин прокурор выступает с заключительной речью».
Мысли охаризмеидругиесоображения. Мы не разговариваем друг с другом так, как говорим, обращаясь к присяжным. Эффективное заключительное слово можно произнести в разговорном ключе, но возбуждение и стремление к справедливости, мольба о внимании, эмоциональная нужда в воздаянии и оправдании требуют от нас всех сил, которые можно вложить в речь. Заключительное слово нельзя рассматривать как спектакль. И тем не менее оно становится спектаклем, хотя основано на правде и искренности.
Харизма – это контролируемая передача неприкрытых эмоций. Она позволяет жару сердца вырваться и, затронув души слушателей, передать им свой неповторимый пыл.
Нельзя убедительно говорить о любви, не испытав ее. Люди не могут влюбиться, не передавая друг другу своих эмоций. Так же обстоит дело с исполнительской игрой на сцене или в зале суда, перед присяжными или в зале заседаний. Ничего не получится, если говорящий не испытывает искренних эмоций и не передает их слушателям.
Исполнение заключительной речи позволяет притронуться к творческому началу, недоступному при разговоре один на один с другом или женой и детьми за обеденным столом. Для них мы не исполняем спектакль. В разговоре друг с другом люди редко хотят добиться драматического эффекта. Он приемлем на сцене, но ни к чему в повседневных разговорах. В зале суда театральность может стать искренней. Презентация должна быть честной, но ее нельзя исполнить за чашкой кофе. В конце концов, эффектная речь отчасти является продуктом харизмы.
Прежде всего давайте вспомним, что нас интенсивно воспитывали начиная почти с того момента, когда мы произнесли свои первые слова. Давайте представим, что начиная с двух лет родители стали строго и усиленно заниматься с нами культуризмом. К тому возрасту, как пошли в детский сад, мы могли выжимать двадцать килограммов, но тренировки год за годом продолжались, и ко времени окончания колледжа мы уже поднимали почти пятьсот килограммов, однако при этом не в состоянии были пробежать даже стометровку, не могли танцевать и даже прыгать со скакалкой. Все, что мы могли делать, – таскать огромное тело, играть мышцами и поднимать чудовищный вес.
Точно так же наш ум воспитывают с того времени, как мы стали достаточно взрослыми, чтобы научиться считать. Воспитание концентрируется на умственных упражнениях. Нас учат, что ключом к успеху является логическое мышление, объяснение и размышления – всегда размышления. Нам говорят, чтобы мы не занимались «глупой сентиментальностью». Мы верим, что чувствительные творческие люди – люди духовные – являются своего рода неудачниками. Мы их терпим, но не всегда уважаем. Чаще всего они не зарабатывают много денег и не входят в размышляющее, интеллектуальное общество. Больше всего мы уважаем людей с мощным, поддающимся измерению интеллектом.
