Нормативное закрепление признаков, характеризующих должностное лицо, потребовало их доктринального толкования. Следует отметить, что содержание полномочий, присущих должностному лицу, не вызывало серьезных дискуссий среди отечественных правоведов. В частности, под организационно-распорядительными функциями большинство исследователей понимали обязанности, связанные с непосредственным управлением людьми, участком работы, производственным процессом. Б. В. Здравомыслов предлагал относить к этим обязанностям общую организацию работы объекта или участка, подбор и расстановку кадров, с правом найма и увольнения, планирование, руководство и обеспечение выполнения плана и т. д. К этой категории должностных лиц относятся, например, хозяйственные руководители предприятий и учреждений и их заместители, начальники (заведующие) отделов, секторов, участков, цехов и иных организационных подразделений, бригадиры, звеньевые (в колхозах), старшие инженеры и мастера (при условии руководства другими работниками либо участком работы) и т. д.[54]
Под административно-хозяйственными обязанностями понимались обязанности, связанные с непосредственным распоряжением и управлением государственным или общественным имуществом, организацией отгрузки, получения и отпуска материальных ценностей и контроля за этим, с реализацией товаров в торгующих и снабженческих организациях, с ответственным хранением материальных ценностей, получением и выдачей денежных средств и документов и т. д. К данной категории должностных лиц могли быть отнесены заведующие хранилищами материальных ценностей и кладовщики, бухгалтеры, ведомственные ревизоры и контролеры, заведующие магазинами, палатками и иными торговыми точками, заведующие отделами и старшие продавцы этих объектов, агенты по снабжению и т. д.
Ограничение круга должностных лиц только теми работниками аппарата, которые наделены управленческими полномочиями, позволило исключить из числа субъектов должностных преступлений служащих, осуществляющих функции технического характера, таких как секретари, сторожа, водители, курьеры. Между тем отсутствие однозначного толкования содержания организационно-распорядительных и административно-хозяйственных обязанностей не способствовало единообразию судебной практики, в частности, по вопросу отнесения к должностным лицам медицинских работников, преподавателей, а также продавцов, кладовщиков и других служащих, наделенных материальной ответственностью в отношении вверенного им имущества.
К третьей категории должностных лиц законодатель отнес представителей власти. В качестве основного признака представителя власти в литературе называлось наделение лица властными полномочиями по отношению к лицам, не подчиненным им по службе, и несвязанность их действий рамками определенного ведомства[55]. Б. В. Здравомыслов уточнял, что к компетенции представителя власти относится право совершать по службе действия, порождающие последствия, обязательные для значительной категории лиц, а иногда и для всех граждан[56].
Вместе с тем комментаторы уголовного закона предостерегали правоприменителя от ограниченного толкования дефиниции «представитель власти». В частности, в названную категорию должностных лиц наряду с работниками того или иного органа власти (например, Совета депутатов трудящихся) включались и работники органов управления, обладающие властными функциями (прокуроры, следователи, работники милиции и др.).
Таким образом, при уяснении признаков, характеризующих представителя власти, решающее значение имело содержание полномочий, возложенных на лицо. Исходя из этого, к представителям власти не могли быть отнесены работники властных органов, не обладающие властными функциями в отношении лиц, не находящихся от них в служебной зависимости (секретари, курьеры, делопроизводители).
Представителями власти в юридической науке признавались лица, временно исполняющие обязанности, связанные с контрольной, надзорной или охранительной деятельностью, например члены добровольных народных дружин, созданных для борьбы с преступностью, общественные контролеры по проверке предприятий торговли и общественного питания и др.
Единообразному пониманию правоприменителями признаков субъекта должностного преступления в значительной мере способствовало принятие 30 марта 1990 г. Пленумом Верховного Суда СССР постановления «О судебной практике по делам о злоупотреблении властью или служебным положением, превышении власти или служебных полномочий, халатности и должностном подлоге»[57].
Согласно п. 2 указанного постановления к представителям власти относились работники государственных органов и учреждений, наделенные правом в пределах своей компетенции предъявлять требования, а также принимать решения, обязательные для исполнения гражданами или предприятиями, учреждениями, организациями независимо от их ведомственной принадлежности и подчиненности (народные депутаты, председатели, их заместители и члены исполнительных комитетов советов народных депутатов, судьи, прокуроры, следователи, арбитры, работники милиции, государственные инспекторы и контролеры, лесничие и др.).
Содержание организационно-распорядительных обязанностей Пленум Верховного Суда СССР связывал с осуществлением руководящих функций (подбором и расстановкой кадров, планированием работы, организацией труда подчиненных, поддержанием трудовой дисциплины и т. п.). В качестве примера должностных лиц, выделяемых по этому признаку, Пленум называл руководителей министерств, ведомств, государственных, кооперативных, общественных предприятий, учреждений, организаций и их заместителей, руководителей структурных подразделений (начальников цехов, заведующих отделами, лабораториями, кафедрами, их заместителей и т. п.), руководителей участков работ (мастеров, прорабов, бригадиров). Приведенное толкование позволило признавать субъектом должностного преступления «всякого работника предприятия, организации или учреждения, имеющего в своем служебном подчинении других людей»[58].
Аналогичным образом в постановлении Пленума Верховного Суда СССР не претерпело существенных изменений устоявшееся к этому времени в доктрине уголовного права понимание административно-хозяйственных функций, входящих в компетенцию должностного лица. В частности, Пленум рекомендовал понимать под административно-хозяйственными обязанностями полномочия по управлению или распоряжению государственным, кооперативным или общественным имуществом: установление порядка его хранения, переработки, реализации, обеспечение контроля за этими операциями, организация бытового обслуживания населения и т. д. Такими полномочиями в том или ином объеме обладали начальники планово-хозяйственных, снабженческих, финансовых отделов и служб и их заместители, заведующие складами, магазинами, мастерскими, ателье, ведомственные ревизоры и контролеры, заготовители и др.
Помимо служащих государственных учреждений, организаций и предприятий, уголовный закон относил к субъектам должностных преступлений лиц, выполняющих организационно-распорядительные и административно-хозяйственные функции в различного рода общественных объединениях: политических партиях, профессиональных союзах, женских, ветеранских, детских и молодежных организациях, научных, технических, культурно-просветительских, физкультурно-оздоровительных и прочих обществах и объединениях граждан.
Таким образом, по замечанию Б. В. Волженкина, содержавшееся в ст. 170 УК РСФСР определение должностного лица позволяло признавать субъектами должностных преступлений практически всех управленческих работников, наделенных соответствующими полномочиями, поскольку все существовавшие в то время в стране организации, учреждения и предприятия (за исключением религиозных организаций) были либо государственными, либо общественными[59].
Вместе с тем появление в результате изменений, происходивших в начале 1990-х гг. в политической и экономической жизни общества, новых субъектов правоотношений требовало внесения изменений в нормы уголовного законодательства. В литературе этого периода справедливо отмечалось, что не могут нести ответственность за должностные преступления лица, занимающие должности, связанные с выполнением организационно-распорядительных и административно-хозяйственных обязанностей в негосударственных предпринимательских структурах. Признавая подобных работников коммерческих организаций должностными лицами, большинство правоведов тем не менее разделяли точку зрения о различной социальной сущности действий работников государственного аппарата и управленцев организаций, преследующих коммерческие цели.
