Оду «Бог» Хвостов, как мы уже знаем, посвятил своему «другу и благодетелю» преосвященнейшему Амвросию, архиепископу Казанскому и Свияжскому. Последнего он знал еще с 1774 года. Как говорилось выше, Амвросий оказал значительное воздействие на формирование нравственного облика молодого поэта. В павловское царствование Амвросий был приближен к трону. Он был хорошим проповедником и чутким царедворцем и быстро угадал то, чего ждет от церковных иерархов мечтательный император, – признания своей божественной миссии. Именно Амвросий рекомендовал Павлу назначить своего бывшего ученика и союзника обер-прокурором Святейшего Синода[90]. Хвостов был, видимо, добросовестным администратором, но негласным главой Синода был, конечно, Амвросий.
Указ о назначении Хвостова датируется 10 июня 1799 года[91]. С этим назначением, как я полагаю, и была связана публикация оды «Бог» в июльской книжке «Новостей» за этот год: духовная поэзия была своего рода подтверждением высоких нравственных качеств нового руководителя главного церковного ведомства Российской империи. Хвостову, ранее упустившему из-за козней врагов эту должность, нужно было доказывать, что он к ней готов и подходит. В «Автобиографии» 1822 года Хвостов писал о себе в третьем лице: «Веру имел он чистую и теплую к Богу, без утонченных метафизических и мистических исследований, что докажет его ода Бог и другие [очень похоже, что здесь граф Дмитрий Иванович метит в Гавриила Романовича! – И.В.]; гнушался сильно безверием, почитая, что из онаго проистекает разврат сердца; высоко почитал божественную нравственность Христова учения, прощение обид, любление врагов, неразвращенную свободу человека, и сильно ненавидел своеволие». Наконец, «любовь его простиралась вообще на всех тех, с коими был он в какой-либо связи» [Сухомлинов: 544].
Что же представляла собой первая редакция оды? Сразу скажу, что это очень длинное стихотворение (в окончательном варианте Хвостов сократил его в два с половиной раза). Но я Вас, дорогой коллега, все же помучаю этой жесткой одой, ибо нахожу ее в своем роде необыкновенной. Для сравнения помещаю ниже таблицу, в левой колонке которой – первая редакция оды 1799 года, а в правой – последняя, 1828-го. Обратите внимание на крайне редкую ритмическую схему в оде Хвостова: AabCCbDDeFFe. Это так называемый douzain, изысканная строфа из 12 стихов, использованная, в частности, Ронсаром. Скорее всего, Дмитрий Иванович подражал в ней кому-то из французов, но также возможно, что он позаимствовал ее у немцев: она используется в лютеранских гимнах XVII–XVIII веков. В русской поэзии эту строфу нам удалось обнаружить, по любезной наводке Игоря Пильщикова, только в оде поэта И.А. Кованько «Стихи великому певцу великих», написанной в 1801 году и посвященной Державину.
Как Вы несомненно заметите, дорогой друг, Хвостов в нескольких строфах своего стихотворения перефразирует Державина, но – еще раз – перед нами не столько подражание, сколько своеобразная полемика с великим предшественником. Теология Хвостова отлична от державинской. В ее основе, как он указывал, лежит лирическая теодицея святого Августина (Хвостов поэтически пересказывает начальные главы из «Исповеди»[92]). Ее эмоциональный настрой – восторженное удивление и чувство глубокой благодарности Творцу. Дмитрий Иванович писал, что в оде его предшественника «много темноты и тупости» (даже перевод ее на французский язык лучше, ибо лишен этих недостатков). В своей оде он стремился показать, что Бога он постиг глубже и изобразил лучше, чем Гаврила Романович. В чем-то он был прав, я думаю. Судите сами (я Вас из кареты не высажу, потому что не только не владею каретой, но даже водительских прав не имею):
Ода Бог. Преосвещеннейшему Амвросию Архиепископу Казанскому и Свияжскому
Амвросий! Ты мое светило,
Которо чувства освятило
Творца вселенной величать,
Мой подвиг возноситься к Богу,
Творить закон, молиться многу;
Горящим духом не молчать.
Ты кистью мудрости святою,
Душевных качеств простотою,
Среди моих не зрелых лет
Открыть святыню удостоил:
Напрасной мудрости полет
В душе бунтующей спокоил.
О Пастырь мудрый, просвещенный!
Ты в тайнах веры искушенный,
От уст льешь слова красоты
И души верныя пишаешь;
Как сеешь, камней не сретаешь
И плод сберешь сторичен Ты.
Святых Апостолов наследник,
Достойный Бога проповедник,
Амвросий! к вечности моей
Нужна Твоя святыня многа,
Восполни силою Своей,
Дай зреть величество мне Бога!
Источник света – мир надземный,
Одетый прелестью волшебной,
Какою силою течет?
Кто держит цепь законов вечных
Среди пределов бесконечных?
Кто размеряет бег планет?
Одна другую тянет, клонит,
Не тратя разстоянья, гонит
В неисчислимом сонме звезд.
В свое сияя солнце время
На дальности различных мест,
Миров свободно движет бремя.
Сквозь тучи пламенну завесу
Катаясь гром, грозит утесу,
Сердца кремнистых гор трясет
И звук отдаст в подземной своды.
Воюя вихрь против природы,
Ветвистый дуб с корнями рвет.
Свирепое разжившись море,
Потопом ужасая, вскоре
Дерзает сушу поглотить;
Но солнца луч когда явится
Вселенну снова оживить,
Волна с волною примирится.
Иль там, где солнцев миллионы,
Где цепь веков, ея законы,
И где сияния чертог;
Живыми не сражен лучами,
Могу зреть бренными очами
Как в славе обитает Бог!
На вихрях, молниях несомый,
Как стать отважуся на громы
Творца вселенной обожать?
Как я дерзну доброты числить
И Божество изображать
Как сметь о совершенстве мыслить?
Ни кто! Ты пастырь, сам не силен,
Как духом веры ни обилен,
Узретъ величество Творца!
Ты нам гласишь его уставы,
Ты проповедник Божьей славы,
Умел к нему склонить сердца.
Чей дух, чей ум, и чья решимость
Обнять сильна непостижимость
И кто доступит высоты?
Но мне даны пути другие
Познать, что Бог есть сын святый,
Пути не трудныe, благие.
Миров безчисленны громады
Висят среди Небес лампады,
Блестя сиянием лучей
И дух и перст изображают,
Или слепцов не поражают,
Не могут озарять очей!
Или творенья разна рода,
Многообразная природа,
Не внятный смертному язык!
Иль ты вещающий громами,
Не есть Бог свят и Бог велик!
Могущий двигнуть Небесами.
Где сокровенный ключ творенья?
Где колыбель возобновленья?
Где каменных зерно громад?
Отколе рудники алмазны?
Отколе дуб первообразный?
Отколе трав целебных сад?
Смиренный агнец, тигр ужасный,
В своем строении прекрасны,
Где каждый получил свой лик?
Коль сила теплоты удобна,
Чтоб прах для бытия возник,
За чем натура вновь безплодна?
Где взял я доблесть чувств простую,
Где почерпнул любовь святую?
Отселе возношусь в эфир,
С глубоких бездн несусь на горы,
С долин бросаю к солнцу взоры,
В единый миг объемлю мир.
Какою силой раздробляю,
Иль в целое совокупляю
Различный образ бытия?
Столь ясно будущие годы
Мне представляет мысль моя,
Как ныне видимые роды.
Мой дух свободный, чистый, смелый
Оставя зримые пределы,
Парит пред совершенства трон.
Не временный наперсник света –
Я – царства горнего планета;
Мне чужд ничтожества закон.
Небесной ставясь красотою
И неземных миров чертою,
Я в ряд с безплотными иду;
Я – Божеством света возженна,
На высшую ступил среду;
Я – Бог, я – малая вселенна.
Когда Твоя стрела громова
Вселенной рушить чин готова,
С Небес стремительно падет;
И звук отдаст в подземны своды
Началы возмутя природы.
Когда Твой ветр дуб с корнем рвет,
Как молний блеск с волнами в споре
Явит, как реки ада море,
Грозятся землю поглощать;
Но лишь гнев правый усмирится,
Мир станет радостью дышать;
Волна с волною помирится.
Животворение какою
Премудрой создано рукою?
Кто сад растений насадил?
Отколь богатая природа
Взяла семен различна рода,
Кто руды внутрь земли вложил?
И лев и крот и кит ужасный,
В своей пристойности прекрасной.
Где всякой совершенство взял?
Коль сила теплоты удобна
Чтоб прах для существа возстал,
Зачем Натура вновь безплодна? –
Но вся сия громада света
Как ризой воздухом одета,
Какою силою течет?
Как цепь в пространстве безконечном,
В великолепном чине вечном,
Как волны ветр, Миры влечет;
Один другого тянет, клонит,
Не тратя разстоянья гонит
И ось в кругу вращает звезд.
Как Солнце век, в едино время
На тьму сияет разных мест?
Как движется Миров всех бремя?
В руке моей и меч и лира;
Духовного зерцало мира –
Перед Творцем былинка – я.
Владыка звезд повсюду сущий,
Конца, начала неимущий,
Вина движенья, бытия!
Первообразное, простое,
Всесовершенное, святое,
Благое тварям Существо!
Не льзя нам тайн Твоих похитить,
Вселенной Зодчий, Божество!
Кто может взор Тобой насытить?
Ты словом уст облек ничтожность
В богатство, лепоту и стройность,
Зиждитель пламенных лучей!
Твоей покорно солнце власти;
Текут природы целой части
По манию Твоих очей.
Пусть в нас сияет дар обильный,
Что мы перед Тобой, Всесильный?
Паренье смелого ума
И мысль сияньем озаренна –
Пред мудростью Твоею тьма,
Иль ночь в туманы облеченна.
Прозрачной посреди ограды
Зрю тел горящих мириады,
Лиется пламени река
В неизмеримое пространство.
Там Промысла престол и царство;
Я зрю, – могущая рука
Вращает быстрыя светилы.
Но дух Создателя и силы,
И огнь премудрости Святой,
И дар величества, от века
Отличный светом, красотой,
В душе сияет человека.
Сия Миров горяща бездна,
Полна светилами твердь звездна
Где твой воздвигнут Боже трон!
Глаголет дню, вещает ночи
О безпредельной власти, мочи
И печатлеет Твой закон.
В сиянии и блеcке многом
Как червь, как прах – ни что пред Богом.
Одним воззрением очес
Безчисленны изчезнут Миры,
И звезды ниспадут с Небес;
Как благодати чужды, сиры.
Где взял я чувствие такое,
Что не могу пребыть в покое
Мысль движу, силю дух – ищу,
С былинки к Солнцу кину взоры,
Со дна морей лечу на горы;
Паду, взношуся, трепещу!
Богатства роскоши, блаженство
Мне кажет мало совершенства,
Не услаждает взор и слух.
Какое чувство любопытно
Сверьх воли похищает дух,
Кто дал стремление несытно?
Начто искуство превосходно
Творца постигнуть людям сродно,
О Пастырь, не зову к тебе:
Где он? – Где есть к нему дорога?
Он – Я – Тот образ светлый Бога
Не гаснет и страстей в борьбе.
Витийства прения напрасны
Гласят о Боге буквы ясны,
Несгладит с сердца их злой дух!
На что мне возлетать высоко,
Когда прекроткой веры слух
Души смиренно кажет око.
Ума стремленье здесь безплодно;
Лишь чувство духа превосходно
На веры пламенной крылах
Зрит Божество и постигает,
В пучину благости вникает
Того, чей слышен глас в громах.
Он милосердия рукою
Очам, покрытым темнотою,
Отверз высоких тайн чертог;
Времен являя скоротечность,
Вознес меня туда, где вечность,
Где смерти нет, где жизнь, где Бог…
[I, 1–5]
Что нам огромны Мириады,
Что светлы в Небесах лампады,
В них Божий перст – Его рука;
Не там не там Создатель дышет,
Не там свой образ светлый пишет,
Не там Его щедрот река.
Очам гласят Небес светилы,
Но творчий дух, Небесны силы,
И огнь премудрости святой;
И дар величества от века
Отличен светом, красотой
В душе сияет человека.
Я Богом искра воспаленна,
Я Бог – Я малая вселенна,
Мне чужд ничтожества закон!
Теченье времяни безмерно
Мой дух протечь обязан верно,
И тамо сесть, где Божий трон.
Я мню, сужду, творю свободно,
Я существую превосходно
И в ряд с творением нейду;
Небесной славлюсь красотою,
Поставлен с Ангелы в чреду,
Делюсь от чувственных чертою.
Я духом вечности планета,
Мое сияние – луч света
Неможет ведать темноты.
Мое желание не сытно
Зрит все, что может быть открыто;
Кто воскриляет, коль не Ты!
Кто может влечь меня в надзвездны,
Кто низвергает в Ада бездны,
Кто дал уму как ветр криле?
Как зрю веществ вины безвестны,
Как мню о благе и о зле;
Как мне понятен чин Небесный?
Какою силой раздробляю,
Соображу, совокупляю;
Причины тварей бытия?
Как в вечность погружены годы,
И как несущи в мире роды
В одно сливает мысль моя.
Кто мной в полете управляет,
Кто ум на холмы устремляет,
Кто чувства обуздает власть;
Какой влияние денницы
Свершать непреткновенно часть,
Кто славит в быстроте границы?
Мой дух высокопарный, смелый,
Имеет в подвиге пределы,
Не льзя разплесть всех таинств вервь!
В себе я образ твой вмещаю,
Тобой себя я освящаю,
Но что пред Божеством я? – Червь.
Когда Тебя постичь дерзаю,
Разсеюсь в числах – исчезаю
И горды мысли обращу,
Святых недоступая трона
Я Бога в сердце отыщу,
Средь веры чистой и закона.
Как разум наш ровнять с Тобою,
Что постиженья дар с судьбою?
Что луч высокаго ума?
Что сила мысли быстротечной
С премудростью Твоею вечной?
Как блеск – как лунный свет – как тьма!
Начально существо, простое,
Без числ, без мер, одно святое,
Создавше в чине естество
Кто может взор Тобой насытить
Непостижимо Божество?
Как тайны сметь Твои похитить!
Пространства Царь без меры сущий,
Конца, начала не имущий,
Вина движенья, бытия;
Кто Хаоса облек ничтожность,
В великолепие огромность,
Кто перстом обращает вся.
Всеместный дух безлетен, вечен,
Премудр и благ и безконечен;
От Мира отогнавший тьму.
С Небес гремящий в гневе строгом,
Кого нельзя понять уму,
Кого все величают Богом!
(Новости. 1799. Июль. С. 195–209)
Дочитали до конца? Обе редакции? Спасибо от имени графа! Согласитесь, коллега, что совсем не плохо. Мне особенно понравилась «физико-теологическая» строфа о миллионах солнц (дань ломоносовской традиции[93]), а также строфа в первой редакции о саде природы, в которой упоминаются «и лев и крот и кит ужасный» (я, кстати сказать, заметил, что Хвостов любил кротов: они у него часто ползают по стихотворениям[94]; но главное – какой широкий космологический диапазон был у Дмитрия Ивановича: не только песчинка и солнца, червь и Бог, но еще и подводные и подземные обитатели!). Ну и, конечно, последняя строфа первой редакции хвостовской оды ни в чем не уступает первой строфе державинской:
