Еще в 1928 году он уверял М. Горького: «Я всегда стремился к простоте и никогда к ней стремиться не перестану».
Однако замечательна и последняя строфа стихотворения «про простоту»:
Но мы пощажены не будем,
Когда ее не утаим.
Она всего нужнее людям,
Но сложное понятней им.
(Выделено мной. – Л.К.)
Поэтический сборник «На ранних поездах», стихи Юрия Живаго, стихи из последней книги «Когда разгуляется» – действительно свободны от насыщенной метафоричности, от языковых изысков, но в них рядом с «неслыханной простотой» присутствует сложность, очевидным образом проистекающая теперь из глубокой аналитической мысли поэта и заставляющая вспомнить его философские занятия.
Главным объектом поэтических размышлений Пастернака были: Бог и человек, чудо жизни, чудо природы. Поэт-пантеист, он находил поэзию повсюду, считая, что она «валяется в траве, под ногами, так, что надо только нагнуться, чтобы ее увидеть и поднять с земли»:
Когда в исходе дней дождливых
Меж туч проглянет синева,
Как небо празднично в прорывах,
Как торжества полна трава!
Со всей дарованной ему природой мощью поэтической мысли, остротой зрения и музыкальностью он воплотил «и образ мира, в слове явленный, и творчество, и чудотворство».
Не случайно писатели в качестве заголовков для своих эпических произведений брали его лирические строки – «И дольше века длится день», «Глухая пора листопада», «У времени в плену» и другие.
Перед «Вторым рождением» Пастернак обращался к крупным поэтическим жанрам: историко-революционным поэмам – «Девятьсот пятый год» (1925–1926), «Лейтенант Шмидт» (1926–1927), к роману в стихах – «Спекторский» (1931).
Всю творческую жизнь он работал также над прозой, в конце даже отдавая ей в чем-то предпочтение перед поэзией – «Детство Люверс» (1918), «Воздушные пути» (1924), «Охранная грамота» (1931), «Люди и положения» (1956, 1957), «Доктор Живаго» (1956).
Во время «оттепели» Пастернаку по многим причинам пришлось пережить тяжелое душевное и нравственное состояние:
Культ личности забрызган грязью,
Но на сороковом году
Культ зла и культ однообразия
Еще по-прежнему в ходу.
И каждый день приносит тупо,
Так что и вправду невтерпеж,
Фотографические группы
Одних свиноподобных рож.
И культ злоречья и мещанства
Еще по-прежнему в чести,
Так что стреляются от пьянства,
Не в силах этого снести.
С середины тридцатых годов Пастернак был вынужден уйти в переводы. И здесь его талант обнаружился во всем блеске. Переводы из грузинских поэтов, по слухам, уберегли его от участи О. Мандельштама. Переводы «Фауста» и трагедий В. Шекспира остаются классическими.
ЛитератураПастернак Б. Собрание сочинений в 5 томах. М., 1989–1991.
Альфонсов В. Поэзия Пастернака. М., 1990.
Баевский В. Пастернак-лирик: основы поэтической системы. Смоленск, 1993.
Пастернак Е. Б. Пастернак: биография. М., 1997.
П.Г. Антокольский
(1896–1978)
Павел Григорьевич Антокольский родился в Петербурге в семье адвоката и сначала решил продолжать дело отца, поступив на юридический факультет Московского университета. Но затем увлекся театром и в студии Вахтангова стал пробовать свои силы как драматург и режиссер. В. Каверин шутил, что в поэзии Антокольский был человеком театра, а в театре – человеком поэзии.
Его первые стихи были объединены в сборниках «Запад» (1926) и «Третья книга» (1927). Они носили романтический, но несколько отвлеченный книжный характер. Поэт обращается к историко-революционной теме: поэмы «Робеспьер и Горгона» (1928), «Коммуна 71 года» (1933). Образ средневекового французского поэта воссоздан им в поэме «Франсуа Вийон» (1934).
Своеобразный перелом в творчестве Антокольского наметился к середине тридцатых годов, когда он обратился к современным темам – сборник стихов «Большие расстояния» (1936), в центре которого сопоставление время – история и время текущее. Тогда же в его поэзии возникает образ А. Пушкина, стихотворение «Пушкинский год» (1938).
В годы Отечественной войны Антокольский выступает и как поэт, и как публицист, работая в самых разных жанрах, среди которых лирические послания и баллады, стихотворные письма и поэтические сказки, публицистические статьи и очерки. Вершиной его творчества явилась поэма «Сын» (1943). Поэт пережил тяжелую личную трагедию, потеряв на фронте своего восемнадцатилетнего сына. Под его пером судьба героя поэмы становится судьбой целого поколения, ценою жизни героически выполнившего свой долг:
Прощай, поезда не приходят оттуда.
Прощай, самолеты туда не летают.
Прощай, никакого не сбудется чуда.
А сны только снятся нам. Снятся и тают.
Мне снится, что ты еще малый ребенок,
И счастлив, и ножками топчешь босыми
Ту землю, где столько лежит погребенных.
На этом кончается повесть о сыне.
В послевоенное время Антокольский, сохранив свою привязанность к исторической теме, предпочитает жанр поэмы – «Тысяча восемьсот сорок восьмой» (1948), «В переулке за Арбатом» (1954). В конце сороковых – начале пятидесятых он в числе других поэтов получает свою порцию стандартно-критических оплеух – «декадент», «безродный космополит» и т. п.
С начала шестидесятых годов его права в поэзии восстанавливаются, и он продолжает писать с прежней интенсивностью. Живое чувство истории по-прежнему владеет поэтом и оказывается непреходящим источником его вдохновения, душевной молодости и творческого озарения:
Два века – нынешний и прежний —
Горды соседством и собой:
Антенна рядом со скворешней
Над подмосковною избой.
В его книгах наблюдается своеобразный сплав лирики и публицистики. Таковы сборники – «Сила Вьетнама» (1960) и «Четвертое измерение» (1964). Центральным произведением своего позднего творчества Антокольский считал поэтический цикл «Венок сонетов. 1920–1967», посвященный памяти жены и друга актрисы З.К. Бажановой.
Благодарная память об Антокольском сохранилась у многих молодых поэтов. В общении с ним формировалась их творческая индивидуальность.
ЛитератураАнтокольский П. Собрание сочинений в 4 томах. М., 1971–1973.
Левин Л. Четыре жизни. Хроника трудовых дней П. Антокольского. М., 1978.
Николай Семенович Тихонов прожил долгую жизнь и до конца своих дней писал – и стихи, и прозу. Но в истории русской поэзии останутся только самые ранние его стихотворения, собранные в сборниках «Орда» (1922) и «Брага» (1922) и отмеченные яркой романтической эмоциональностью. О них с одобрением отзывались Н. Гумилёв, А. Воронский, М. Горький и «Серапионовы братья», в содружество которых он одно время входил:
Праздничный, веселый, бесноватый,
С марсианской жаждою творить,
Вижу я, что небо небогато,
Но про землю стоит говорить.
Тихонов с успехом работал в жанрах баллады и поэмы: «Баллада о гвоздях», «Баллада о синем пакете», «Сами» и другие.
В дальнейшем творческие поиски отошли на второй план. Место высокой поэзии заняла стихотворная публицистика и проза. Долгие годы он работал в руководстве Союзом советских писателей, а после Отечественной войны был председателем Советского комитета защиты мира, членом Всемирного Совета Мира. Эта деятельность отразилась в его сборниках стихов – «Два потока» (1951) и «На Втором Всемирном конгрессе сторонников мира» (1953).
Заслуживает быть отмеченной работа Тихонова – переводчика с языков народов СССР.
ЛитератураТихонов Н. Собрание сочинений в 7 томах. 1985–1986.
Шошин Вл. Николай Тихонов. Очерк жизни и творчества. Л., 1981.
И.Л. Сельвинский
(1899–1968)
За свою жизнь Илья Львович Сельвинский переменил множество занятий: был юнгой на шхуне, грузчиком в порту, натурщиком в художественных студиях, репортером уголовной хроники в газете «Крымская почта», актером бродячего театра, борцом в цирке, сельскохозяйственным рабочим, тренером по плаванию, сварщиком на заводе, инструктором по пушнине, участником полярной экспедиции на легендарном «Челюскине». Поэт и художник Максимилиан Волошин подарил ему свой пейзаж Коктебеля с надписью: «Илье Сельвинскому, поэту-оркестру», удачно определив и экспериментаторский характер его литературной деятельности.
Вступив в двадцатые годы в группу ЛЦК (Литературный центр конструктивистов), Сельвинский стремился к обновлению традиционных жанровых форм лирики, эпоса и драмы. Конструктивисты, указывая на ведущую роль техники в современной жизни, считали, что и произведения искусства должны соответствовать техническим требованиям, подчиняя все художественные средства структуре произведения. Интуиция, вдохновение уходили на задний план, уступая рациональному началу:
