Такая песня-импровизация не имеет ни предания, ни закрепления. Она помогла моему каюру скоротать длинную дорогу, выплеснула его впечатления и на том свое дело сделала. Но другие песни-импровизации, вызванные более сильными чувствами и переживаниями, запоминались и повторялись не только сложившим их человеком, но и слышавшими его. Песня перерастала личность певца, сочинившего ее, и становилась всеобщим достоянием. Став как бы квинтэссенцией определенного настроения и переживания, такая песня сразу просится на уста человеку, волнуемому сходными чувствами. Текст песни вначале неустойчив, его дополняют и изменяют по произволу перенявшие ее, но постепенно из множества вариантов выделяются самые удачные, а из самых удачных наиболее удачный. Песня приобретает завершенный вид и форму, она уже не имеет личного авторства, ее автор — весь народ.
Вот что можно сказать, причем очень вкратце, о происхождении песни. Мы теперь хотим обратить внимание на некоторые черты ее композиции. Главная из них — психологический параллелизм. Корнями своими он связан с анимистическими представлениями — одухотворением природы, о чем мы уже говорили прежде. Сопоставление действий и переживаний человека с внешне схожими явлениями природы — такова основа психологического параллелизма. В приводившихся выше примерах мы найдем немало таких сопоставлений.
Тонет ли, не тонет ли венок?
Тужит ли, не тужит ли дружок?
Ах, мой веночек потонул,
Знать, меня мой милый обманул.
Чуть не в каждой народной песне можно найти сходные строки.
Ветры мои, ветры, вы буйные ветры,
Не можете ли, ветры, горы раскачати?
Гусли мои, гусли, звончатые гусли,
Не можете ли вы, гусли, вдову взвеселити?
*
Ах, пал туман на сине море,
Вселилася кручина в ретиво сердце.
*
Ой, не сырой бор загорается,
Не туман с моря подымается,
А Иван-сударь собирается,
А Васильевич в свою отчину.
Это самые простые и наглядные примеры, но вот более сложный.
Из-за лесу, лесу темного,
Из-за садику зеленого
Вылетало стадо лебединое,
А другое стадо гусиное.
Отставала лебедушка
Что от стада лебединого,
Приставала лебедушка
Что ко стаду, ко серым гусям.
Не умела лебедушка
По-гусиному кричати —
Ее стали гуси щипати.
«Не щиплите меня, гуси серые,
Не сама я к вам залетела,
Занесло меня погодою,
Что погодою осеннею».
Из-за лесу, лесу темного,
Из-за садику зеленого
Выходила толпа девушек,
А другая шла молодушек.
Отставала Марья-душа
От толпы от красных девушек,
Приставала Марья-душа
Ко толпы ли да молодушек,
Не умела Марья-душа
На головушке оправити.
Ее стали люди хаяти,
Уж как стала Марья плакати:
«Вы не хайте, люди добрые!
Не сама я к вам заехала,
Завезли меня кони добрые,
Завезли меня кони добрые,
Что Василья Афанасьевича».
Обе части песни строго параллельны одна другой. Причем параллельность эта и психологическая, и образная, и синтаксическая, и звуковая. Лебедушка, отставшая от стада лебединого и враждебно встречаемая гусями серыми, полностью предвосхищает судьбу бедной Марьи в ее горьком шествии на чужбине.
Отсюда легко уяснить происхождение символики, столь характерной для народной песни. Частые сопоставления человеческих действий и переживаний с явлениями внешнего мира выработали способность угадывать и узнавать в белой лебедушке девицу, а в сизом кречете молодца без всяких дальнейших объяснений. Отсеките у приведенной песни ее вторую часть, и вы получите символ в чистом его виде. Девичья судьба конденсируется, обобщается, символизируется в лебедушкиной участи.
Символы в народной песне устойчивы и постоянны. Это облегчало их восприятие, в противном случае могла бы возникнуть путаница в толковании случайных образов. Вот наиболее распространенные символы народной песни:
лебедушка, голубка — символ невесты,
кречет, сокол — жениха,
дуб — мужской крепости и силы,
береза — девушки и молодой женщины,
полынь — тоски и горя,
река — разлуки,
солнце — радости и счастья.
Отцветание деревьев, отсыхание трав, опадание листьев символизировали печаль, отчаяние, ушедшую молодость. Переправа через реку — женитьбу и замужество. Склоняющиеся друг к другу и переплетающиеся ветви символизировали любовь.
Психологический параллелизм и устойчивая символика — отличительные и характерные черты народной песни. Мы увидим потом, как они преобразовывались и усложнялись, став принадлежностью и достоянием литературы.
Младшая бойкая сестренка песни — частушка. Она появилась на свет сравнительно поздно. Может быть, были у нее свои прабабушки среди скороговорок и припевов скоморохов, но сама она вышла из колыбели меньше ста лет назад. Сам термин «частушка» ввел в печатный обиход Глеб Успенский в конце 80-х годов XIX века.
Частушка — короткая песенка, состоящая из двух, четырех, редко шести-восьми стихов. Обычно она рифмованная, с более частым (на что указывает и название) ритмом исполнения, чем лирическая песня. Непременные ее черты — наблюдательность, остроумие, афористичность. И особо надо выделить качество, обеспечивающее ей невероятную живучесть и распространение, это качество — злободневность. Частушка откликается, причем мгновенно, на малые и большие события, на мелкие и значительные происшествия — тут она с виду неразборчива. Но на поверку оказывается, что выживают и распространяются такие частушки, которые наиболее четко характеризуют самые разительные перемены в народной психологии, в жизненном укладе и строе общества.
Если начать с психологии, то частушка — ее подвижное зеркало. И это зеркало отразило с необычайной выразительностью тот душевный переворот, что неуклонно совершался в русской женщине на протяжении столетий. Распад патриархальной семьи сопровождался многими горькими явлениями, но все их перекрывает одно позитивное — освобождение женщины из-под самодержавной власти отца, мужа, свекра и того общественного мнения, которое до тех пор было всегда на их стороне. Великая Октябрьская революция уравняла женщину в правах с мужчиной, и процесс эмансипации резко убыстрился и завершился в новых условиях советского села. Возник и оформился новый тип женского характера, мало напоминающий тот, который мы знали по свадебным и похоронным причитаниям, по старым народным песням. Не все в нем равно притягательно: смелость иногда переходит в развязность, решительность — в самоуверенность, сознание своих достоинств — в похвальбу. Но в то же время нельзя не восхищаться этой бьющей через край жизненной активностью, дерзким остроумием, размашистой широтой вырвавшейся на волю чисто русской натуры. Вы невольно рассмеетесь, представив себе особу, воюющую за свои девчачьи права с суровыми родителями:
Тятя с мамой больно ловки,
Меня держат на веревке,
На веревке, на гужу —
Перекушу да убежу.
И впрямь перекусит!
Языки острые, и не дай бог попасть на них незадачливым ухажерам:
Спаси, господи, помилуй
Ребят маленьких любить:
Целоваться — нагибаться,
Провожать — в карман сажать.
Не щадят и старших, коли проштрафятся:
Только вышла за ворота,
Два подкидыша лежат:
Одному лет сорок восемь,
А другому пятьдесят.
Милых любят, но высмеивают, чтобы не зазнались:
Был миленок угрюм,
Теперь улыбается,
Зубы вставили ему,
Рот не закрывается.
Мужской половине вообще достается по заслугам и не по заслугам. Уж на что почетная профессия на селе — механизаторы, а и они на зубок попали:
Как у наших у ребят
Голова из трех частей:
Вентилятор, карбюратор
И коробка скоростей.
Между собой подружки пикируются:
Ты, подруженька моя,
Носи коротки юбочки.
Я любила — ты отбила,
Так носи облюбочки.
Но частушка, разумеется, не только женское достояние. Балалайка, а потом гармонь были в руках парней, и те не упускали своего:
У моей у любушки
Призасохли губушки.
Призасохли оттого,
Что не целованы давно.
Зоркий и веселый глаз был у человека, сочинившего такую частушку:
Батька рыжий, матка рыжа,
Сам я рыжий, рыжу взял,
Вся семейка рыжа стала,
Рыжий поп меня венчал.
А вот частушка, приводившая самого Маяковского в восхищение своей звукописью:
