Фрикции полового акта выражают определенное стремление к возрождению какого-то состояния сознания, уже знакомого ранее субъекту. То есть в сексе есть что-то от движения к прошлому, к пренатальному. Вообще любой бесконечный повтор эротичен, вагинален и связан символически со смертью. Повторение – это возврат назад. Фрикции деструктивны, поскольку в своем движении вспять ведут к десубъективации. Только это не та смерть, которой ждут в будущем, а то небытие, которое «везде».
В оргазме же как состоянии сознания человек утрачивает свою субъективность, расстается со своими символическими рядами, «умирает». Функция означающего переходит к самим фрикциям, а оргазм, может быть, оказывается в роли их содержания. То есть оргазм в процессе полового акта может быть проинтерпретирован как смысл желания, чистый смысл, лишенный формы. То, что Фрейд называл «сырым материалом мышления»[23], лишенным изобразительных средств. Конечно, в момент окончания оргазма, в посткоитальный период он сам мгновенно становится означающим. Собственно, момент наивысшего наслаждения – это и есть момент означивания.
Желания, овладевающие мужчиной в предкоитальный момент, некий «подъем чувств» – это и есть момент смены места означающих, освобождения смыслов. У знаков в этот момент появляются и новые формы, и новые планы содержания. Эти новые формы изначально пусты и готовы к принятию смыслов. В этот момент предыдущие формы, наполненные содержанием, оказываются сами уже не формами, а смыслами новых форм.
Итак, тело занимает некое место, означивая его своими символическими или «реальными» движениями. Но и тело тоже в свою очередь может восприниматься как место вагины, которая опять же оказывается местом для фаллоса. Все эти символические ряды и создают пространство в целом, которое структурируется опять же вокруг центральных означающих.
Когда мы называем вагину «пиздой», то в этот момент она перестает быть вагиной, происходит смена форм. Любое поименование превращает ее в знак желания. «Пизда» представляет собой не просто половой орган как объект желания, а еще и замещение неосознаваемого с этого момента желания. Она приобретает то, что Лакан называл «измерением маски»[24]. Грубо говоря, пизда – это симптом, расположенный по ту сторону вагины. А вагина – маскопо-рождающий символ, знак, продуцирующий подмены.
По Фрейду обратная сторона всякого наслаждения – это смерть. Перефразируя Фрейда, можно сказать, что обратная сторона пизды – это пиздец, то есть смерть и секс в одном флаконе. То есть «пизда» в отличие от «вагины» уже мертва и лишена девственности. И все эти значения прослеживаются и на лексическом уровне.
В современном русском языке, кроме собственно «женских гениталий», «пизда» может обозначать целый ряд объектов, дробясь метонимически. Прежде всего «пизда» – обозначает женщину (значения 3. – 3.9)[25]. Причем не обязательно только одну конкретную женщину, она может собирательно обозначать и весь женский пол (значение 4). Одновременно «пизда» может обозначать и «мужчину». Причем это может быть мужчина немощный, сексуально слабый (значение б), гомосексуальный (значение 6.1), сексуально странный и неприятный (значение 6.З), просто неприятный (значение 6.3.1) или никому неизвестный (значение 6.4). Подзначение 6.6. показывает, что пизда может вообще становиться именем мужчины, обращением. Наконец,«пизда» может обозначать вообще отношения между мужчиной и женщиной, любые сексуальные отношения, то есть становится означающим секса (значение 7). В следующем метафорическом переносе «пизда» означает вообще любой «нехороший» объект. То есть «пизда» – это обозначение «плохого», «слабого» (значение 19). С другой стороны, «пизда», наоборот, обозначает все позитивное, которое имманентно присуще любому объекту, то есть тайную внутреннюю сущность любого объекта. Нечто очень хорошее, но скрытое от глаз простых смертных и при этом связанное с вечностью, бессмертное. Значение №15 показывает, что пизда вообще может обозначать некую непостижимую и безымянную сердцевину вещи: «…Пошло, поехало смещение темпоральных слоев, залупился хуй хронотопа, запердели ёбкие минуты, щелкнула осклизлыми деснами пизда времен»[26]. Получается, что пизда обозначает нечто внешнее-плохое или внутреннее-хорошее. Это нечто таинственное, несущее вовне ужас и смерть, и при этом таящее внутри нечто мучительно прекрасное.
Значения 20-21 показывают, что «пизда» означивает окончание какого-либо процесса, поломку, наступление неприятной ситуации и даже смерть: «Ведь я тебе ноги могу поломать,/ Иль голой рукой изувечить! / Окурок, паршивый, в твои-то года,/ Сидел бы на печке в фуражке,/Ато по ебальнику дам, и пизда,/ Оттягивай труп старикашки./ Старик отвечает: – Угрозу ебу,/Поскольку твою, бля, предвижу судьбу»[27]. Как видим, «пизда» оказывается в современном языке связана со смертью, оказывается синонимом персонифицированного «пиздеца». Ну, и самое главное, что «пизда» как абсолютная форма может заполняться любыми эмоциями (значение 24), а также выражать любое эмоциональное отношение к самой речи.
Итак, на языковом уровне «пизда» оказывается означающим как для женщины, так и для мужчины, и для любого рода сексуальных отношений между ними. Одновременно она обозначает любые негативно оцениваемые внешние объекты, это идеальное «плохое», имеющее Имя, и, наоборот, позитивную тайную и безымянную сущность мира. В последнем случае это парадоксальное имя всего безымянного, того, что отсутствует в человеческом языке, того, что недоступно и непонятно простому смертному. Это нечто тайное, скрытое, потустороннее и при этом связанное со смертью, лежащей по ту сторону удовольствия, по ту сторону наслаждения символизируемого «пиздой». А сама пизда – это мучительно прекрасный инструмент смерти, насилия и боли: «…Той неотделимой от бытия боли, которая, как полагает Фрейд, связана у живого существа с самим существованием его»[28].
Невозможно согласиться с традиционной точкой зрения, восходящей к Фрейду и поддержанной множеством ученых от Лакана до Бодрийяра, в соответствии с которой сексуальность принципиально маскулинна. Это следствие того, что, говоря о вагине, и Фрейд, и Лакан смотрят на ее символические ряды исключительно через призму фаллического означающего. Отсюда отсутствие интереса к концепту вагины: «Концепт 'пизда' играет в культуре гораздо более скромную роль по сравнению с ее vis-a-vis в силу ориентированности человеческой культуты маскулинно и тем самым фаллоцентрично. Если о фаллосе написаны тысячи страниц психоаналитической прозы… то пизде здесь уделено довольно мало места. В хрестоматийном «Словаре по психоанализу» Лапланша и Понталиса есть статья «фаллос», но нет статьи «вульва» (или «вагина») [Лапланш-Понталис 1996]»[29]. Другим следствием этого является отрицание значимости вагины как означающего. В самой резкой форме сформулировал эту идею Бодрийяр: «Прав Фрейд: существу-еттолько одна сексуальность, только одно либидо – мужское. Сексуальность есть эта жесткая, дискриминантная структура, сконцентрированная на фаллосе, кастрации, имени отца, вытеснении. Другой просто не существует. Без толку пытаться вообразить нефаллическую сексуальность…»[30] Конечно же, вообразить себе нефаллическую сексуальность несложно. Поскольку му-жескость и женскость ее – символические и в этом смысле интерсексуальные. Точно так же и либидо – мужское лишь символически, то есть в любую секунду оно может быть лишено этого своего означающего и приобрести иное, например, вагинальное. Все эти символы существуют только в процессе переозначивания, а потому вряд ли могут рассматриваться как статично мужские или женские. Проблема вагинальной сексуальности заключается просто в том, что Фрейд и Лакан рассматривали в первую очередь фаллические означающие и достигли здесь уникальных результатов. На что бы «несуществующее» исследователь ни взглянул, это «что» тут же порождается к жизни в пространстве его эксперимента.
Когда Бодрийяр говорит, что «…у женщины нет никакой собственной сущности, <…> что женщина – ничто…»[31], то с ним трудно спорить. Потому что дело вовсе не в том, что у женщины нет никакой «собственной сущности». Дело в том, что у мужчины ее тоже нет. Есть лишь определенные структуры субличностей, которые, конечно, строятся из интерсексуальных символов.
Разница между вагиной и фаллосом, конечно, огромная, но она не совпадает с символическим делением на мужское и женское. Вагина может означивать нечто мужское, а фаллос – женское. Как сказал поэт: «Цветаева ведь Хуя не имела, / А все ж ебала Софью Голлидей»[32].
Сам же Бодрийяр, когда говорил о стриптизе, противореча себе, заметил, что женский половой орган – это зеркало всего мужского: «Никакой похоти: предельно серьезный и предельно инфантильный акт, неразделенная завороженность зеркалом женского полового органа – как Нарцисс был заворожен собственным отражением»[33]. Действительно, устремляясь к влагалищу, мужчина движется к себе самому, видит себя, погружается в себя. Действительно, вагина – это способ означивания мужского. В некоторых контекстах пизда – это просто Большой Другой мужчины. И именно «пизда», а не «вагина», потому что в «пизде», в отличие от «вагины», – очень много мужского. Хотя обе они – лишь символические формы, способные полностью поглощать прочие символические ряды в качестве собственных означаемых.
