Следует отметить, что именные словосочетания, имеющие образное значение, срастаясь, могут получать как эндо-, так и экзоцентрическое значение; ср. la mala leche букв. 'плохое молоко' может относиться к свойству человека, его недоброжелательности, злонамеренности, но может также обозначать самого человека ('злюка, злыдень'); la mala cara может употребляться в значении 'белая морда (у лошади) и 'лошадь с белой мордой'.
Все сращения определительных словосочетаний, можно свести к следующим типам:
Определение на первом мест е.
1. Прилагательное + существительное:
la vanagloria 'тщеславие'; la buenaventura 'счастье, удача'; la malaventura 'несчастье'; la medianoche 'полночь'; el mediodía 'полдень'; la mediacaña 'желоб'; el mediopaño 'полусукно'; el mediomundo 'вид рыбацкой сети'; la altavoz 'громкоговоритель'; el librepensamiento 'свободомыслие'; el librecambio 'свободная торговля'; la buenastardes 'чудоцвет' (Куба, Кол.); la malagana 'медлительность, недомогание'; la malaleche 'недоброжелательность', также 'недоброжелательный человек'.
Слово la buenastardes дает несколько иной структурный вариант сращений, так как оба его компонента оформлены по множественному числу, хотя все существительное стоит в единственном числе.
Оно опирается на формулу приветствия: buenas tardes 'добрый день'. 'добрый вечер'.
2. Числительное + существительное:
el ciempiés или cientopiés 'сороконожка'; la milhojas 'слойка'; el sietesangrías 'василек' (разновидность); milpiés 'многоножка'; el trespiés 'треножник, таган'; el sietecueros (Лат. Ам.) 'волдырь на пятке', 'нарыв на пальце'; el milhombres (фам.) (Лат. Ам.) – прозвище, которое дается маленькому, но шумному человеку, также 'никчемный человек'; el sietecolores 'птичка «семицветка», 'райская татагра' (Чили); el sietevenas (Чили) 'подорожник'.
Все существительные этой группы оформлены окончанием множественного числа.
3. Наречие + инфинитив, прилагательное или причастие:
el bienestar 'благосостояние'; el malestar 'недомогание, нездоровье', а также 'нищета'; la siempreviva 'бессмертник'; bienmandado 'покорный, подчиняющийся чужой воле'.
В этот класс не включены сложные слова, состоящие из наречия и существительного, поскольку фактически они являются производными от глагольных сращений. Этим и объясняется, что существительное в их составе определяется наречием, а не прилагательным. Например, menosprecio является производным от глагола menospreciar, maltrato – от maltratar, bienvenida от причастия bienvenido, menoscabo от menoscabar и пр. Однако многие причастия, включающие в свой состав наречия, соотносятся не со сложным глаголом, а со словосочетанием. Ср. hablar bien – bienhablado, aconsejar mal – malaconsejado, malacostumbrar – malacostumbrado
Здесь можно упомянуть, что в испанской деривации очень популярно образование сложных слов, преимущественно определительного типа, с участием оценочных наречий bien и mal, а также, хотя и в меньшей степени, прилагательных buen—o и mal—o, причем преимущество неуклонно отдается отрицательной оценке, выражающей отклонение от нормы. Достаточно сказать, что наречие mal, по данным Академического словаря 1956 г., входит в состав почти 100 дериватов, тогда как с наречием bien зарегистрировано немногим больше 20 производных.
Наречия bien и mal приближаются по своему употреблению к префиксам, но не лишены некоторого своеобразия. Так, многие дериваты имеют в качестве производящей основы словосочетание; ср. andar bien > bienandanza, bienandante, andar mal > malandanza, malandante, hacer mal > malhecho, malhechor. Существует также серия оценочных глаголов: maltratar, malvender, malanocharse, maltraer, malvivir, etc. Однако их меньше, причем многие из них помечены как латиноамериканизмы. Это позволяет допустить, что наречие присоединялось сначала к отглагольным дериватам, а от них переходило к глаголу. В то же время значение производных не всегда соотносится с семантикой глагольного сочетания. Так, sufrir mal подразумевает глубокое страдание, а malsufrido характеризует того, кто мало страдал. Иначе говоря, лексическое гнездо как бы распадается, и его составляющие создаются независимо друг от друга. Действительно, оценочное наречие охотнее присоединяется к причастиям, чем к соответствующим им глаголам и глагольным сочетаниям. Приведенный пример свидетельствует об известной автономности словообразовательных процессов, их независимости от структуры деривативных гнезд.
II. Определение на втором месте.
I. Существительное + прилагательное:
el tíovivo 'карусель'; el aguardiente 'водка'; la nochebuena 'рождественский сочельник'; el camposanto 'кладбище'; el sabihondo 'всезнайка' (от el sabio hondo); la aguamarina 'аквамарин'; la aguaverde 'зеленая медуза'; el, la cañahueca 'болтун(нья); el mundonuevo 'раек, панорама'; la cintagorda – вид рыболовной сети; el avenegra 'спекулянт, мошенник.[180]
II. Существительное + причастие.
el rabopelado 'саригуэя' (сумчатое животное); el panperdido 'лентяй'.[181]
Между компонентами всех сращений этой группы сохраняется формальное выражение согласования в роде. Видимое исключение составляет лишь el nochebueno 'новогодний пирог'. На самом деле это существительное является производным от la nochebuena 'сочельник'. Конечное– о представляет собою неударный суффикс для образования существительных. Это подтверждается также данными испанского Академического словаря изд. 1726–1739 гг., в котором la noche buena отмечено еще как устойчивое словосочетание и имеет раздельное написание, в то время как el nochebueno уже обладает слитной формой.[182] Это свидетельствует о том, что el nochebueno является суффиксальным производным от сочетания la noche buena, которое суффикс– о стягивает в одно целое.
Обычно же сложные существительные этого типа сохраняют родовую характеристику своего основного (т. е. именного) компонента, напр., la aguaverde, la aguamarina, el mundonuevo и др. Следует, однако, отметить изменение рода в таком сложном слове, как «el aguardiente, m.» сравнительно с родом его именного компонента (el agua, f.). В этом могло сыграть роль употребление слова el agua, начинающегося с ударного а, с артиклем мужского рода, а возможно также и то, что el aguardiente не ощущается более как композит, ядром которого является существительное женского рода agua. Ср., например, такое его употребление: Pues si el aguardiente aguado refresca (Trueba, 47) 'Но ведь разбавленная водою водка освежает'.
Особую группу сращений атрибутивных словосочетаний с определением на втором месте составляют сложные слова, возникшие на основе аппозиционных словосочетаний и состоящие, следовательно, из двух существительных. Образование сложного слова следует считать лишь с момента, когда оба члена словосочетания объединяются слитным написанием и получают грамматическую цельно—оформленность, выражающуюся во флектировании только второго компонента. Например: el varapalo – los varapalos, la chochaperdiz – las chochaperdices.
Род сложных слов этого типа обычно определяется их вторым компонентом, например, el varapalo 'жердь, шест, удар палкой, побои', el calvatrueno 'лысая голова, сумасброд'.
Интересно отметить, что слово el marimacho принадлежит к мужскому роду, означая лицо женского пола – мужеподобную женщину.
Можно привести следующие примеры сложных существительных, принадлежащих к этой группе: la chochaperdiz 'бекас'; el pezpalo или el pejepalo 'копченая треска'; el puercoespín 'дикобраз'; la casatienda 'лавка с жильем'; la casapuerta 'сени, крыльцо'. Сюда же относятся некоторые названия морских рыб, такие как pejesapo 'рыба—удильщик', pejegallo, pajarrey 'атеринка', pejemuller 'морская корова' и др., которые обнаруживают тенденцию к разложению и замене составными названиями типа pez mujer, pez gato и др.
Следует бегло остановиться на решении проблемы сложных слов аппозиционного типа в романистике. Прежде всего, необходимо указать, что большинство лингвистов—романистов неправомерно расширяли класс сложных существительных этого способа образования, относя к ним фразеологические единицы и свободные словосочетания аппозиционного типа.[183] Дармстетер включает в эту группу сложных слов также имена собственные и некоторые титулы (Richard Coeur—de—Lion; Sa Majesté le roi).[184] Дармстетер относил сложные существительные, образованные на базе аппозиционных групп, к так называемому эллиптическому словосложению, а не к сращениям (juxtaposition). Свою точку зрения он мотивирует тем, что аппозиция, по его мнению, передает нечто большее, чем простая юкста—позиция, так как она подвергает адъективации существительное. Дармстетер полагает, что можно легко субстантивировать прилагательное, но сблизить две субстанции и заставить одну выступать как атрибут другой, оставив тем самым лишь ее признаки, является процессом менее естественным для ума. Поэтому, по Дармстетеру, аппозиция не может анализироваться иначе как через подразумевание (par un sous—entendu), и только работой мысли, часто бессознательно дополняющей фразу, можно отдать себе отчет в значении подобного образования.[185]
Остается неясным также, почему Дармстетеру представляется «менее естественным для ума» отвлечение качества от субстанции, чем соединение отвлеченного качества с субстанцией. В исторической последовательности своего возникновения первое, очевидно, все же предшествовало второму, так как для того чтобы субстантивировать качество, надо прежде получить последнее путем отвлечения его от его носителя – материи.
