Поэтический текст являет себя микрокосмом, целостностью своего мира, единством образного ряда, утверждающим неизбывную полноту макрокосма бытия. Так, пристальное чтение принципиально чуждо всякому смысловому редукционизму. Экспликация не есть упрощение до идейной прозрачности, напротив, это, скорее, проблематизация и расширение нашего представления о возможностях поэтического слова содержать и удерживать в себе вечно становящиеся смыслы.
Любопытно, что в своем труде Seven Types of Ambiguity («Семь типов двусмысленности», 1930) У. Эмпсон не только не дает исчерпывающей таксономии типов двусмысленности, но демонстративно предлагает лишь семь примеров, будто самим фактом произвольности выборки доказывая неизменность «стволовых клеток» большой поэзии — ее амбивалентность, ее трудность, ее нетерпимость к «готовым решениям».
Заканчивая подробный разбор поэмы Шекспира «Феникс и Голубь» Ричардс предлагает: «Перечтем поэму еще раз, посмотрим на нее чуть более свободным взглядом… Само величие поэмы может поразить читателя настолько, что он впадет в оцепенение»[151].
Блестящий писатель, поэт и критик Роберт Пенн Уоррен в своем эссе Pure and impure poetry («Чистая и двусмысленная поэзия», 1943) дает красноречивый образ непобедимой и вечно бытийствующей поэзии. Уоррен сравнивает художественный текст с чудовищем из «Влюбленного Роланда» Боярдо. Критик в облике Роланда с мечом в руках отсекает члены монстра, но они снова прирастают к будто невредимому чудовищу. Только догадавшись бросить все отрубленное в реку, Роланд побеждает, но критик обречен на поражение.
«… Единственный способ победить монстра — съесть его, с костями, кожей, кровью и всеми потрохами. И даже тогда монстр не умрет, потому что он живет в тебе, он стал тобой, а ты стал немного чудовищем.
Монстр всегда побеждает. И критик знает об этом. Он не желает одерживать победу над монстром, он знает, что должен играть с ним в поддавки. Все, что он желает, — дать этому «монстру» — поэме — возможность вновь и вновь проявить свою чудесную силу, силу поэзии»[152].
Тридцать лет спустя, обращаясь к десяти студентам из Мичиганского университета, слушателям курса русской поэзии, Иосиф Бродский не пожелал никакого пристального чтения для поэтов, он пожелал им стать частью навсегда изменившегося сознания читателей и критиков, он пожелал им родиться вновь в «молитвах» других людей. «… Если вы хотите понять стих, лучше не анализировать его, а запомнить его наизусть и читать вслух… Когда вы запоминаете стих, вы повторяете сам акт его творения с самого начала»[153].
Читаем ли вслух, читаем ли пристально — мы соучаствуем акту творения «услышанной» нами поэзии.
Эссе впервые было опубликовано в журнале поэзии «Арион» (№ 1, 2010).
Статья ранее публиковалась в журнале: Toronto Slavic Quarterly. № 27, February 2009. URL:http://www.utoronto.ca/tsq/27/nikolaev27.shtml
Brodsky J. Collected Poems In English. New York, 2000. P. 257; все фрагменты русских стихов Бродского цитируются по изданию Сочинения Иосифа Бродского. Тома I–VII. СПб, 1998–2001.
Сведения взяты из книги: Полухина В. Иосиф Бродский. Жизнь, труды, эпоха. СПб., 2008. С. 310.
Бродский не совсем точен в том, что касается признака «golden mane — золотая грива», который в стихотворении, наравне с «riddle — загадкой», приписан сразу двум носителям: и женщине, и сфинксу. В греческой мифологии сфинксом считали фантастическое существо «с головой женщины, львиными лапами, крыльями птицы и туловищем наполовину женщины, наполовину животного» (Гладкий В.Д. Древний мир: Энциклопедический словарь, том 2. М., 1998. С. 158). Поэтому «(львиная) грива» едва ли может толковаться как признак сфинкса, но лишь — и то образно — как внешняя черта женщины.
Объяснение образов последней строфы, позаимствованных Бродским из мира джаза и лексикона джазменов, см. в статье Филдс К. «Памяти Клиффорда Брауна» (1994) («Полный запредел»: Бродский, джаз и еще кое-что) // Как работает стихотворение Бродского. Сборник статей. М., 2002. С. 226.
На полях заметим, что оба названных стихотворения сопоставимы по общему для них мотиву рекурсии героя к относительно ограниченному, обозначенному топонимом пространству (у Пушкина это Михайловское, у Мандельштама — Ленинград/Петербург). Оба места облечены индивидуальными авторскими ассоциациями и в этом смысле ставят тексты в отношения глубинного смыслового контраста друг к другу. «…Вновь я посетил…» — элегия со всеми присущими ей приметами и признаками, «светлой» пушкинской грустью по поводу утраченного и светлыми же надеждами на грядущее. «Ленинград» Мандельштама однозначно и бесповоротно мрачен как в детских воспоминаниях поэта-героя, так и в субъективном ощущении нынешнего дня; будущее в нем темно: оно неизвестно и уже этим устрашающе и зловеще.
Объяснение упоминаемых в этом стихотворении реалий см. в: Вайль П., Бродский И. Комментарии к стихотворениям // Бродский И. Пересеченная местность. М., 1995. С. 187.
Об общей намеренной смысловой двойственности этого текста, роднящей его с CT, см. в нашей статье Николаев С.Г. Иноязычие как метакомпонент стихотворных текстов Иосифа Бродского (к вопросу о билингвеме в поэзии) //Иосиф Бродский: Стратегии чтения. Мат-лы междунар. научн. конф. 2–4 сент. 2004 г. в Москве. М., 2005. С. 103–112.
Подольская Н.В. Оним // Русский язык: Энциклопедия. М., 2003. С. 288.
См. сайт Caffe Trieste на ссылке http://www.caffetrieste.com
Англо-русский словарь Americana в составе электронного словаря ABBYY Lingvo, версия 11, 2005.
Как замечает Михаил Крепс, «стихотворение-путеводитель формально имеет… то преимущество, что даже в своем примитивнейшем виде представляет читателю место глазами поэта, т. е. в оригинальном и неповторимом ракурсе, другими словами, может продержаться даже на голом «couleur locale». Кроме того, за счет экзотики весьма обогащается словарь стихотворения, элемент новизны резко снижает предсказуемость текста, даже при отличном знании языка предыдущих стихотворений. На русской почве трудно назвать имя поэта, который бы пренебрег этим жанром» (Крепс М. О поэзии Иосифа Бродского. Michigan. Ann Arbor, 1984. С. 178–179).
См. Большой энциклопедический словарь. Изд-е 2-е. М., 1997. С. 1223.
Цитируется по: Якобсон Р. Поэзия грамматики и грамматика поэзии // Семиотика. М., 1983. С. 462.
Грамматисты характеризуют данную функцию английского настоящего как instantaneous present — моментальное настоящее, при котором действие начинается и завершается примерно в момент речи (см., напр., Crystal D. The Cambridge Encyclopedia of the English Language. Cambridge University Press, 1995. P. 224). В контексте стихотворения Бродского это время может также использоваться для создания драматического нарратива; об этой его функции см.: Thompson A.J., Martinet A.V. A Practical English Grammar. Oxford University Press, 1990. P. 160.
О названной категориально-временной двойственности английского глагола must и возможных его значениях см., напр., в кн.: Nesfield J.C. English Grammar Series. Book IV. Idiom, Grammar, and Synthesis. London, 1924. P. 90.
Краткие сведения о такой переводческой модели можно найти в: Нелюбин Л.Л. Толковый переводоведческий словарь. М., 2006. С. 38.
Более подробно об этом см. в нашей работе Николаев С.Г. Роль и место переводчика в условиях современной межкультурной коммуникации: к статусу «второго творца» художественного текста // Языковая система и речевая деятельность: лингвокультурологический и прагматический аспекты. Вып. II. Мат-лы междунар. науч. конференции. Ростов н/Д, 2007. С. 240–247.
Журнал «Звезда», 2005, № 5. С. 172–173.
Цитируется по переведенной Лосевым работе Филдс К. «Памяти Клиффорда Брауна» (1994) («Полный запредел»: Бродский, джаз и еще кое-что) // Как работает стихотворение Бродского. Сборник статей. М., 2002. С. 226.
В данном случае мы готовы признать и то, что значительная затуманенность смысла возникает в последней строке и по вине Бродского. Не зря даже те англоязычные литераторы, которые симпатизировали поэтическим опытам Бродского на английском языке (в Штатах и особенно в Британии, в академических литературных кругах, английские стихи поэта по большей части встречали раздраженную критическую реакцию), признавали, что в его английских текстах «неудачу терпит музыка, правильное звучание английского языка». — Из интервью с Уильямом Уодсвортом, см. в кн.: Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. Книга вторая (1996–2005). СПб, 2006. С. 432.
