– Кому же быть вороном?
Кинули жребий – и одна девушка вышла из толпы. Левко принялся разглядывать ее. Лицо, платье – все на ней такое же, как и на других. Заметно только было, что она неохотно играла эту роль. Толпа вытянулась вереницею и быстро перебегала от нападений хищного врага.
– Нет, я не хочу быть вороном! – сказала девушка, изнемогая от усталости. – Мне жалко отнимать цыпленков у бедной матери!
«Ты не ведьма!» – подумал Левко.
– Кто же будет вороном?
Девушки снова собрались кинуть жребий.
– Я буду вороном! – вызвалась одна из средины.
Левко стал пристально вглядываться в лицо ей. Скоро и смело гналась она за вереницею и кидалась во все стороны, чтобы изловить свою жертву. Тут Левко стал замечать, что тело ее не так светилось, как у прочих: внутри его виделось что-то черное. Вдруг раздался крик: ворон бросился на одну из вереницы, схватил ее, и Левку почудилось, будто у ней выпустились когти и на лице ее сверкнула злобная радость.
– Ведьма! – сказал он, вдруг указав на нее пальцем и оборотившись к дому.
Панночка засмеялась, и девушки с криком увели за собою представлявшую ворона».[86]
В гоголевском «Вие» сотникова дочь-красавица – уже ведьма. Она обращается в старуху и седлает философа Хому Брута, чтобы лететь на нем, как на бесовском коне, на шабаш. Он читает молитвы и заклятия и в результате этого сам оседлывает колдунью и забивает ее до смерти поленом. Чтобы отомстить убийце перед смертью и утащить Хому Брута с собою в ад, панночка берет с отца клятву, что молитвы над ее гробом будет читать бурсак киевской семинарии Хома Брут. Гоголь рисует зло уже по-новому: во зле есть дьявольская красота, соблазн, с которым в конце концов Хома Брут не может совладать. Зло (мертвое тело панночки в гробу) привлекательно своей гибельной красотой, так что Хому Брута тянет в эту бездну: «…пред ним лежала красавица, какая когда-либо бывала на земле. Казалось, никогда еще черты лица не были образованы в такой резкой и вместе гармонической красоте. Она лежала как живая. Чело, прекрасное, нежное, как снег, как серебро, казалось, мыслило; брови – ночь среди солнечного дня, тонкие, ровные, горделиво приподнялись над закрытыми глазами, а ресницы, упавшие стрелами на щеки, пылавшие жаром тайных желаний; уста – рубины, готовые усмехнуться… Но в них же, в тех же самых чертах, он видел что-то страшно пронзительное. Он чувствовал, что душа его начинала как-то болезненно ныть…»[87]
Во время заупокойных молитв панночка невидящими мертвыми глазами ищет Хому Брута, наводя на него смертельный ужас. Гроб с ее трупом летает над священным кругом, который философ очертил вокруг себя, и не может зацепить Хому Брута. От заклинаний ведьмы к церкви слетается несметная нечистая сила. Железными когтями и множеством крыльев бьются с шумом и визгом упыри и чудовища в окна и двери церкви. Наконец, сам Вий находит философа и железным пальцем указывает нечистой силе его местонахождение. Вий – жуткое чудовище, по-видимому еще более древнее, чем обитатели ада. Он является как будто из-под земли и весь он «в черной земле. Как жилистые, крепкие корни, выдавались его засыпанные землею ноги и руки (…) Длинные веки опущены были до самой земли. С ужасом заметил Хома, что лицо было на нем железное».[88]
Философ Хома Брут не может удержаться от искушения посмотреть на страшное и пугающее лицо Вия, потому что в нем тоже есть нечто притягательное, так же как в красивом и гибельном лице ведьмы-панночки. Любопытство – тот же грех, грех суетности, по Гоголю Это суетное любопытство как раз и убивает Хому Брута: зло побеждает добро силой соблазна.
Фигура чёрта для Гоголя вполне достоверна. Гоголь убежден в наличии реальной демонической силы, действующей в мире. В его произведениях звучит иррациональный мотив дьявольского искажения действительности. Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича «сам черт связал веревочкой»[89], в результате они поссорились – в их ссоре присутствует дьявольская закономерность, заложенная фатальным ходом вещей. В «Невском проспекте» Гоголь пишет, что «демон искрошил весь мир на множество разных кусков и все эти куски без смысла, без толку смешал вместе»[90]. Неминуемо должен был покончить с собой Пискарев, сойти с ума Поприщин, умереть от злобы и ревности к другим талантам герой «Портрета» Чартков (в первой, редакции – Чертков).
Дьявол приложил руку даже к идеальной женской красоте. В женщине сидит черт – эта мысль не раз звучит в словах персонажей. Гоголя. При всем комизме ситуаций, когда эта мысль высказывается, Гоголь, бесспорно, относится к ней совершенно серьезно. Горькая ирония Гоголя в «Невском проспекте» о красоте, тронутой развратом, или красоте, замутненной и сведенной на нет пошлой глупостью, – ирония эта трагична, ведь идеальность женщины подвергается дьявольскому сомнению в подлинности этой идеальности: «…я знал много мужей, которые в восторге от глупости своих жен и видят в ней все признаки младенческой невинности. Красота производит совершенные чудеса. Все душевные недостатки в красавице, вместо того чтобы произвести отвращение, становятся как-то необыкновенно привлекательны, самый порок дышит в них миловидностью…»[91]
В «Тарасе Бульбе» красавица-полячка заставляет Андрия предать родину. Красавица в «Вие» – просто ведьма. Гоголь как будто страшится дьявольского начала в женщине. Недаром он говорил, что благодарен Богу, который хранил его от любви, иначе он сгорел бы в этой страсти; его пламенная натура молниеносно оставила бы от его тела лишь горстку пепла.[92] По Гоголю, опасность дьявола – в его умении сделаться обыкновенным, таким, как все, в его пошлости и заурядности. Фигура Чичикова в «Мертвых душах» – это новая вариация гоголевского чёрта. Не зря Чичикова Д.С. Мережковский и В.В. Набоков сближают с чёртом. «Чичиков – всего лишь низко оплачиваемый агент дьявола, адский коммивояжер: «наш господин Чичиков», как могли бы назвать в акционерном обществе «Сатана и К°» этого добродушного, упитанного, но внутренне дрожащего представителя. Пошлость, какую олицетворяет Чичиков, – одно из главных отличительных свойств дьявола…»[93] Так пишет Набоков. Сущность Хлестакова и Чичикова, по мнению Мережковского, «вечная середина, ни то ни сё – совершенная пошлость (…) два современные русские лица, две ипостаси вечного и всемирного зла – черта»[94].
Сатана видоизменяется у Гоголя уже в «Петербургских повестях»: теперь чёрт вовсе не имеет лица, живет без образа, растворяясь в людях, принимая разные личины и маски; он душит мечту подлинную, заменяя ее грезой об ордене Владимира на шею, распиная себя крестом перед зеркалом ради этой принижающей человека мечты (замысел ненаписанной комедии Гоголя). Вот отчего в первой редакции «Портрета» художник, нарисовавший ростовщика, вымаливает прощение в монастыре, очищается и завещает сыну уничтожить плод зла – портрет. Он рисует сыну апокалиптическую картину, похожую на пророческие «Откровения» Иоанна Богослова:
«Сын мой! (…) уже скоро, скоро приблизится то время, когда искуситель рода человеческого, антихрист, народится в мир. Ужасно будет это время: оно будет перед концом мира. Он промчится на коне-гиганте, и великие потерпят муки те, которые останутся верными Христу. Слушай, сын мой: уже давно хочет народиться антихрист, но не может, потому что должен родиться сверхъестественным образом; а в мире нашем все устроено всемогущим так, что совершается все в естественном порядке, и потому ему никакие силы, сын мой, не помогут прорваться в мир. Но земля наша – прах перед создателем. Она, по его законам, должна разрушаться, и с каждым днем законы природы будут становиться слабее, и оттого границы, удерживающие сверхъестественное, приступнее. Он уже и теперь нарождается, но только некоторая часть его порывается показаться в мир. Он избирает для себя жилищем самого человека и показывается в тех людях, от которых уже, кажется, при самом рождении отшатнулся ангел и они заклеймен страшною ненавистью к людям и ко всему, что есть создание творца. Таков-то был тот дивный ростовщик, которого дерзнул я, окаянный, изобразить преступною своею кистью»[95].
Пророческое слово Гоголя вопиет о бесчисленных жертвах «этого адского духа, живущего невидимо, без образа (курсив мой – Авт.) на земле. Это тот черный дух, который, врывается к нам даже в минуту самых чистых, и святых помышлений (…) Потому что он именно выбирает то время:, когда величайшие несчастья постигают нас. Горе, сын мой, бедному человечеству!»[96]
Как победить антихриста, сатану, дьявола? Логос, творческое слово убьют его, по убеждению Гоголя. Миссия художника – пробудить душу человека, чтобы «душа не заплыла плотью», по выражению Гоголя, Художник, как и Бог, творец творит новый осмысленный мир. Задача художника прямо противоположна задаче дьявола. Если дьявол хочет раздробить мир, разбить его целостный Божественный образ на множество разрозненных осколков, то художник, наоборот, должен собрать мир, внести в него смысл .упорядочить.
